Евгений Емельянов - Хорошие люди

— Ты хочешь сказать, что у тебя здесь дом?

— Вот именно. Только не дом, а квартира. Я обменялась.

— Но… как же… И Оленька здесь?

— Конечно! Где же ей быть?

— Ты хочешь сказать, — Станислава сбивала с толку веселость его бывшей жены, — что поменяла свою квартиру на Ташкент?

— Что с тобой, Стасик? Ты думаешь, что я опять шучу? Не волнуйся, мой милый солдатик. Я не собираюсь шутить… Мне показалось, что так будет лучше… Через двенадцать лет все мы будем другими.

— Через одиннадцать, — автоматически поправил он Людмилу.

— Да. И я не хочу, чтобы меня третировали на старости лет.

— Неужели ты действительно обменялась?

— О, господи… Я тебе втолковываю это целый час!

— И где же ты живешь?

— Почти рядом с Самаркандской автостанцией. Близко и работа, и всякий транспорт…

— А работаешь где?

— Да на Текстильном же!

И все же в это было трудно поверить. Перед ним сидела самая настоящая Людмила Обухова, с которой он знаком, как ему казалось, всю жизнь, и которая никуда не исчезла и не ушла; она осталась с ним, хоть Станислав и думал, что они расстались навсегда…

А как же Ольга Барабанова?

Воспоминания об Ольге принесли боль. Станислав провел ладонью по лбу, словно этот жест мог успокоить его. Собственно говоря, в чем дело? Что — «как Ольга Барабанова»? Ольга есть Ольга и останется Ольгой… Ольга сказала все.

— Ты знаешь, почему я обменялась? Чтобы Костя никогда больше не нашел меня… — Жизнерадостное выражение на ее лице начало исчезать, в глазах появился блеск — сейчас она должна была заплакать. Но блеск в глазах Людмилы так же быстро исчез, как и появился. Гостья грустно улыбнулась. — Конечно, мне его жалко, но ведь и я должна свою жизнь устроить, правда? Я очень, очень, очень хочу, чтобы теперь Оля навсегда забыла этого человека.

— Он тебя все равно найдет, — сказал Станислав, понимая, что говорить такие слова не следовало бы. — Ему скажут новые хозяева квартиры… или Дильдор Аскаровна…

— Хозяева той квартиры не скажут. И Дильдор Аскаровна — тоже. Потому что я сначала обменялась внутри города. Потом — на Ташкент. А Дильдор Аскаровна уехала в Учкент… Давай еще выпьем, а? Что-то ты скучный! A-а, понятно! — она хлопнула в ладоши, и Станислав вторично вздрогнул. — Понятно, чего ты подумал!.. Не волнуйся, я не собираюсь вешаться тебе на шею!..

— Я не волнуюсь… Зачем ты так говоришь?

— Потому что я вижу!.. Ну, а как ты съездил?

— Нормально.

— Вот и хорошо! Я так и думала! Я хочу выпить за твое счастье. Налей, ты хозяин здесь! Я — гостья… «Налей полней бокалы!..» — пропела она.

— Перестань…

— Не волнуйся! За твое счастье, мой милый солдатик! — и она выпила до дна, и снова сморщилась и закашлялась, и снова улыбнулась сквозь слезы — виновато и воинственно одновременно.

И жалость к Людмиле, которая часто руководила многими прежними поступками Станислава, когда он был еще не женат, вспыхнула с новой силой. Он придвинул свой стул к стулу Людмилы и крепко обнял ее.

— Но я тебя люблю, Людочка. Я многое, очень многое понял, пока ты была рядом…

Он зарылся лицом в ее локоны, и показалось ему, что все вернулось — все, что было: и чувства, и запахи, и мысли, и любовь, и юность…

Иногда человек запоминает настолько малозначащие явления, случившиеся когда-то в его жизни, что становится обидно. Почему в голову лезет всякая чепуха? Станислав запомнил, например, как однажды, когда он вернулся в Учкент из областной больницы, Шурочка (которую он еще не знал) очень удачно скопировала его неуверенную речь. И это было приятно и смешно, и сразу расположило к новой знакомой. А сейчас он вспомнил вдруг красный мячик, который проплыл недавно под мостом через реку Цну. Станислав долго, до боли в глазах следил за этим мячиком, пока он не исчез за поворотом, и думал о себе, об Ольге, о жизни. И почему-то Станислав вспомнил свою первую ночь в казарме после возвращения из города, где он познакомился с Людмилой Обуховой. В ту далекую ночь казалось, что, познакомившись с Людмилой и думая только о ней, он оскорбляет Олю Барабанову — милую, русоволосую, голубоглазую Олю, о которой он так долго мечтал.

Людмила ушла из общежития только под вечер, а вечером явился Антон Петрович — пьяный, веселый, возбужденный.

— Старик, скажи мне только два слова — и я заберу вещи.

— Зачем?

— Мы х-христиане или нет? Личная жизнь человека прежде всего! А все остальное — это придумано… А где же… А Людмила где твоя?

— Уехала.

— Как?! Куда?

— Домой.

— А ты?

— Что я?

Песцов смотрел на него ничего не понимающими глазами.

— Стасик, ты мне должен все объяснить, сам понимаешь, какой я… Твоя жена откуда приехала?

— Из дома.

— Понятно… А где ее дом?

— В Ташкенте.

Станиславу нужно было успокоиться. Прийти в себя. Именно поэтому так долго и так непонятно отвечал он на вопросы Песцова.

— Странно… Почему же ты живешь здесь? Ты разошелся, что ли, с ней?

— Было дело…

— Ага! Решили сойтись?

— Все может быть…

— Правильно! Одному очень хреново… очень… А у тебя такая жена — пальчики оближешь! Дети есть? Тем более надо сойтись!..

— Антон Петрович, слетай за бутылкой, — попросил Станислав.

— Вот это по-христиански!.. Гони монету.

«Хороший человек» — подумал Станислав о Песцове, когда тот вышел из комнаты. — А хорошим людям всегда не везет… Слабовольный, наверно… Там работал… там… А я не слабовольный? И-ди-от! Что толку от твоей… деятельности?.. Но тут он снова вспомнил об Ольге, о Людмиле, и все другие наболевшие вопросы отошли на задний план. «Так и спиться можно» — мелькнула мысль. Станислав пренебрежительно хмыкнул и отогнал ее.

…Как-то Людмила спросила:

— И когда ты снова собираешься в деревню, мой милый солдатик?

— «Деревня, где скучал Евгений, — продекламировал он, — была прелестный уголок…»

И почувствовал, как защипало глаза. И вспомнил деревню: мать, отца, бабушку Варвару, Юрку, Тамару Акимовну и Марину Семеновну, Елизавету Ивановну, Веньку, каким он был тогда, и — Ольгу, Ольгу, Ольгу, Ольгу… Еще ничего не потеряно! — спохватился он. — Ничего! Ему только тридцать, он еще успеет закончить вуз и…

Ныне — Душанбе.