Ведьмина кровь - Рис Селия

22.

Ной здоров, но миссис Риверс все еще слаба. Мальчика отдали кормилице — женщине, у которой есть и собственный младенец. Марта делает травяные сборы, которые я передаю Ребекке, чтобы она заваривала их для матери.

23.

Май — июнь 1659

Вчера раздался крик: «Земля! Вижу землю!» — и все так рванули на левый борт, что корабль чуть не перевернулся. Светловолосый паренек, показавшийся мне на солнце рыжим, проворно спустился с мачты, где дежурил. Он спрыгнул с каната и подскочил к капитану, который держал наготове серебряный шиллинг. Парень взял монету, подбросил ее вверх, и она заблестела на солнце. Затем он сунул награду в карман и улыбнулся, и зубы сверкнули ослепительно-белым на его смуглом лице.

Я прибилась к остальным, чтобы разглядеть землю. На горизонте маячила темная полоса, которая напоминала облако, но корабль подходил к ней все ближе, и вот уже завиднелись холмы и скалы над пеной прибрежных волн.

Мы очутились гораздо севернее, чем рассчитывали, но вид суши — все равно радость после стольких дней в открытом океане. Элаяс Корнуэлл вышел вперед, видимо, чтобы вознести хвалу небу, но в этот момент с кватердека раздался голос капитана:

— Прошу освободить палубы. Моим людям надо работать. Мы еще не доплыли, а это земли самого Дьявола.

Преподобный открыл рот, чтобы возразить, а его бледное лицо залилось краской от возмущения, но капитан уже отвернулся и выкрикивал команды матросам — измерить глубину, спустить лодку на воду. Так что Корнуэллу ничего не оставалось, кроме как увести паству на нижнюю палубу и возглавить службу там.

Решив, что мое отсутствие не заметят, я осталась смотреть на берег. Миля за милей, насколько хватало глаз, тянулась неровная линия острых камней. Я думала, что земля будет выглядеть гостеприимно, но не тут-то было. Она выглядела до мурашек пустой и унылой. Я поежилась.

— Мрачное зрелище, да? А ведь после стольких-то дней в море — ждешь, ждешь…

Рядом стоял парень, который первым заметил землю и заработал шиллинг.

— Да уж. Выглядит враждебно.

— Хорошо, что тут не надо высаживаться. Коварный берег: здешние камни расколят днище на куски, если подойти близко. Это дикий край, и живут в нем дикари. — Он сощурился и вновь повернулся ко мне: — Ты та девчонка, что спасла младенца? Говорят, он был мертвый, а ты вдохнула в него жизнь.

— Ничего подобного! — выпалила я, торопясь опровергнуть любой намек на волшебство. — Я просто прочистила ему рот и нос, чтобы он смог дышать.

— Мне-то что. Это люди поговаривают, — он пожал плечами и сменил тему: — Ты не шибко общительная, я смотрю.

Он кивнул в сторону нижней палубы, откуда доносился гул благодарственной молитвы.

— Мне больше нравится на палубе.

— Понимаю. — Он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. — Внизу воняет, да? Еще бы, здесь лучше. Ты тут все время торчишь.

— Я тебя тоже видела. Ты охраняешь курятник Марты.

Марта взяла с собой своих кур и петуха, рассудив, что женщина с курами точно не пропадет на новой земле, но не подумала, что матросы могут на них позариться. Большую часть птиц удалось уберечь благодаря этому мальчишке, но их держат на палубе, и в последнюю бурю им пришлось несладко. Они молчат и жмутся друг к другу мокрыми боками, глаза затянуло пленкой, а перья покрыты солью. Даже петух приуныл и не издает ни звука. По ним видно, как плохо сухопутным тварям без земли.

— Да уж, присматриваю, — засмеялся парень. — Иначе их бы давно кто-нибудь сожрал.

— О, гнев Марты был бы ужасен! — улыбнулась я. — Кстати, мы с ней путешествуем вместе. Меня зовут Мэри Ньюбери.

— Джек Гилл, — представился он. — К вашим услугам.

Он протянул мне руку, которая оказалась на ощупь шершавой и твердой. Я повернула ее ладонью вниз и увидела, что кожа на тыльной стороне кисти потрескалась. Соленая вода разъела ранки и не давала им зажить.

— Хочешь, я принесу тебе мазь? — предложила я.

— Здесь у всех такое, это не страшно. — Джек забрал руку и посмотрел на глубокую трещинку в складке кожи между указательным и большим пальцами. Затем вновь кивнул в сторону нижней палубы: — Марта тебе не родственница, да?

Я покачала головой.

— И другой родни нет?

Я вновь покачала головой и удивленно взглянула на него.

— Так и думал. — Он потянулся и схватился за канаты над головой. — Держишься особняком, людей сторонишься.

— Они добрые и приняли меня как свою, просто…

— Ты сирота.

Я кивнула. Ведь мать, потерянная сразу же после обретения, не считается.

— Вот и я тоже, — Джек откинулся на канатах. — Родители поплыли в Вирджинию: отцу сказали, что там можно разбогатеть, выращивая табак. Но он подхватил лихорадку и помер, ну и мать вслед за ним. С тех пор я сам по себе.

— Не думал вернуться домой?

— Куда, в Англию? — Он покачал головой. — Кому я там нужен, лишний рот. У меня нет дома, как и у тебя. Но я устроился на корабль, так что теперь вот он, мой дом.

Джек подался вперед и навис над бурлящей водой, держась за снасти.

— Море, — улыбнулся он. — Море — моя жизнь. Я разные берега видел. Мы ходим в Англию, во Францию, на Винные острова и в Испанию. Возим табак, барбадосский сахар и ром, вымениваем меха и соленую треску… Торговля идет хорошо, рано или поздно я выбьюсь в люди.

Я посмотрела на него, и он улыбнулся, словно прочитал мои мысли.

— А чего? Я уже сейчас неплохо получаю, разнося посылки и письма. Накоплю сколько надо, и у меня будет своя доля груза — дерево, меха, ром или табак. В Лондоне это все продадим, а на выручку наберем одежды, железа, инструментов, посуды, другого добра. Все это тоже продадим — а потом снова что-то купим. Так все и вертится, — он рукой нарисовал в воздухе круг, и глаза его заблестели. — А когда я наконец накоплю сколько действительно надо…

Его перебил хор, внезапно грянувший у нас из-под ног. Пели псалом без аккомпанемента: пение был нестройным и громким.

— Вот это благочестие! — засмеялся Джек. Из всех голосов выделялся узнаваемый баритон Элаяса Корнуэлла. — Капитан ненавидит священников еще больше, чем ведьм, — продолжил Джек и, оглядевшись, вполголоса добавил: — У нас, кстати, есть одна на борту.

— Откуда ты знаешь?

— Странные вещи творятся.

— Вроде давешней бури? Так в море часто бывают бури.

— Да не буря. Другие вещи. Например, сразу после шторма мачта загорелась. Прямо вся пылала, как огромная свеча! Только от этого пламени не было жара, хоть руками трогай. Это огонь святого Эльма, редкое диво. По-другому он называется ведьминым огнем, и говорят, что он и есть дух ведьмы. Кроме того, на борту время от времени видят то ли зайца, то ли кролика…

— Кролика?! — засмеялась я. — И где же он прячется?

— Не смейся! Это очень серьезно! Кролик на борту — плохая примета!

— Не верю я в кролика на борту! Небось это корабельный кот.

Я видела его — огромного, полосатого, нос со шрамом и драные уши. Так и поедал глазами курятник Марты.

— Ну, может, — сдался Джек. — Но поговаривают, что это ведьма-оборотень. Тут есть моряки родом из Корнуолла^[5], уж они чуют нечисть быстрее, чем ведьмоколы. А еще они говорят, что кто-то наблюдал за нами от Плимута до Лендс-Энда, а потом когда мы проплывали Силли.

Выходит, не я одна чувствовала, что с берега приглядывают за «Аннабеллой».

— Что-то я на нижней палубе такого не слышала.

Я старалась говорить непринужденно, хотя ненавижу притворяться. Но нельзя допустить, чтобы меня подозревали в колдовстве. Не ожидала, что придется этого бояться даже так далеко от дома.

— У моряков свои приметы. Для нас дурной знак, например, когда на борту священник или когда женщина свистит. На корабле разные бывают беды, не только ветер и непогода. Все это знают, но капитан наказывает за суеверия. За такой разговор могут даже высечь. Впрочем, сейчас-то все в порядке… — Он ухватился за деревянную балку над головой и посмотрел на безоблачное небо. Ветер бодро дул в паруса, и корабль уверенно двигался вперед. — О суевериях вспоминают, только когда что-нибудь не так.