Хербьёрг Вассму - Наследство Карны

— Подними меня на чердак!

Глаза ее горели решимостью и безумием.

— Ни за что! — крикнул Олаисен, стараясь расширить отверстие.

Повалил дым. Непроницаемый, как стена, он окутал Олаисена и заставил его спуститься, чтобы глотнуть воздуха.

Ханна тут же оказалась на стремянке. Бросила на чердак скомканную старую простыню. Конец простыни свешивался из прорубленного отверстия.

Прежде чем Олаисен успел отдышаться, она была уже на чердаке. Кашляя, крикнула ему, чтобы он помог ей спуститься, когда она скажет.

— Ты сошла с ума! — в ужасе крикнул он.

Они поднялись высоко на пустошь и остановились, чтобы перевести дух. Любовались проливом и отвесной горной стеной на том берегу. Внизу в зеленой дымке лежали поля и дома.

Педер первый заметил неладное. Дым.

— Что это они развели там такой огонь? — удивился он.

— Да. — Думая о предстоящем разговоре с пробстом, Вениамин не спеша раскурил трубку, затянулся.

Они поговорили о погоде — в такую ясную погоду клева не бывает. Сейчас бы небольшой ветер…

Неожиданно Педер показал вниз рукой. В глазах застыло удивление.

Красный язык лизнул крышу большого дома. Лизнул и вырос. Пополз во все стороны. И хотя было очень светло, они увидели взлетевший над крышей сноп искр.

Пока они старались осознать увиденное, в небо взметнулось еще несколько огненных языков.

— Пожар!

Вениамин первым бросился вниз. На пустоши остались брошенные рюкзаки. Педер оказался из троих самым проворным. Вскоре он намного опередил Вениамина и Эверта.

Теперь на чердаке было два отверстия. Огонь получил достаточно воздуха и пищи. Пламя принялось за лесенку, ведущую к лазу. Ведра с водой подносили уже не так часто — служанки и сын Олаисена выбились из сил.

Услышав кашель Ханны, Олаисен крикнул:

— Спускайся! Ханна! Сейчас же спускайся!

Он стоял на стремянке и плескал в отверстие воду. Юхан снизу подавал ему ведра. Время от времени им приходилось подбегать к окну, чтобы глотнуть воздуха. Меняться местами. Ведра, ведра — они без конца поднимали их наверх.

Наконец из-за мокрой простыни послышался хриплый голос.

— Тяните! — Они потянули.

В отверстии показалась Карна. Несколько драгоценных секунд ушло на то, чтобы спустить ее вниз. Она была без сознания, но ожогов на ней как будто не было. Она дышала.

Юхан вынес ее из дома, передал служанкам и повернулся, чтобы идти обратно.

Тогда он увидел, что огонь вырвался на крышу возле двух труб и что пламя прогнало Бергльот и девушек со второго этажа.

Его охватила паника. В открытом окне кашлял Олаисен.

Лестница! В прежние времена на стене хлева всегда висела лестница. Бергльот помогла Юхану притащить лестницу, и они вместе приставили ее к окну.

Олаисен что-то кричал, но Юхан не мог разобрать слов. Он схватил камень и полез вверх. Выбил стекло во второй половинке окна. На Бергльот посыпались осколки.

Он влез в комнату, и дым почти парализовал его. Легкие грозили разорваться в любую секунду. Он, скорее, догадался, чем увидел, что Вилфред что-то тянет, стоя на стремянке. Тут же Юхану пришлось отбежать к окну, чтобы глотнуть воздуха.

Юхан сорвал рубаху и обвязал ею рот и нос. Забравшись на стремянку, он увидел руку, свисавшую из отверстия. Дина!

Он потянул, но что-то мешало. Видно, Дину чем-то придавило.

— Боже милостивый! Помоги грешнику! — громко молился Юхан.

В ту минуту, когда он подумал, что еще не все потеряно, в нем проснулись силы, о которых он не подозревал. Наверное, берег их как раз для такого случая.

Он дернул, словно хотел сдвинуть с места весь дом. На чердаке гудел огонь. Ближе, ближе.

Юхан больше не слышал Олаисена. В панике он решил, что Олаисен, спасаясь, вылез через окно. Невыносимое чувство одиночества чуть не сломило его.

В последний раз он повернулся спиной к отверстию и дернул. Дина сдвинулась с места! И они оба упали со стремянки.

Он вскочил и потащил ее к окну, громко зовя на помощь Олаисена. Потом бросился к окну, чтобы набрать в легкие воздуха.

Олаисен был у окна, он свесился вниз и тяжело, со свистом, дышал. Юхан ногой распахнул раму целиком, чтобы им обоим хватило места.

На одно мгновение. Потом они вместе перетащили к окну Дину.

Женщины принесли из людской и других домов все тюфяки и перины и постелили их под окном. Войти в большой дом было уже невозможно. Юхан сорвал тюфяк с кровати и сбросил его вниз.

— Уберите лестницу, чтобы она не упала на нее! — крикнул он. Ему повиновались. Они подняли Дину на подоконник. Держа ее под мышки, Юхан свесился как можно ниже и выпустил ее из рук.

Оглянувшись, он увидел, что Олаисен пытается вернуться к стремянке. И тут же с потолка с грохотом упала горящая балка. Вся комната мгновенно вспыхнула. Они с Олаисеном оказались в аду.

Юхан всем телом ощутил, что такое адский огонь.

— Уберите Дину, мы прыгаем! — крикнул он.

Люди сгрудились над Диной. Растерянные, еще не осознавшие случившегося.

— Прыгай! — заорал Юхан в ухо Олаисену, словно их разделял океан.

— Ханна! — Олаисен обернулся к огню.

— Слишком поздно! — Юхан грубо схватил Олаисена, пытаясь повернуть его к окну.

Олаисен вырвался.

— Ты спятил! — крикнул Юхан.

Олаисен не видел его. Шатаясь, он пошел к стремянке, напоминавшей огненный столп. На чердаке с грохотом рушились стропила.

Юхан пошатнулся. Потом его охватила ярость, которой ему не хватало всю жизнь. Наконец он ее обрел. Он бросился к Олаисену и ударил его. Ударил по голове и не промахнулся.

Теперь предстояло подтащить его к окну. Олаисен был большой и тяжелый. Юхан думал, что это конец. У него вспыхнули волосы. Одной рукой он пытался смахнуть огонь.

Наконец он вывалил Олаисена за окно, крича что-то поднятым к нему побелевшим лицам.

Он не помнил, как прыгнул сам. Но, должно быть, все-таки прыгнул, потому что над ним встал огромный светло-голубой купол неба.

Юхан чувствовал, как его оттащили подальше от огненного ада. Он снова мог дышать и попытался понять, не сломал ли он руки и ноги во время прыжка. Каждой мышцей он ощущал смертельную усталость. Очень медленно он повернул голову.

И увидел Дину. Она лежала на черной от сажи перине. Волосы обгорели. Правая сторона лица обуглилась. Сверху лицо покрывала вековая пыль с чердака Рейнснеса. Из вздувшейся массы, прикрытой обгоревшими клочьями ткани, торчала одна рука и верхняя часть туловища.

Шея, как ни странно, не пострадала. Белая, молодая. Но не очень чистая. Как в первый раз, когда Юхан увидел ее.

Ему было трудно осознать увиденное.

У него вырвался вопль, как у быка, раненного мясником, у которого соскользнул нож из-за того, что он не рассчитал силу удара.

Сыновья Олаисена стояли у садовой изгороди и смотрели на небывалый костер, с гулом рвущийся в небо. Старший держал на руках младшего.

Ни у кого из взрослых не было времени поговорить с ними, пока не пропала надежда спасти тех, кто остался в доме.

Всем хотелось быть там, когда их спасут. Хотелось узнать. Помочь. Хотя бы только тем, что затаили дыхание.

Когда рухнула крыша, Олаисен с поднятыми руками и сжатыми кулаками бросился к парадному крыльцу.

— Выходи! Ханна! Я кому сказал, выходи! Сейчас же выйди оттуда! Вспомни о своих сыновьях!

Старший из них, десятилетний Рикард, в эту минуту превратился в старика. Собрав вокруг себя братьев, он стоял с ними у изгороди.

Сара, прихрамывая, подбежала к мальчикам, и они все вместе опустились на траву. Вскоре жара и тут сделалась невыносимой, и им пришлось еще раз перебраться в другое место.

Время от времени в небо взлетали снопы искр.

Мальчики цеплялись за Сару. Хватали ее за руки и за юбку с такой силой, что их нельзя было оторвать от нее.

Карна несколько раз приходила в себя. Но у нее снова начинался припадок. Ее пугало это зарево. Она не хотела туда!

Один раз, открыв глаза, она увидела Юхана, стоявшего на коленях перед чем-то, лежавшим на белом покрывале. Он лил на это воду. Ведро за ведром. На Карну он даже не взглянул. Никто не смотрел на нее.

Все были заняты своим делом. И над всем колыхалось зарево. Нет, это была не музыка моря, а гудящий, кошмарный треск. Свет должен быть тихим, во всяком случае — спокойным. Он не должен грохотать.

Где же Педер? Неужели и он покинул ее? Наконец он появился. Поднял ее и куда-то перенес. Там тикали часы. Часы Стине.

Тогда Карна вспомнила все. Чердак… Стине, упрекнувшую ее в том, что она перестала читать Библию… Но ведь там было и еще что-то? От Педера пахло костром, который они жгли на Иванов день. Или костром пахло от нее самой? Ну конечно! Костер! Он в этом году был необычно большой.

— Педер, это костер? Да? — хотела спросить Карна. Кажется, у нее это не получилось. Но Педер обнимал ее. И без конца повторял, что она жива.