Крейг Маклей - Киноклуб

© Craig McLay 2014

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

Как и многие великие идеи, эта родилась благодаря чрезмерному количеству выпитого – в данном случае пива.

Произошло сие знаменательное событие десять лет назад. Мне было девятнадцать, и я учился на втором курсе факультета журналистики в университете Райерсона. Сначала нас было пятеро. В тот вечер мы сидели, набившись в кабинку «Прожектора», ныне давно забытого паба на Квин-Вест. Только что сходили на показ киноклассики – Фрэнсис Форд Коппола, «Апокалипсис сегодня». Демонстрировалась расширенная версия с улучшенной цветопередачей, вырезанными сценами на плантации и целой компанией обнаженных зайчиков «Плейбоя». Мнения о просмотренном разделились. Я от новой версии пришел в восторг. До этого доводилось смотреть галлюциногенную экранизацию романа Конрада о войне во Вьетнаме только на старых, затертых видеокассетах и в пятничном эфире канала Citytv, который имел привычку до десяти часов вечера запикивать слово «мать» в выражении «твою мать» и слово «господня» в выражении «срань господня». Сидя же в битком набитом зале кинотеатра и имея возможность во всех подробностях лицезреть атаку вертолетов под музыку Вагнера, грохотавшую в ушах благодаря цифровой системе объемного звучания, включенной на уровень громкости 11, я понял, что до этого фильма вообще не видел.

– Полный улет! – воскликнул я, отпив большой глоток от первой пинты.

В те времена маленькие частные пивоварни в моду еще не вошли, поэтому в большинстве заведений на выбор предлагались одни и те же пять сортов в разных вариациях – смотря с каким поставщиком владельцы заключили контракт. «Прожектор» также не был исключением из правил. Самое экзотическое, что там можно было заказать, – пиво «Старая Вена», которое теперь мы требуем исключительно шутки ради. Например, если пригласят на свадьбу к дальним родственникам и проходит торжество в маленьком провинциальном городке, в зале Королевского канадского легиона.

Также за столом в тот исторический вечер собрались Руперт Трелфолл, Костас Ксенопулос, Тео Ломан и Дэйв Окслейд – отцы-основатели.

Немудрено, что с такими именем и фамилией Руперт с шести лет настаивает, чтобы к нему обращались исключительно РТ. Дружим мы с четырех лет. Трелфоллы были первыми соседями, с которыми мы познакомились в новом городе, когда наша семья переехала в Уэстхилл. Впрочем, ничего удивительного – мы с РТ были ровесниками, учились в одной школе и играли в одном парке. Остальную часть населения района составляли главным образом пенсионеры, поэтому наша дружба была, можно сказать, неизбежна. Мы с РТ играли в одной бейсбольной команде и вместе поступили в старшую школу, где у нас обоих развилось непреодолимое желание при первой возможности свалить из нашего болотца. РТ тоже был на втором курсе, только изучал музыку. В группе «ООН» РТ начнет играть только через несколько лет. Потом покинет коллектив из-за творческих разногласий. Через полгода альбом группы займет первое место в хит-параде журнала «Биллборд».

РТ с детства был музыкальным мальчиком. Когда нам исполнилось семь, родители записали нас обоих на уроки игры на фортепьяно. В отличие от меня РТ не только сумел продержаться больше пяти занятий, но вдобавок освоил скрипку, гитару и барабаны, причем с такой легкостью, будто с рождения на них играл. В вопросах, касающихся музыки, у РТ на все есть свое мнение. По мере того как росло его мастерство и профессионализм, РТ избавился от застенчивости новичка и начал смело делиться своими взглядами с преподавателями. Те в ответ советовали ученику реализовывать свой творческий потенциал в другом месте. Постепенно эта склонность в любой ситуации высказывать свое мнение распространилась на все сферы его жизни, в результате чего РТ стал известен как человек с невыносимым характером. Зная его много лет, могу подтвердить, что репутация эта заслуженная.

Зато Костас – совсем другой типаж. Познакомились на первом курсе университета. Оба в качестве предметов по выбору предпочли гуманитарные науки. Кажется, Костас тогда усиленно добивался исключения с факультета международных отношений. С экономического в Торонтском университете его уже попросили. А до этого – с факультета бизнеса и делового администрирования в Мохоке. Как нетрудно догадаться, получить образование было не главной целью Костаса. Для него весь смысл студенческой жизни заключался в том, чтобы пьянствовать, знакомиться с симпатичными девчонками и отрываться по полной. Разумеется, насколько позволяют возможности организма. И учебного заведения.

Все это сходило Костасу с рук, потому что его отец Ставрос – управляющий хедж-фондом и состояние его оценивается в миллиарды долларов. Костас по-прежнему живет с родителями в огромной усадьбе в Роздейле. Для того чтобы ее построить, пришлось выкупить и снести три дома. Своими глазами видел, как Костас за один танец запихнул стриптизерше в стринги сумму, которую среднестатистический канадец зарабатывает за год.

До сих пор удивляюсь, почему он тусовался с нашей компанией. Когда напрямик поинтересовался у Костаса, что мешает ему нежиться на палубе собственной яхты где-нибудь в Адриатическом море, тот ответил, что другие представители золотой молодежи нагоняют на него скуку. Мол, этим лишь бы засветиться на престижном благотворительном аукционе или балу. Конечно, сам Костас в бедности не рос. Отец разбогател, когда сыну было лет тринадцать – четырнадцать, но и до этого семья, мягко говоря, не голодала. Тем не менее в великосветских кругах бедняга чувствовал себя не в своей тарелке.

Рядом с Костасом сидела полная его противоположность. Тео Ломан был на три года старше нас и уже устроился на солидную, настоящую работу – служил актуарием в крупной компании, занимавшейся перестрахованием. Что такое «перестрахование», я не знал. Пришлось спрашивать. Тео пустился в подробные объяснения, в общих чертах сводившиеся к тому, что их фирма продает страховки страховым компаниям. Остальная же часть рассказа оказалась невыносимо скучной, полной профессиональных подробностей и слов вроде «суброгация» и «дифференцированные резервы». Все, кто не являются коллегой Тео, значения этих слов не знают – и знать не хотят.

Большего интроверта, чем он, не встречал никогда. Остается только удивляться, как мы умудрились не только познакомиться, но и сдружиться. Одно время РТ работал неполный день в музыкальном магазине «Ультразвук» в районе Аннекс – ныне заведение закрыто. Кажется, однажды Тео заглянул туда в поисках самоучителя игры на электрогитаре. РТ предложил давать ему уроки. Так и разговорились. Дальше основ Тео не продвинулся. Впрочем, для того, чтобы вдохновенно рубить на подключенной к усилителю гитаре песню «Разрушитель», наш Тео недостаточно крепок духом. Однако друга в результате музыкального фиаско приобрел.

Примерно в это же время Тео сделал предложение девушке, с которой встречался еще со школы. Родители невесты, радикальные католики, категорически не желали, чтобы их дочурка жила во грехе в большом городе. Поэтому Тео каждый день приходилось мотаться на поезде из Ньюмаркета в Торонто и обратно. Поскольку у Тео была постоянная работа и пусть маленький, но собственный домик, мы глядели на него снизу вверх, как на взрослого человека, случайно затесавшегося в наш детский сад. Но, несмотря на все признаки зрелости и состоятельности, Тео был робок, как нищая церковная мышь, и собственное мнение высказывал, только если на него хорошенько надавить. Я тогда частенько шутил, что, если столкнуть Тео с Костасом, они аннигилируют, как частица и античастица.

И наконец, в нашу компанию входил будущий муж моей сестры. В те славные деньки он был просто Дэйвом. В Дэвида С. Окслейда превратился, когда вступил в Гильдию режиссеров. Кажется, в списке уже был Дэйв Окслейд. А может, и нет. В любом случае уже тогда он был редкостным занудой, способным вынести мозг кому угодно, и не утратил этой потрясающей способности по сей день. Вот только волос у Дэйва было чуть-чуть больше, поэтому в те времена он не так сильно смахивал на певца Моби, как сейчас. Кинематографическое мастерство Дэйв изучал в колледже Хамбера и искренне полагал, что этого достаточно, чтобы сделать его суждения истиной в последней инстанции.

– Оригинальная версия лучше, – произнес он, наградив меня снисходительной улыбкой, после которой захотелось надеть грейпфрут ему на нос и использовать в качестве соковыжималки. – Сцены на плантации добавляют исторический и политический контекст, который, на мой взгляд, представляется излишним. А зайчики «Плейбоя», продающие себя за две бочки топлива? Сексистские мотивы фильм совершенно не украшают. Но хуже всего сцена, в которой Мартин Шин крадет доску для серфинга. Он смеется! Нет, серьезно – смеется! Как вам это нравится? А потом Роберт Дюваль отправляется искать доску на вертолете. Вся история превращается в чистой воды фарс! Почему бы тогда просто не переснять фильм с Джимом Кэрри в главной роли?