Фонарь на бизань-мачте - Лажесс Марсель

Колокол зазвонил второй раз, и они сошли вниз, в столовую, куда одновременно с ними через стеклянную дверь веранды вошла Доминика. Остальные члены семейства уже ожидали хозяйку дома. Секундное замешательство было снято криком Робера, который кинулся к ним со всех ног:

— Лейтенант! Лейтенант!

— Вы уже свой для него, — заметила госпожа Шамплер и добавила, повернувшись к невесткам: — Я пригласила этого молодого человека позавтракать с нами.

Легайик раскланялся.

Госпожа Шамплер поймала многозначительный взгляд Гилема, которым тот обменялся с женой. Элен насмешливо улыбнулась, Тристан же был явно заинтригован, что при его косматых бровях придало ему вид насторожившегося богомола. Доминика стала такой же розовой, как ее платье. Тем не менее она первой пришла в себя и голос ее зазвучал чистой радостью:

— Я попрошу Смышленого добавить один прибор.

Но не успела она дойти до двери буфетной, как бабушка остановила ее.

— Не надо, Доми, — сказала старая дама.

И, не обращая внимания на удивление своих детей, она на мгновение замерла, устремив глаза на веранду и вновь подменив настоящее давним прошлым. Ей внезапно вспомнился ужин, впервые объединивший за этим столом их дочку Элизабету с тем, кто вскоре должен был стать их зятем. Лейтенант был счастлив и горд. Союз этот был ему по душе. Он сам отправился в погреб за своим лучшим вином. Девушка была весела, полна жизни, казалась довольно хорошенькой, но не блистала умом, и в этот вечер Фелисите поняла, что никогда особенно не волновалась за ее будущее. Она знала, что эта девочка если чего и жаждет, то разве маленьких незатейливых удовольствий, и ей вовек не придется познать ни великих радостей, ни глухого отчаяния, потрясавших жизнь се матери. И действительно: выйдя замуж за сына помещика из Большой Гавани, она влачила скучное существование владелицы замка, а ее слабодушный отпрыск Филипп, покорный воле родителей, даст новую ветвь родословному древу Отривов.

Не то предстоит Доминике, у госпожи Шамплер тут сомнений не было. В этих девичьих жилах играла задорная, бодрая кровь настоящих воителей — ее деда и бабки. Жизнь, лишенная всяких забот и борьбы, не по ней, она бы только вводила ее в искушения.

«Кто знает? — думала госпожа Шамплер. — Если бы мой отец дал в руки своей жены молоток да заставил ее ремонтировать корабли, его бы, возможно, сочли тираном и палачом, но зато эта женщина не прельстилась бы жалким коммивояжером. А такой пример для семьи ценится на вес золота. Да, лейтенант бы одобрил меня…»

И едва осенила ее эта мысль, она поняла, что надежда, наперекор всему, еще не совсем умерла в ее сердце и что ее старый друг будет рядом с нею теперь уж до гробовой доски.

Госпожа Шамплер поочередно всмотрелась в каждое обращенное к ней лицо. Доминика, быть может, не отдавая себе отчета, подошла к Легайику. «Они красивы. Красивы и оба полны обещаний… Были ли мы такими в тот день, когда впервые переступили этот порог?»

Она улыбнулась внучке.

— Пусть он сядет рядом с тобой, Доми. На место Брюни Шамплера.

…Так как третьего прериаля крейсерство неприятеля прекратилось и в означенный день, ровно в полдень, с гор сообщили, что неприятель исчез за чертой горизонта, муниципальный совет, заслушав четвертого прериаля в полдень заключение представителя метрополии и приняв во внимание, что двадцать четыре часа назад было сообщено об отступлении англичан, что все сторожевые посты, охраняемые национальной гвардией, сняты и что обстановка по видимости спокойна, приняв наконец во внимание, что фрегатам предписано вечером сняться с якоря, дабы проследовать в Северо-Западный порт, постановил, исходя из выводов представителя метрополии, отменить свое постоянное заседание, о чем и составлен в мэрии Черной речки настоящий акт в первом часу пополудни четвертого прериаля седьмого года Французской Республики, единой и неделимой^[21].

Под сенью сикоморы и индиго

Помните, у Гумилева: «И как я тебе расскажу про тропический лес, про стройные пальмы, про запах немыслимых трав?..» Марсель Лажесс делает это мастерски. Шуршанием, струением и шелестом пронизаны ее романы. Шуршит листва диковинных деревьев, струится вода в хрустальных ручьях, шелестят шелка кринолинов и пожелтевшие страницы архивных документов. И тут же — буйство красок: лазурных, шафранных, пунцовых. И слова любви, произнесенные шепотом, и тихий всплеск океанских волн, поглотивших мертвое тело, и звяканье якорных цепей, и цоканье копыт в ночном мраке. Причудливый мир, яркий и многозвучный, окутанный романтическим флером, дарит нам наша современница с далекого острова Маврикий. На карте — это всего лишь крохотная точка в юго-западной части Индийского океана, сравнительно недалеко от Мадагаскара. Но вот вы сходите на берег в Порт-Луи, столице Маврикия, и вместе с героями отправляетесь в путешествие в глубь острова, и вам открываются необозримые тропические леса, хмурые горы, голубые озера и бесконечные песчаные пляжи, и с удивлением, смешанным с радостью, вы обнаруживаете здесь мир значительный и объемный, населенный к тому же людьми, чьи судьбы необычайны, наполнены тайной, «роковыми страстями»…

Короче говоря, в произведениях М. Лажесс вся атрибутика романтизма — налицо. К тому же время действия в них относится как раз к тому периоду, когда в литературе зародился и достиг своего расцвета жанр романтизма. Значит ли это, что мы имеем дело с мастерски выполненной стилизацией? Значит ли, что современная писательница предлагает нам пусть увлекательную, но все же не более чем игру в «историческое приключение»? Это было бы так, если бы не обманчивость первого впечатления, так же как обманчивы на первый взгляд легкость и изящная женственность слога писательницы, за которыми на самом деле кроется смелая рука весьма искушенного мастера, уверенно воссоздающая и картины родной природы, вплоть до самых тонких нюансов, и психологически достоверные, рельефно выписанные портреты героев, которые либо ясны до конца, либо — если уж неясны, — то в соответствии с замыслом автора.

Сторонникам теории «жанровой чистоты» вообще будет непросто определить точную жанровую формулу произведений Лажесс — слишком причудливо и гармонично сплелись в них чарующие тайны, экзотические реалии, историческая достоверность и — подспудно — сегодняшний день. Очевидно одно, что драгоценное чувство меры не позволяет этим произведениям раствориться в массе «экзотической» литературы о колониях, столь распространенной в прошлом, да и в нынешнем столетии, или в массе модной нынче литературы в стиле «ретро», или в вечно притягательной для читателя авантюрной литературы. Бесспорно одно: перед нами феномен, не укладывающийся в привычные рамки, в том числе и жанровые.

Может быть, нам будет легче разгадать секрет Марсель Лажесс, если мы будем лучше представлять себе истоки ее творчества, национальные и исторические. Островное государство Маврикий обрело независимость лишь в 1968 году. Но процесс колонизации проходил здесь не совсем традиционно.

Еще в начале XVI века высадившиеся там португальцы застали остров совершенно необитаемым. Позднее захваченный голландцами, а потом, уже в начале XVIII века, — французами, затем отвоеванный у них англичанами, Маврикий, таким образом, был изначально заселен европейцами, и освоение его происходило вовсе не через истребление или покорение местных племен. И хотя завезенные сюда из Африки рабы образовали со временем значительный слой «черного» населения, который постепенно дополнялся выходцами из стран Азии (на сегодняшний день здесь число жителей не превышает миллиона человек), сам факт ненасильственной колонизации повлиял исподволь на складывавшийся здесь особый тип «островной» культуры — с одной стороны, тесно связанной с Европой, с другой — впитавшей в себя всю специфику местных условий. А тот факт, что на Маврикии долгое время сохранялось рабовладение, повлиял на преимущественное развитие литературы именно в слоях европейского происхождения.