Коллектив Авторов - Здравствуй, племя младое, незнакомое!

На завтрак зимой чай – главная еда, наливаешься им до очумения, словно не на мороз идти, а в пустыню типа Сахары, верблюды не просто так впрок напиваются! Надька оладушки справила, успела встать пораньше

Андрея. Не всегда так. Уклады древние в тех временах и остались, а что с бабой сделаешь, если по телевизору круглые сутки сериалы крутят про красиво-слезливую жизнь? Может, в них и спасенье? По нашей жизни, по натуральной, сплошной столбняк, а сказка цветная – вроде отдушины...

Так-то Надежда приноровилась теплые рукавицы шить да одной базарной торговке оптом сбывать... Дешево, конечно, но без хлопот: самой в рядах не стоять, не торговаться, в глаза людям не заглядывать. Тяжело всем, всем поголовно, хоть бедным, хоть состоятельным.

Андрейка, помнится, еще в пионерах был, а его родители уже копейку за копейкой считали, чтобы жить. Все верилось, что завтра легче станет, да что-то уже не верится... Ни во что не верится, разве что в Бога. Те же копейки совсем легкие стали, невесомые; любое начальство, что раньше просто вороватостью славилось, теперь одурело от безнаказанности и наглости: хапают уже миллионами долларов. И нет зависти к ним; просто ежели ты, работяга, пару досок со стройки какой утянешь да попадешься, – сидеть тебе непременно много лет... В городе самый большой начальник на все мохнатую лапу наложил, от всего откусил, отхватил, на всем подзаработал, причем без стеснения, словно так и быть должно... И что? Посадят его?! На-каси – выкуси!.. Он губернатору лучший друг. А теперь губернатора любого не то что милиция – всякий прокурор боится! Теперь губернатор – сам себе закон в законе... Прежнережимные бандиты-уголовники по сравненению с теперешними начальниками что-то вроде ангелочков бескрылых... Они так, мелочь по карманам тырили. Президент по телевизору правильные слова говорит, указы пишет... А на Руси-матушке чуть не каждый начальник миллионы наживает на людских бедах и в ус не дует. Нет на него управы... И не будет! Цари были, императоры, генсеки... Кого только не было, но с этой казенной урлой никто не справился! Бессмертна она.

Так Андрей размышлял не от скуки – от безысходности! Как хотелось ему жить по-чести, а выходило племянничку городского головы в воровстве пособлять, можно сказать, за куцую пайку.

В их краях лесов не то чтобы было мало, а были они совсем хилые, болотные. Кондовых стволов на гектар – с пяток, и то не всегда найдешь, но начальство со своей дури у самих себя купило современную пилораму для частного пользования – нешто ей простаивать? Лес в соседних краях покупать, конечно, можно, да накладно выходит, а начальство давно уж не копейки какие, а американские центы посчитывает... Короче говоря, стали они окрестные леса от хороших стволов очищать под видом «санитарной вырубки»! Главный лесничий вроде сначала воспротивился, но очень скоро вылетел на пенсию, а новый лесничий оказался в дальнем родстве с городским головой... В городе, вообще, на мало-мальски важных должностях рассадились родственники, народ уж смеяться перестал, а так – поплевывал в спину. Хотел бы в лицо, но это называли «оскорблением чести и достоинства», могли засудить, хотя оскорблять было нечего... Не было у этих господ-товарищей ни чести, ни достоинства, и совести, само-собой, – никогда. Однако судья всех правдолюбцев судил строго: как правду в сторону начальства высказал – так в суд, или опровергай, или восполняй начальственный моральный ущерб деньгами! Вот и плевали вслед начальственных машин люди, раз ничего другого не оставалось: такой плевок в суде доказать сложно. Шофер мэра все сокрушался после ноябрьских праздников: что за народ, весь багажник «Волги» изукрасил художественными плевками!

Однако кушать было надо. В городе работенка любая была на вес золота, приходилось браться за все, что ни попадя. Племянничек-то в работниках нуждался – тех, что «берут побольше, кидают подальше и отдыхают, пока оно летит»...

... кондовый лес привозили к пилораме рано утром или поздно вечером всегда на разных машинах, его нужно было быстро и аккуратно затащить на лесосклад. За машину племянничек платил двести рублей; а как брались обычно вчетвером, так и выходило по пятьдесят рублей на брата. Негусто, зато без расписок, сделал – получи. Как-то пытались народ обмануть при рассчете, но мужики не растерялись, разожгли костерок неподалеку, вроде как погреться, и понял племянничек, что пилорама-то сгорит запросто... Перестал на спичках экономить. Однако рассчитывался всегда словно под пистолетом, дышал тяжело, десятки пересчитывал раза по три, словно в них ошибиться можно было... Но работал Андрейка... Деться было некуда...

И Надежда начальство тоже не любила... В старые времена ее деда насмерть сбила обкомовская машина, и, конечно же, старик сам оказался виноват, а пьяный секретаришко, что сидел за рулем, был услан с повышением в другую область... Андрейка приносил деньги, она все вздыхала: Горбачев такое не обещал...

На что Андрей обычно отзывался:

– Ельцин тоже не обещал, а получается, как есть!

– Ну, что есть, то и будем есть, – отзывалась Надя, все же радуясь, что хоть какой-то заработок, но имеется.

В разговоре словно принимала участие заморская актриса Наталья Орейро, улыбавшаяся с огромного календаря, но ей было все равно. В их краях печку топить необходимости нет, нам бы их заботы.

Вообще, как ни сопротивлялись люди, а политика буквально прорывалась в их жизнь, никакие сериалы уже не помогали.

Помнится, с год назад Андрей даже подрался с одним дураком, когда они заспорили, наведет порядок кагэбэшник Путин, или все останется по-старому? Мужик доказывал, что Путину чиновничья свора не по зубам, а Андрей не соглашался: он офицер, как-никак! Так и передрались в запале...

... мужик тот оформился в Чечню контрактником и запропастился из виду, а Андрей, «верный путинец», подсоблял блатному клану зашибать шальные деньги.

Каждый раз он просыпался утром и пытался сказать самому себе: «Все, хорош... Куда угодно, только не к этим тварям...» – но приходилось встать, выковыривать дровишки из сугроба, топить печку, пить чай, что-то кушать и, само-собой, куда-то идти... Зарабатывать!

Однажды он устроился на машиностроительный завод, с полгода ходил на работу, но из этой авантюры ничего не вышло: от завода осталось одно название, был он вроде оборонного, так его и не приватизировали, даже у блатной своры не получилось! Все ждали государства, но у того и так забот хватало; дирекция добывала какие-то деньги, получала неплохую зарплату, а рабочим подкидывала авансы – когда двести, когда триста рублей в месяц... Андрей-то все знал и не поддался бы на уговоры, но прошел слух, что, мол, будет большой оборонный заказ!

Он прождал тот заказ целых полгода, но, когда все запасы были подъедены, долги превысили все разумные пределы, ушел с завода – Родиной гордиться можно было и без отрыва от реальной жизни.

Еще был заскок: работал на частника, плотничал, вставлял рамы на балконы, два раза чуть не свалился с высоких этажей, простужался каждую неделю. Хозяин пару месяцев более-менее платил, затем навесил на них с напарником какую-то пропажу и выгнал, чтобы нанять новых дураков и на них нажиться... Не-еет, хорошие предприниматели в городе были, но совсем мало, всех позадушила чиновничья свора, а у тех, кто выжил, рабочие места были на учете, и люди к ним стояли в очередь, да не по одному году. Неписаный закон был прост: платишь начальникам процент с прибыли – живешь, а не платишь – навалятся все, от пожарников до налоговой, – все, кто может! Крученые ребята признавали, что на заре перестройки они немного платили рэкетирам и в ус не дули, а теперь чиновники давят так, что и дышать страшно! Смех смехом, но бандитов в городе не стало!!! Как появлялся хоть какой, пусть небольшой, криминальный авторитет, то в считаные недели или в бане угорал, или в аварии погибал, или успевал унести ноги, – без комментариев... Все, кто следует, были не в курсе! Словно бы дождь был – да прошел. Все вопросы – к синоптикам.

Андрей все чаще и чаще спрашивал себя: «Куда бы деться?» И Надя, чувствуя размышления мужа, тихо подначивала: «Может, что придумаешь? Может, поросят поставим кормить? Может, оверлок купить да мне детское шить, а тебе в области пристраивать? А может...»

Фантазия у бабы была – что надо, но все ее задумки упирались в разные малопроходимые мелочи. Хотя... Как ни странно, городской рынок голове был неподконтролен, может – лишь на бумаге, а на самом деле там заправляли крепкие парни в кожаных куртках, приезжавшие из области, и местное начальство рынка словно не замечало: торгуют люди три раза в неделю, ну и что? Притом, порядок там был идеальный: ни разборок, ни пьяных дебошей, даже карманники не появлялись! Простому народу это, в общем-то, нравилось, но люди пошептывали: «Мафия». Андрей прикидывал: это какая ж должна быть мафия, чтобы на всю местную свору родственников да друзей плевать? Откупиться-то от них просто невозможно!.. Но в газетах о том не писали, и никто не сплетничал, все просто привыкли, что на базаре хорошо и спокойно, никто не дерет в три шкуры, и каждый каждому дает жить. Ходили слухи, что голова городской пробовал рынок приватизировать, но ему на дачу гранату кинули или пообещали кинуть... Что-то было, но... Рынок так и жил три раза в неделю автономной жизнью, словно государство в государстве.