Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов

Была она худенькая, большеглазая и какая-то острая вся, как девочка-подросток, а вовсе не женщина. Коса через плечо на грудь переброшена. Но в самом деле красивая, отметил Антипов с удовлетворением. Лицо, главное, чистое, открытое и не злое. Что может быть хуже, чем злая женщина!

— Таня, — тихо молвила она и склонила голову, придерживая косу рукой. — Татьяна...

— Хорошее имя, — одобрил Антипов.

— Вы извините, пожалуйста. Я не хотела ехать, правда. Это Миша все. Я ведь понимаю, что вам и без меня трудно.

— О трудностях разговор особый, — сказал Антипов и, выставив на середину комнаты табуретку, сел.

Скрипнули половицы.

— Тебе поесть? — суетливо спросила жена.

— Посиди. Значит, женимся, замуж выходим, а родителям чтобы сообщить — дела нет... Так. Родители, они вроде как ни при чем, сами с усами.

— Отец, что ты такое говоришь! — укоризненно сказала Галина Ивановна и встала рядом с невесткой, точно хотела загородить ее.

— Помолчи, мать.

— Понимаете, мы только... — Татьяна закусила губу. — Когда Миша получил назначение в часть, он пришел и говорит...

— Про что и как говорят в таких случаях, это я знаю. А ты садись, садись, не вскакивай. Я тебе не начальство. Твои-то родители хоть знают?

Галина Ивановна делала ему какие-то знаки, однако он не замечал этого. Или не хотел замечать.

— У меня нет родителей.

— Как нет?! — Он растерялся немного, был обескуражен.

— Из детского дома она, отец. Пристанешь вечно со своими вопросами.

— Что ж, и спросить нельзя? — Он почувствовал себя виноватым и не знал, что тут можно сказать. Слова — все, какие были поближе, — могли оказаться сейчас обидными, лишними. А ведь и говорить что-то нужно. Не сидеть же молча теперь.

— Отца я совсем не помню, — заговорила Татьяна. — Он был военный и погиб в Средней Азии, от рук басмачей. А мама... — она вздохнула, — мама умерла, когда мне было шесть лет. Туберкулез легких... А с Мишей мы познакомились недавно. Они ходили к нам в училище на вечера. На танцы. Ну и познакомились там. Я в медицинском училась. Девчонки все смеялись надо мной, почему рыжего выбрала. А он хороший у вас, добрый. Лучше всех... — Застеснявшись, она опустила глаза. — Вы не подумайте, пожалуйста, это правда, что он меня уговорил...

— Да что же мы подумать-то можем, господи! — Галина Ивановна всплеснула руками. — Куда же тебе было и ехать, если не к нам, раз ты Антипова теперь, жена нашего сына! Что тесно у нас...

— В тесноте — не в обиде, — сказал Антипов.

— Проживем, — продолжала Галина Ивановна, поощряемая растерянностью мужа. — Вот война кончится, вернется Миша, и поедем все в Ленинград. В Ленинграде-то у нас большая комната.

— Верно, мать, говоришь. Образуется все. — Захар Михалыч поднялся. — Жить надо. А надо, так и будем.

— Спасибо вам, — сказала Татьяна.

— Чего спасибо! Устраивайся. Теперь это и твой дом. Наш, выходит. А я устал, мать. Поесть бы мне и спать. После договорим, что недоговорили. Михаил-то хотел мне сказать, да на линии что-то у них получилось, не сказал. Давай, мать, поесть.

— Сейчас, сейчас, — заспешила Галина Ивановна, довольная и радостная оттого, что все обошлось хорошо и по-доброму. А боялась она, боялась, что муж сурово, недружелюбно встретит невестку. С него станется. — Выпьешь маленько? Вот, Миша оставил. — Она достала из тумбочки бутылку водки. — И что это за работа, чтобы по две смены?!

— Об этом нечего, — строго сказал Антипов, хмурясь. — А бутылку спрячь до другого раза. Что у врача?

— Обещался скоро выписать на работу. Пойдем, дочка, — позвала она невестку. — Заодно и кухню посмотришь. Вместе теперь хозяйничать будем. Когда я сготовлю, когда Клавдия, а когда и ты. Всем-то вместе и легче еще.

Они вышли, и Антипов усмехнулся вслед им, прекрасно понимая, что боится жена, как бы он без нее не наговорил лишнего невестке.

Не очень-то он обрадовался ее появлению в доме: не в ней дело, а вообще не одобрял женитьбу сына. И не ко времени теперь, и по годам рановато.

У них был разговор на эту тему, когда Михаил приезжал на побывку еще в Ленинград. Сын рассказывал, будто кто-то в училище женился. Товарищ вроде его. Да, именно так и было, и Захар Михалыч тогда сказал, что, прежде чем жену в дом приводить, нужно дом иметь и на ногах крепко стоять. «А много ли у нас с тобой было? — возразила Галина Ивановна в тот раз. — А живем вот, и не хуже других, как посмотреть!»

Начиная от этих слов жены он все отлично помнит.

Они сидели за праздничным столом. Михаил был рассеянный какой-то, несобранный. И как же это можно было ему, дураку старому, не догадаться, не понять, что весь разговор затеян сыном про себя же?! А вот не догадался, не понял!..

«Семья, — говорил, точно по писаному, — дело не шутейное. Сто раз подумать надо, а потом резать! Что мужику забот втрое прибавится, его дело, мужицкое, но и у другого человека, с которым соединяешься, забот не убудет. Оно так оборачивается в жизни!..»

Михаил, поставив стопку, сказал, что он-то и не собирается покуда жениться, просто, дескать, к слову пришлось. Сказал неуверенно, неубедительно, пряча глаза.

Однако и тут Захар Михалыч не понял ничего, не заподозрил, хотя должен был все видеть, все понимать: такая уж родительская обязанность. Не внял Михаил. Не послушался.

А что случилось, то случилось. Нравится невестка или не нравится — никакого значения теперь не имеет. Антипова она, и этим все сказано. Это — главное! Своя, выходит. А если совсем честно, как на духу, так не очень-то он и укорял сына, потому что поступил Михаил, как задумал сам, как посчитал нужным, и этим еще раз утвердил свой антиповский характер.

* * *

Не