Анхель де Куатьэ - Вавилонская блудница

Сэм это так не оставит. За ним ответный ход.

– Не может быть! Она – русская? – Гаптен недоуменно посмотрел на Андрея.

– Я не ослышался?

– Выходит, что да, – пожал плечами Андрей. – Странное, конечно, совпадение…

Меня же интересовал совсем другой вопроса.

– Но вы поняли, о каком проклятье, связанном с Россией, шла речь?

Гаптен и Андрей ответили хором:

– Нет.

– Послушайте, а где Данила? – Андреи повернулся на кресле и осмотрелся.

– Действительно, нет, – подтвердил Гаптен. – Странно. Мы тут об этой девушке столько всею нового узнали, а его нет…

Что-то внутри меня дрогнуло. Я вскочил с места и бросился искать Данилу. Первым делом я побежал в наши гостевые комнаты, потом в буфетную, в спортзал, в библиотеку. Данилы нигде не было. У меня началась паника. Я, как полоумный, мчался по длинным коридорам аналитического центра Гаптена…

– Данилу не видели? – спрашивал я, останавливая сотрудников, заглядывая в комнаты и кабинеты. – Данилу не видели?! Видели?! Давно?..

Судя по всему, мы были последними, кто видел Данилу в бункере. Никто из сотрудников аналитического центра не дал мне никакой обнадеживающей информации.

Я наткнулся на Андрея с Гаптеном в одном из коридоров, недалеко от аппаратной внешней защиты.

– Анхель, ты только не волнуйся, ладно? – попросил Гаптен, и по его тону я понял, что никаких хороших новостей для меня у них нет. – Пойдем. Я тебе покажу…

Мы вошли в аппаратную внешней защиты, где находились два человека и много мониторов. Здесь ведется видеонаблюдение за внешним контуром. Бункер расположен на территории бывшего военного полигона и огорожен бетонным забором. Вся местность вокруг забора просматривается круглосуточно. Гаптен попросил прокрутить пленку.

На пленке Данила. Он уже за пределами территории. Бежит прочь по бетонной дороге в направлении шоссе. Сотрудники внешней защиты заметили Данилу, но никто из них не подумал, что это несанкционированный и ни с кем не согласованный выход. Им и в голову это не пришло. Они, конечно, удивились, но тревогу бить не стали.

– Господи, ну куда ты, Данила? Куда?! – кричал я, глядя на монитор.

– В Нью-Йорк, – озабоченно сказал Гаптен.

– Нужно его задержать и вернуть! – воскликнул я.

Мне это казалось логичным. Ведь если человек не в себе, то его берут под опеку и защищают. А Данила не в себе. Теперь это совершенно очевидно. И он, конечно, не виноват. Нина виновата. Но что уж теперь поделать? Нужно, значит, охранять его от него самого.

Андрей высказался на этот счет просто:

– Анхель, но это ведь его право… Мы не можем.

Меня это потрясло. Меня потрясло то, что я додумался до захвата, до ареста собственного друга. А, казалось бы, логичный и прагматичный, Андрей проявил такое… Не знаю, что это, сказать – благородство, великодушие? Нет, неправильно. Понимание и доверие. Еще, может быть, уважение. Мне стало стыдно.

– Да не страшно, – сказал вдруг Гаптен… – Я поставил задачу. Его будут охранять. Как президента. Волос с головы не упадет. Боюсь я Темных. Чувствуется, они сейчас ничем не погнушаются… А до Нью-Йорка Данила все равно не доберется. Виза нужна американская, билет надо купить. Нет, никак не успеет. Никаких шансов.

– Ой ли, – Андрей озабоченно покачал головой.

На душе неспокойно. Мы вернулись в помещение центрального узла – туда, где обычно просматриваем информацию. Но связь с Нью-Йорком пока так и не установили. Мы постояли, посмотрели на серые глаза экранов.

– В Нью-Йорке сейчас утро, – сказал Гаптен. – У нас – время обеда. Пойдемте, поедим чего-нибудь.

Находясь в бункере и сутками глядя на экран, теряешь ощущение времени. Никогда не знаешь наверняка, что сейчас – день или ночь, утро или вечер. Но есть действительно хотелось. И мы отправились в буфетную.

– Нам нужно понять суть Второй Печати, – Гаптен был в замешательстве. В отсутствии Данилы именно на него ложилась вся мера ответственности за исход наших поисков. – У кого-нибудь есть соображения на этот счет?

– У меня – нет, – признался Андрей. – С Первой Печатью как-то все понятнее было. Мне, по крайней мере, так кажется. Копье Власти, первый Всадник – «и вышел он как победоносный, и чтобы победить». Все про власть – от начала и до конца. А здесь что?.. «И дано было взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга». Что это может значить? «Взять мир с земли». Я не знаю. Нет.

Гаптен повернулся ко мне:

– Анхель, а ты что думаешь?

– А я, Гаптен, думаю о Даниле, – ответил я. – Что с ним? Не случится ли чего? Беспокоюсь. Не сосредоточиться никак. И еще сейчас – с этим «задержанием»… Ну, что на меня нашло? Как вообще мне могло такое в голову прийти?! Сам не понимаю… «Давайте задержим Данилу!» Это надо же… С перепугу, наверное. Страшно мне за него. Да и сам он меня напугал. Не могу… Не знаю… Прости.

Гаптен задумался. И мне вдруг показалось, что он как-то особенно воспринял наши с Андреем слова. Он словно услышал в них что-то такое, о чем мы и не думали, когда говорили.

– Послушай, Андрей, а ты можешь дать мне психологический портрет Нины? Ты, как психолог, что думаешь?

Андрей грустно улыбнулся:

– Я надеюсь, ты меня не о диагнозе спрашиваешь? Потому что диагноз я говорить не хочу. Да он и не поможет, я думаю.

– Нет. Но скажи главное. Суть… Она же странная. Правда?

– Да у меня вообще ощущение, что это две разные женщины – одна с Раймондом, другая с Сэмом! – подтвердил я.

– Нет, женщина определенно одна, – Андрей задумался. – Суть, значит… Суть в эгоцентризме. Помните Первую Скрижаль? Она об отказе от собственного «эго», от «я». Эгоцентризм – это, наоборот, усиление собственного «я».

Когда вы освобождаетесь от привязанностей, вы обретаете подлинную свободу. А главная наша привязанность – это наше представление о самих себе, то есть наше «эго».

Так вот, эгоцентрики – это люди, зацикленные на своем «я» они держатся за него всеми силами, цепляются за него. Впрочем, когда я думаю об эгоцентриках, мне приходит не ум не Первая, а Вторая Скрижаль…

– О Другом? – не понял я. Андрей заметно оживился:

– Именно, Анхель! Именно! Понимаете, эгоцентрики категорически не хотят принимать другого человека таким, какой он есть. Все в этом мире должны быть только такими, как им нужно. Так, чтобы эгоцентрику было удобно. Чтобы было удобно его «эго». Понимаете?.. Не знаю, как это лучше объяснить…

Андрей посмотрел на нас, а мы на него. Он понял, что придется объяснять:

– «Эго» – это представление человека о себе и об окружающем его мире. Например, человек считает себя умным. Имеет право. Но имеет ли он право требовать от других, чтобы они думали так же? Человек, свободный от уз «эго», не рассердится, если кто-то назовет его дураком. Более того, он скажет: «Очень может быть». А эгоцентрик возненавидит того, кто назовет его глупым. Возненавидит и будет мстить – прямо или косвенно. В его мире все должны думать о нем, что он умный. В противном случае, они враги, и он объявляет им войну…

– «И дано было взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга», – тихо сказал Гаптен.

– А почему ты вспомнил именно Вторую Скрижаль Завета, а не Первую? – все еще не понимал я. – То есть не про отказ от «эго», а про то, что нужно увидеть в другом человеке Другого?

– В мире эгоцентрика другим людям предписаны определенные роли, – продолжал Андрей. – Они для них куклы, марионетки. Эгоцентрика не интересуют чувства, мнения людей. Эгоцентрик не принимает в расчет их ситуацию, их обстоятельства. Люди для них не живые. Они должны или восхищаться эгоцентриком, или умереть. Грубо говоря, конечно. Но это действительно так. Именно эгоцентрики используют это крылатое выражение: «Он для меня умер». Ну а мне всегда в таких случаях хочется спросить: «А жил ли?» Впрочем, можно не спрашивать. В мире эгоцентриков нет живых людей, отсюда и их жестокость. Они жалеют только себя, входят только в свое положение, преследуют только свои цели. Люди для них – средства. Они неживые…

– Ага! – ухмыльнулся Гаптен. – Изобразительные…

– Что? – Андрей встрепенулся. Он был так увлечен своим объяснением, пытаясь растолковать нам, что к чему, что не поймал этой шутки. – Изобразительные?

– Ну… – Гаптен для большей ясности покрутил перед собой руками. – Люди – средства. Изобразительные… Дама там у нас одна есть. Книжку пишет. И люди у нее – средства, изобразительные.