Девушка с хутора - Полиен Николаевич Яковлев

На рассвете красные двинулись к югу, погнали белых к морю; задержался только полк, где командовал сотней Степан. Надо было навести в станице порядок. А дашин отец с небольшим отрядом завернул на хутора. К нему в часть пошел добровольцем Игнат.

Оля неотлучно сидела в больнице, ухаживала за Галей и за ранеными бойцами.

— Поправлюсь я,—говорила ей Галя,—и пойдем с тобой сестрами в Красную Армию.

— Комсомол отпустит—пойдем,—улыбалась та.—А сегодня у меня еще радость: один казак мне от папы письмо привез. Он вот-вот будет дома.

Незаметно прошел и угаснул день. Нюра с отцом собралась на хутор. Поехали с ней Феня с матерью. Степан—верхом, а они—в фуре. Нюра с Феней говорили без умолку. А когда миновали курган, Нюра вдруг вскрикнула:

— Батя! Глядите!

С винтовками за плечами ехали на конях Кузьма и Гаркуша. Между ними шли пешком дед Карпо и Марина.

— Стой!—Степан поднял руку.

Марина и дед Карпо сразу узнали его. С минуту все молчали. Когда арестованные подошли ближе, Степан спросил:

— Ну? Что скажете?

Марина опустила голову. Дед нахмурился, провел рукой по поясу, но кинжала на нем уже не было. Покраснев, сказал:

— Имущество мое забирать едешь? Дорвался? Что ж, забирай, грабь. Кому же и грабить, как не тебе? В приданое ничего не взял, так теперь с лихвой получить хочешь?

У Степана потемнели глаза, и он положил руку на шашку. Нюра вздрогнула, окликнула тихо:

— Батя!

Степан, пересилив свой гнев, ответил деду:

— Я и нитки у тебя, старый ворон, не возьму, и никто из нас ничего не возьмет. Это ты был грабитель, всю жизнь у людей кровь сосал. Ты и вот эта змея,—он показал на Марину.— Судить вас будут, а что суд скажет—вы сами знаете. К го на советскую власть руку подымал, тот теперь должен ответ держать перед трудовым народом. А на кадушки-ведрушки ваши никто не зарится. Это вы с голых по нитке стягивали и пухли от своего богатства.

Марина кусала губы и исподлобья посматривала то на него, то на Нюру. Потом ее взгляд остановился на фениной матери, и она крикнула:

— Степан! Может, я и виновата в чем, а вот гляди—Ры-ба льчиху я ж из тюрьмы вызволила.

— Ты?—ф^нина мать невольно приподнялась.

— Я!—твердо выговорила Марина.—У атамана в ногах валялась, за тебя, соседка, просила. Карповна тебе подтвердит, Степан, что это так.

— С Карповной еще разговор впереди,—ответил он и, стегнув коня, поскакал к хутору. Тронулась за ним и фура, арестованных повели своей дорогой.

Когда приехали в хутор, Нюра распрощалась с Феней и ее матерью, спрыгнула с фуры и пошла рядом- с отцом. «Что будет? Что будет?» — с тревогой думала она. Степан слез с коня и направился к хате. Нюра быстро привязала коня, поспешила за отцом. Увидя мужа, Карп'овна вскрикнула:

— Степан!—и бросилась к нему.—Ой, боже ж мой! Да откуда ты? Вот не ждала, не гадала! А я тут без тебя уже и света не бачила.

Она так обрадовалась, что, обняв мужа, не знала, что делать с ним, куда посадить его.

— Нюрка, ну что ж ты стоишь?—крикнула она,—дай же батьке воды, дай чистое полотенце. Ой, сокол мой!—и она заметалась по хате.

Нюра не сводила глаз с отца, с тревогой ждала, как он поведет себя. «Неужто он маме и слова не скажет про Рыбаль-чиху?»—думала она и в то же время боялась, что он будет чересчур суров. Степан уже несколько раз пытался начать разговор о Рыбальчихе, но Карповна сама говорила без умолку и так ласково смотрела на мужа, что он поневоле молчал и ждал подходящей минуты. Наконец, Карповна заметила, что он невесел, и сразу же вспомнила то, чего она больше всего боялась. Она умолкла, вопросительно посмотрела на мужа и, растерянная, опустилась на скамью.

— Степан, — умоляюще сказала она, — не кори...

И вдруг вскочила, схватила его за руку:

— Вот перед богом клянусь—не виновата. Разве ж я думала, что оно так будет? Не со зла я сделала, ради дочки нашей. Да что ж ты стоишь? Ты садись, Нюрка, ну скажи хоть ты

батьке что-нибудь. Я ж и Марину подбила, чтобы она Рыбаль-чиху освободила. Я ж ночи не спала, очи проплакала.

— Э-эх,—вздохнул Степан, сел и опустил голову,—осрами-ла ты меня, осрамила навеки.

— Степан!—сдерживая слезы, крикнула Карповна,—не кори. Кабы знала я, что красные верх возьмут! Не думала я этого... Марина меня замучила. Веришь—руки на себя наложить хотела. А как пришли да забрали ее, я аж крестным знамением себя осенила. Что она здесь натворила! Сколько она зла сделала людям! Она да Алешка Гуглий, да еще...

Запнулась, но все же, пересилив себя, добавила тихо:

— Да еще мой папаша — дед Карпо.

— Видишь,—сказал Степан,—теперь ты поняла наконец.

Карповна молчала.

— Эх, мама, — Нюра покачала головой, — сколько вам батя твердил, сколько я вам говорила!

И впервые Карповна не обрезала Нюру, ничего не ответила ей. Утирая слезы и поминутно вздыхая, она торопливо собирала на стол еду, усадила Степана, Нюру и сама робко присела.

— Ой, боже ж!—вдруг спохватилась она,—у меня -ж для тебя и винца припасен стаканчик.

Суетливо побежала в погреб. Нюра с благодарностью посмотрела на отца.

— Кушайте, батя, вот вы и дома,—постаралась прервать она тягостное молчание. Степан не ответил, сидел, задумавшись, а когда вернулась Карповна, он сказал ей:

—• Гляди—дочка твоя комсомолка, а ты того и не знаешь.

— Комсомолка?—растерянно посмотрела Карповна на Ню-ру.—Ой, боже...

— Да, комсомолка,—продолжал Степан.—От меня она не хоронится, а от тебя, родной матери, как от чужой, весь год хоронилась. Что ты теперь на это скажешь?

Карповна подумала и ответила покорно:

— Что ж, жи'віите, как знаете, не мне вас наставлять, а если перечила в чем, так я же думала, как для вас лучше сделать. Не пойму, что на свете творится, а сердцем чую, что теперь и вправду лучше будет.

А вечером, оставшись с отцом наедине, Нюра сказала ему:

— Я вам, батя, подарок приготовила.

—• Что ж за подарок, дочка?

Она засмеялась, полезла под матрац и вытащила маленький сверточек. Развернула его и подала отцу кисет.