Альфред Дёблин - Подруги-отравительницы

Ее подруга была потрясена, до смерти напугана. И — вздохнула свободно. Ее преследовало застарелое чувство вины. Перед подругой совесть у нее тоже была нечиста. Со свойственной ей изворотливостью, она громко возмущалась, стараясь увильнуть от наказания, хотя и чувствовала себя виноватой. Она отрицала свою вину до самого суда; это была неумелая, неприкрытая ложь.

Угодив за решетку, Элли пришла в себя. От былого наваждения не осталось и следа. Теперь она не понимала, как с ней могло такое приключиться; сидя в камере предварительного заключения, она писала: «Что тут можно еще сказать. Я припоминаю все очень смутно, как будто это мне просто приснилось». Страха она не чувствовала. Она больше не испытывала лютой ненависти к Линку, все чувства ее притупились, осталась лишь злоба, в том числе и на покойного Линка, и эта глухая неприязнь, это омерзение придавало ей силы. Твердая вера в то, что он был жесток и порочен: вот что ее расшевелило и заставило действовать решительнее. Родители в Брауншвейге стали хлопотать, чтобы ей помочь. Насколько беспечна была Элли, можно судить по тому, как она ополчилась на мать Линка, которая мало того что затеяла это расследование, так теперь еще и пыталась прибрать к рукам вещи Элли, вернее, то, что досталось ей в наследство от Линка. Элли стала тормошить адвоката, который когда-то принял у нее иск о разводе: неужели она должна с этим смириться? В конце двадцать второго года она попрекала в письме родителей и сестер: им следовало взять себе на хранение ее вещи. Она потеряла все, что у нее было, она готова волосы на себе рвать. «Старухе просто нужен повод, чтобы усугубить мое положение, но пусть она только об этом заикнется, тогда я все выскажу, потому что это уже слишком. У Линка ничего не было, кроме драного белья. Если адвокаты не станут себя утруждать, все это может растянуться на годы. О, женщины! Почему они рожают таких бессердечных детей? Меня могут обобрать до нитки; старухе это понравится». Вслед за этим она пишет о том, что погода тут держится хорошая, а воздух просто чудный: «Только смотрите у меня — не болейте. Когда я приеду — чтобы все были здоровые и веселые. Прошу вас, обращайтесь аккуратно с моими пожитками; надо подумать, как мне быть; у меня ведь много обязательств. С сердечным приветом, ваша дочь и сестра, Элли».

Ей казалось, будто она отделалась от Линка, освободилась от него полностью. Но душевное равновесие у нее так и не восстановилось. Теперь, когда наваждение прошло, когда ненависть и любовная страсть поутихли, когда ее собирались за них наказать, она снова вступила в схватку с Линком. Он все еще таился в ее душе. Он врос в самые сокровенные ее чувства. В камере предварительного заключения ей часто снились кошмары. Некоторые из них она записывала. Вот ее сны.

«Мы брели с мужем по лесу, подошли к краю обрыва с оградой. Нам стало страшно — там внизу разгуливали львы. Линк стал ругаться и сказал: „Я сейчас столкну тебя вниз!“ Я и не заметила, как уже лежала внизу. Львы накинулись на меня, но я стала их гладить и ласкать, скормила им бутерброды, которые были у меня с собой. Они меня не тронули. Пока они ели, я полезла вверх по откосу и перебралась через ограду. А Линк рассвирепел и сказал: „Так ты, падаль, не подохла“. Там была калитка, она была просто прикрыта. Я толкнула Линка, и он полетел вниз. Львы его растерзали, и он лежал там в большой луже крови».

«Я была в комнате с маленькой девочкой, мы играли, забавлялись, миловались. Мы разучивали с ней какие-то фразы, которые ей нужно было сказать, и тут домой пришел Линк. Увидев его, мы вышли ему навстречу и сказали: „Здравствуй, папа, как прошел день?“ Как только малышка выговорила несколько слов, он сказал: „Девчонка вся в тебя“. Он вырвал девочку у меня из рук, схватил ее за ноги и шарахнул головой об угол стола».

«Линк купил собачку. Он хотел натаскать ее, чтобы она сторожила дом. Он схватил палку и начал ее зверски бить. Собака уже начинала выть, стоило ей услышать голос Линка. Я больше не могла видеть, как он мучает животное, и раскричалась: „Добром и любовью ты добьешься большего!“ Но Линк меня не слушал, тогда я отняла у него палку ударила его по голове, и он упал замертво».

«В зале повсюду лежали мертвецы. Мне надо было их обмыть и обрядить, но я по неосторожности опрокинула скамью. Все мертвецы попадали на пол. Когда я их поднимала, мне стало так жутко, что я бросилась бежать или хотела закричать. Но я не могла сдвинуться с места, а крик застрял у меня в горле».

«Меня вызвали в суд. Мне назначили очень суровое наказание. Пока я ломала голову над тем, как бы мне покончить с собой без мучений, пришла надзирательница и сказала: „Я помогу вам“. Она взяла нож и рассекла мне тело».

«Я услыхала голос мамули, которая звала меня, и подошла к окну. Тут я услышала, как кто-то вошел ко мне в камеру. Он оттащил меня от окна».

«В моей комнате лежал совсем холодный человек. Не знаю, кто это был: мужчина или женщина; может, это был мертвец, не помню. Человек был такой холодный, что мне стало его жаль. Я вытащила несколько тлеющих углей из печи и положила на кровать, чтобы ему было теплее. И в тот же миг всё загорелось, а я совсем потеряла голову, прямо как помешанная. Не передать, что ты чувствуешь, когда просыпаешься и понимаешь, что на самом деле ничего такого не было».

«В комнате стоял человек с ведром, а в ведре у него лежала змея. Этот человек указал змее, куда нужно ползти, и она обвилась вокруг меня и укусила меня в шею».

«Я разглядывала белое знамя с черным орлом и курила сигарету. Случайно я прожгла в нем дыру. За это меня отдали под трибунал и приговорили к пожизненной каторге. От отчаяния я повесилась».

«Мы перебрасывались четырьмя мячами. В воздухе мячи окрашивались в разные цвета. Вдруг они превратились в человеческие головы, и они так на меня зыркнули, что мне стало страшно. Я испугалась и бросилась бежать. Но как я ни силилась, все равно не могла сдвинуться с места. Тогда я стала звать на помощь мамулю. Но крик застрял у меня в горле. Проснулась я вся в поту».

«Я шла по полю. Мы добрались до мельницы, вошли вовнутрь и попросили немного муки. Мельник оказался ужасно злой, он указал нам на дверь, и я так рассвирепела, что толкнула его прямо на мельничное колесо, и его разорвало в клочья».

«Мой муж все собирался уехать за границу. И вот он отправился в путь и взял меня с собой. На корабле я дивилась всему, что видела, и обо всем расспрашивала. Мои расспросы утомили Линка, и он выбросил меня за борт. Но кто-то это заметил и спас меня. Когда Линк меня снова увидел, ему это не понравилось; я ему надоела. Тут до меня дошло, что он нарочно взял меня с собой, чтобы от меня избавиться. Я его толкнула. Линк как-то неудачно упал в воду и больше не всплыл. Но я все равно вижу, как он ходит за мной».

«„Ты же мне давно обещал купить туфли, так сделай, как я прошу“. „Хорошо, куплю тебе деревянные башмаки. Для тебя сойдет“. Я сказала: нет уж, спасибо, тогда мне ничего не нужно. Как только я произнесла „спасибо“, он ударил меня по голове, так что у меня в глазах потемнело. Когда я пришла в себя, мы уже сидели в трамвае. Линк сказал: „Ну чего — угомонилась?“ Только тут я сообразила, что вообще произошло. Я просто не могла сдержаться. Когда мы выходили, я толкнула его под трамвай, и тот сразу его переехал, так что он лежал весь искромсанный в луже крови».

Когда Элли сидела в тюрьме, она часто видела во сне и в полудреме предметы и лица, которые разрастались до ужасных размеров. По ее словам, у нее от этого болели глаза; она так боялась что-нибудь выкинуть помимо своей воли, что у нее начинало колотиться сердце. Часто она ловила себя на том, что ходит во сне. Ей было страшно спать, она делала холодные обтирания. От этого ей становилось лучше; но она так и не смогла избавиться от дурных снов.

Ее подруге, Грете, по ночам тоже часто снился муж. Он надвигался на нее, угрожая кинжалом или топором. Она вся сжималась от дикого ужаса. Но бывали у нее и куда более беззаботные, приятные сны. Она бежала по зеленому лугу, заросшему цветами, порой видела во сне яркий снег, выгуливала свою собаку. Очень часто ей снилась мать, и тогда она начинала плакать во сне, так что соседке по камере приходилось ее будить. Ей снилось, что муж ругается с ее матерью. Снилась ей и фрау Линк, ее подруга Элли, которая стояла перед ней, плакала и говорила: «Линк снова меня избил».

Все эти события, арест, допросы, сильно взволновали Элли. Она не просто пришла в себя; судя по ее сновидениям, в ней произошли перемены. Только теперь она со всей ясностью увидела, что она совершила; только теперь убийство Линка стало для нее реальностью. Страсть уже не ослепляла ее, и в ней заговорили родственные чувства, семейные инстинкты, которые расшевелил арест и суд. Вот откуда хлынули мощные потоки коллективных чувств. Днем она казалась веселой и спокойной, но по ночам и во сне ее жгли изнутри неискоренимые обывательские чувства. Ее тянуло к родителям, к матери: она шла на зов своей мамули, но ее оттаскивали от окна в камере. Преступление — вот что разлучало ее с матерью.