Мухаммед Юсуф Аль-Куайид - Это происходит в Египте в наши дни

Следствие велось по двум направлениям: первое — нападение сельскохозяйственного рабочего на врача, второе — факт побега обвиняемого из участка прошлой ночью. По возвращении офицера из Тауфикийи писарь подал ему заготовленные списки с именами свидетелей, вызванных для дачи показаний. Свидетелей было множество. Выйдя к ожидающим, офицер прикинул, что если каждому дать по десять минут, то, чтобы опросить всех, потребуется три дня. Заметив растерянность начальника, писарь смекнул, в чем дело, и скромно попросил разрешения дать ему маленький совет.

— Почему бы вам, господин офицер, не заслушать всех свидетелей разом?

Офицер удивился.

— Это же не по правилам!

— Время дорого. И все они будут говорить одно и то же.

Офицеру эта мысль начинала нравиться.

— Ты думаешь, особых разноречий не будет? — спросил он.

— Если и будут, то лишь в частностях.

Кажется, начальник не возражает. Писарь шагнул в дверь, спросил ожидающих:

— Помните, ребята?

Ему дружно ответили:

— Помним, конечно.

Писарь разложил бумагу, взял перо, записал имена свидетелей и их коллективные показания по делу о нападении ад-Дабиша на доктора и его бегстве из-под стражи.

Взглянув на бумагу, офицер засмеялся и сказал:

— Так не пойдет.

— В протоколе все будет иначе, — успокоил писарь. — Показания каждого будут записаны отдельно.

Он по очереди вызывал свидетелей в кабинет и каждого заставлял ставить отпечаток пальца на отдельном листе бумаги, внизу. Выше оставалось место для показаний. Когда все было готово, офицер просмотрел записанное писарем со слов крестьян. Там было сказано примерно следующее.

Плакать хочется, когда вспоминаешь старые, добрые времена. Куда все девалось! Диковинные наступили дни. Глаза на лоб лезут от удивления. Бедняки не желают больше жить в бедности, тянут свои грубые, мозолистые руки к лицам благородных господ, у которых такая нежная кожа. Что случилось? Случилось то, что ад-Дабиш Араис пожелал получить помощь хитростью, в нарушение всех установленных на земле порядков. А когда доктор ему отказал, набросился на него, стал бить, угрожать. Угрозы его затрагивают всю страну и ее будущее. Ад-Дабиша схватили и в тот же день отвезли в участок. Потом, смотрим, он вернулся. Мы думали, его освободили под залог или еще как. А ночью все нам стало ясно. Мы видели, как ад-Дабиш шел с ружьем на плече. От него пахло порохом, а в руке он держал кинжал и всем угрожал. Потом скрылся в полях, и больше его не видели. Бродит где-то там. По ночам доносится его голос издалека, такой страшный, что кровь стынет в жилах. Все в деревне боятся. Он грозил нам, что если кто выйдет встречать великого гостя, смерти ему не избежать. А каждому богатому, который получил помощь, велел ночью принести ее и положить у порога мечети, а нет, так он сожжет его дом. Он их всех знает и знает даже, где продукты хранятся. Все знает как свои пять пальцев. Прошлой ночью слышали, как он бродил по деревне, обходил дома своих дружков Гульбана, Абдаллы, Мустафы, ас-Сувейси. Раздает им винтовки и кинжалы, подстрекает на такие дела, о которых мы раньше и не слыхивали. Намечает планы, чертит карты, снабжает сообщников листовками, передатчиками. В законах это называется антигосударственная деятельность. И все это он делает накануне важнейшего для страны, исторического визита. Цель его — отравить дружественную атмосферу. И поэтому все мы, двадцать тысяч египетских граждан, преданных своей родине и отвергающих импортированные идеи, как восточные, так и западные, южные и северные, требуем суда над ад-Дабишем Араисом и чтобы ему была предоставлена возможность защищать себя, как положено по закону. Еще нужно выяснить, кто за ним стоит, кто его слушает и кто читает его листовки.

Водя пальцем, офицер отыскивал строчки, в которых указывались должности свидетелей. В большинстве своем это были служащие больницы, деревенского совета, школы, а также люди, числившиеся в списках социального обеспечения и, значит, зависевшие от совета. Необходимо было вызвать кого-то из них, дать дополнительные показания. Но офицер не успел этого сделать, так как в комнату вошел председатель совета и прошептал ему на ухо так, чтобы не слышали писарь и солдат:

— Этих свидетелей недостаточно. Придется вызывать его жену, соседей и тех, кто работал с ним вместе. Ты же видишь, все опрошенные никакого отношения к ад-Дабишу не имеют. Некоторые, наверное, в жизни его не видели.

Так же шепотом офицер ответил:

— Вы сами их насобирали, досточтимый председатель.

— Ничего не поделаешь.

— Значит, нужно вести следствие по всей форме?

— Не забудь про розыск подследственного.

В груди офицера шевельнулась давняя страсть к приключениям и разгадыванию тайн. Он весело рассмеялся, заражая своим смехом и председателя:

— Ты в детстве никогда не мечтал стать сыщиком?

— Нет, — сказал председатель и, показывая рукой на свою голову, добавил: — Просто здесь мозги, а не солома. — И оба снова расхохотались.

Офицер протянул ладонью вверх свою полную белую руку. Председатель с размаху положил на нее свою. Раздавшийся при этом шлепок заставил присутствующих вздрогнуть. Еще храня следы улыбки на лице, председатель вышел и приказал немедленно доставить остальных свидетелей и приготовить господам следователям кофе и чай. Офицер, насмеявшись, вытер губы тыльной стороной ладони и взглянул на писаря.

— Вся эта история, — сказал он, — сплошная комедия.

Писарю здесь следовало также засмеяться, что он и сделал. Отсмеявшись, наставительно проговорил:

— Худшее из несчастий то, которое вызывает смех.

— Из несчастий? — непонимающе переспросил офицер.

— Конечно, — серьезно подтвердил писарь. — Разве не несчастье, когда умным и благородным людям приходится так обременять себя заботами из-за какой-то букашки ад-Дабиша?!

— Нет худа без добра. Мы проводим здесь время, спрашиваем, выслушиваем, беседуем, решаем судьбы рабов Аллаха.

— Это верно, эфендим[10].

Офицер выпил чашечку сладкого кофе, выкурил импортную сигарету невероятной длины. Писарь никогда раньше таких не видел, и ему показалось, что она длиной сантиметров пятьдесят, не меньше. «Чего только не придумают», — вздохнул он про себя. Снаружи собрались свидетели. Офицер заявил, что он поведет расследование новым методом, ни в Египте и нигде в мире еще не применявшимся: восстановит всю картину того злочастного дня с помощью людей, с которыми встречался ад-Дабиш. Писарь попросил напомнить ему в какой день все это случилось.

— В воскресенье, — ответил офицер, — недаром говорят, что в воскресном дне есть злосчастный час.

Писарь осторожно поправил господина офицера, напомнив, что таким днем считается пятница. Но, заметив выражение недовольства на лице начальника, поспешил добавить, что в каждой деревне свои поверья. Жители ад-Дахрийи называют злосчастным днем пятницу, но они, безусловно, ошибаются, так как истинно злосчастный день — воскресенье.

Первым вошел высокий человек со следами кохля[11] вокруг глаз, с ухоженной, аккуратно подстриженной бородой. Писарь представил его офицеру как деревенского глашатая. Свидетель показал, что, когда он проходил по улочке, где находится дом ад-Дабиша Араиса, объявляя о прибытии помощи, времени и условиях ее распределения, навстречу ему выбежала маленькая дочь ад-Дабиша Нурситту. Расставив ручонки, она преградила ему дорогу и закричала:

— Ты что объявляешь, дяденька?

Сочтя ее поступок детской шалостью, глашатай не ответил на вопрос. Из дома вышла жена ад-Дабиша и спросила:

— Только беременным?

— Да, ситти[12], — автоматически ответил глашатай.

Женщина взяла девочку за руку и, уводя ее в дом, вздохнула:

— Что за несправедливость такая!

Глашатай упомянул, что это был первый раз, когда он видел жену ад-Дабиша «порожней». Он подумал, что ад-Дабишу здорово не повезло.

— Я пошел дальше, обошел много улиц и все думал об ад-Дабише. А потом забыл, сказал себе, что Аллаху виднее.

— Еще кто-нибудь переспрашивал тебя об этом условии, о том, что помощь получат только беременные? — спросил офицер.

— Да, почитай, вся деревня.

Ее позвали. Она вошла. Справа, ухватившись за материнский подол, шел мальчик. Слева, также держась за мать, — девочка. На руках — грудной младенец. Медленно переставляя ноги — быстрее двигаться ей не давали дети, — подошла к столу. Картина удручающая. Офицер спросил:

— Как тебя зовут?

— Судфа[13].

— Как?!