Вилис Лацис - Ладейная кукла

— Высади нас на острове, Мартынь, и возвращайся назад, — упрашивал Янис.

К нему присоединился и Эдгар:

— Когда шторм стихнет, сюда приедут шведские рыбаки и перевезут нас на берег. Тебе нужно возвращаться, Мартынь. Жена будет волноваться, ведь она не знает, куда ты поплыл.

— Ладно уж, ладно, — согласился Мартынь, направляя лодку к островку. — Только я не знаю, удастся ли нам пристать. Море кипит, как котел.

Вдруг мотор зачихал и умолк.

— Перегрелся, дьявол! — воскликнул Мартынь. — Берись за весла, Янис, а я сяду за руль.

Янис поспешно вставил весла в уключины и принялся энергично грести. Темные скалы маленького островка, окруженные белым поясом пены, приближались. Мартынь, не выпуская руля, пытался завести мотор, но он заглох окончательно. Островок совсем рядом. Надо решать, что делать — идти к берегу или держаться на воде, пока не стихнет шторм. И в том и в другом случае рисковать: и Мартынь выбрал первое — попробовать сойти на берег, вытащить лодку, наладить мотор, чтобы отправиться домой. Медлить было нельзя — уже совсем рассвело. Выбрав среди прибрежных скал наиболее удобное место, он сел вместо Яниса на весла и, до предела напрягая мускулы рук, повел лодку к берегу.

Вокруг острова высились серые гранитные скалы, а посередине на фоне светлого неба темнели три креста. Не могло быть сомнений — здесь во время шторма погибло какое-то судно пли рыбачья лодка. За исключением этих трех страшных свидетелей катастрофы, на острове не было ничего.

Искусно лавируя между опасными подводными скалами, Мартынь вел лодку к берегу, который был уже совсем близко. Вдруг послышался треск. Эдгар взглянул на гребца и увидел в его руках конец сломанного весла. Мартынь втащил уцелевшее весло в лодку и скомандовал:

— Надеть спасательные пояса!

Сам он с веслом в руках перешел на корму, пытаясь спасти лодку от столкновения с подводными скалами. Но было уже поздно. Лодку подняло на гребень волны и со страшной силой ударило о скалистый берег. Лодка накренилась, зачерпнула воды и начала тонуть. Рядом с ней вынырнул из пены и сразу же скрылся под водой гранитный выступ. Несколько мгновений спустя лодка развалилась, и все трое исчезли в бурлящем водовороте…

Долго вблизи скалистых берегов кидало по волнам Эдгара. Собрав последние силы, он старался плыть к берегу, но катившиеся навстречу волны уносили его назад, в пучину. Наконец ему удалось ухватиться за скользкий, покрытый зелеными водорослями камень и с большим трудом выкарабкаться на берег. Он нашел в себе силы оглянуться. Волны покачивали обломки разбитой лодки и два спасательных пояса. Упав на прибрежную гальку, Эдгар забылся…

Очнулся он только под вечер. Море переливалось в золотых лучах заката. Шторм утих, и волны с ритмичным журчаньем плескались о каменистый берег.

Голова казалась налитой свинцом, в ушах гудело, ладони были в кровь исцарапаны острыми камнями. Все тело ломило. Эдгар поднялся на ноги и лишь тогда начал осознавать случившееся. Как безумный побежал он вдоль берега, разыскивая товарищей, но напрасно. Ни Яниса, ни Мартыня не было.

Наконец в северной части острова он заметил торчавший среди позеленевших камней обломок весла и черную просмоленную доску. Неподалеку волна покачивала тело человека в серой одежде. На лбу его зияла большая рана. Эдгар узнал его. Это был Кадикис. Очевидно, волна ударила его о прибрежную скалу.

Эдгар выволок тело рыбака на берег и положил на землю. Потом еще несколько раз обошел остров и, убедившись, что Яниса нет, вернулся к трупу Мартыня. Он с трудом перетащил его на середину острова, под черные чугунные кресты, и бережно уложил на землю.

Горестно опустив голову, Эдгар смотрел на лежавшее у его ног окоченевшее тело Кадикиса со сжатыми в кулаки сильными руками. Видно, Мартынь боролся до последнего вздоха, до страшного удара о скалу, лишившего его жизни.

Солнце погрузилось в море. На небе зажглись яркие звезды. Взяв сломанную доску от разбитой лодки, Эдгар принялся копать могилу под крестами. Потом он выкарабкался из ямы и опустил в нее тело Мартыня. Когда могила была засыпана, островок и морскую гладь уже окутала ночная темнота. У горизонта мелькнули огни какого-то судна и вскоре исчезли, оставив Эдгара в одиночестве посреди безбрежного моря на необитаемом острове. Он лег возле могилы Мартыня на прохладную землю и долго пытался заснуть.

Наконец усталость и ритмичный плеск волн сделали свое: он уснул тяжелым, полным кошмаров сном.

Солнце стояло уже над головой, когда Эдгар проснулся. Он еле-еле встал, так мучительно болело тело. Сердце охватила противная слабость. Он вспомнил, что почти двое суток ничего не ел. К чувству голода присоединилась сильная жажда. Он спустился вниз, зачерпнул пригоршню горько-соленой морской воды и глотнул ее.

Глоток холодной воды еще больше усилил голод. Но у него ничего не было: ни хлеба, ни консервов, ни копченой рыбы, которой снабдил их Мартынь. Все лежало на дне моря, может быть, здесь же, рядом, среди прибрежных подводных скал и водорослей. Под его ногами был лишь холодный камень, коричневато-серый гранит. Здесь не было ничего такого, что напоминало бы о жизни, о существовании прекрасной, зеленой, цветущей жизни.

Чтобы укрыться от влажного дыхания моря, Эдгар спрятался в затишье за скалой и стал напряженно всматриваться в морскую даль. По временам на горизонте появлялись струйки дыма из пароходных труб, но вскоре они исчезали.

«Видимо, корабли сюда не заходят, — подумал Эдгар. — Они боятся подводных скал. Надо ждать рыбаков. Они выйдут на лодках в море и отвезут меня на берег».

Эдгар чувствовал себя одиноким узником, заключенным в голубую темницу: под ним беспредельная ширь воды, над головой — бледно-голубое северное небо…

«Не может быть, чтобы не появилась ни одна рыбачья лодка, — думал Эдгар. — Надо поднять сигнал бедствия, известить, что здесь люди».

Сняв рубашку, он повесил ее на самый высокий крест и сам уселся рядом. Бесконечно долго, мучительно тянулось время.

Около полудня Эдгар в волнении вскочил на ноги. Крича и махая крыльями, летели две чайки. Птицы направлялись прямо к острову. Коснувшись крыльями воды, они сели на выступ серой скалы. Долго сидели белые птицы, отдыхая после продолжительного пути. Потом с резкими криками улетели на запад. Взгляд Эдгара следил за полетом чаек, пока они не растаяли в сиянии голубого неба. В сердце зародилась слабая надежда. Там, за горизонтом, куда улетели птицы, должен быть берег. И если не сегодня, то завтра или послезавтра к острову подойдет какая-нибудь рыбачья шхуна и заметит белый сигнал бедствия. Главное — не отчаиваться, выдержать! Мучимый голодом, Эдгар спустился на отмель, перебрал сотни ракушек, но все они оказались пустыми. Тогда он вошел по колено в воду и стал ловить рыбешку. Поймав одну, он жадно съел ее, затем поймал вторую, третью. Рыбки были мелкие, холодные и скользкие, но голод утолили.

Медленно тянулся тяжелый день, за ним последовала еще более тягостная ночь. Рано утром недалеко от острова показалась рыбачья моторка. Сорвав с креста рубашку, Эдгар взобрался на самую высокую скалу и стал подавать сигнал. Немного погодя лодка повернула к острову и вошла в маленькую бухточку. Обезумевший от радости Эдгар кинулся туда. Обняв сошедшего на берег рыбака-шведа, он сбивчиво и торопливо рассказал ему обо всем.

— Садись в каюту, согрейся и поешь. Мы обсудим, как тебе помочь.

Заботливо поддерживая Эдгара, рыбак ввел его в теплую каюту. Он налил ему из термоса горячего, ароматного кофе.

— Ночью мы тебя доставим на берег, — сказал он Эдгару. — Один из моих сыновей тоже борется в республиканской Испании. Он был матросом, во Франции сошел с корабля и уехал в Испанию. Если встретишь его, передай привет…

Эдгар выпил кофе. Горячий огонь пробежал по всему телу, и к мускулам пришла новая сила для далекого пути. Много было потеряно в эти дни, слишком много. Но вера в цель, вера в победу была так же сильна и несокрушима, как этот уединенный гранитный остров в далеком море.

И это самое главное, что нужно человеку, чтобы жить, бороться и побеждать.

Перевод М. Михалевой

Первые лучи восходящего солнца пробились сквозь крону единственной над Кудесным ключом чахлой липы, чахлой, надо думать, оттого, что с полуденной стороны когда-то задел ее шальной снаряд или осколок, и хоть рана зажила, ствол стал трухляветь, дуплиться. А единственной оттого, что над Кудесным ключом искони росла одна липа, да и та, не дотянувшись до вершин стройных сосен, обычно увядала, пустив от корня молодой побег. Стойкий корень, стойкое дерево, стойкий ключ, тоже единственный на всю округу. С виду вроде бы такая же дюна, как все прочие, окаймлявшие старый берег. Теперь-то море от них отступило километров на пять, осталась полоска воды, узкая бухточка, а вдоль нее растянулись рыбацкие лачуги, сараи для сетей, и вблизи поселка лишь этот родник, в знойный день от студеной воды его зубы ломит, а ударят морозы, ключ и тогда не замерзнет. Дюны, полукружьем обступившие поселок, — сосновые пустоши. Даже очень старые рыбаки не знали, что у подножья тех песчаных холмов плескалось некогда древнее море, знал о том лишь учитель да те, кто на уроках в свое время внимательно слушали его рассказы. Вода Кудесного ключа была вкуснее, чем в колодцах, от той воды илом и железом попахивает, а ключевая свежа и прозрачна. С пригорка сбегал ручеек и терялся в поросшей осокой низине, по весне и осени затопляемой бушующим морем. На пути своем ручей подтачивал бок большого серого валуна, замшелого и плоского, как столешница, и такого просторного, что на нем преспокойно можно было бы улечься вдвоем, за неимением подушки положив головы на обветренные корневища сосны.