Михаил Сергеев - Последний мужчина

В это мгновение обе ладони его с такой силой вдавились в складки рта, что, потянув кожу, обнажили уродливый шрам до самого уха. Слова тут же перешли в мычание и через секунду стихли.

Остолбеневший Сергей, поняв всё, но находясь ещё в шоке, медленно перевёл взгляд на балдахин. Грат был спокоен. Губы его вместе с нижней частью лица еле двигались, словно прожёвывая что-то.

— Я плохо понял, священник. Какие ещё терцины? И что там ещё в твоей власти? И вообще…

— Призови начальника стражи и казни его здесь же! — злобно прошипел тот. — Исполни долг свой. И покончим с этим.

Сергей трясло. Молчать дальше было нельзя:

— Но поверьте, это приговор! Поверьте же! Я знаю, что написано у них, помню, послушайте:

«И вдруг он понял — разбуженная природа принесла ему своим прохладным ветерком удивительную весть о том, что он, Валерий Грат, только что получил награду, несравнимую ни с одной наградой мира».

— Я слышал уже это! — оборвал римлянин, помня неприятное ощущение от первого чтения.

— Нет, нет… дальше. Слушайте дальше:

«Такая же радость от оказанного Римом доверия вовсе не наполняла, — Сергей сделал ударение, — сердце другого человека.

— Прибыл новый наместник! — доложил начальник охраны.

Грат быстро, словно опасаясь потерять хорошее настроение, спустился в зал. Там уже стоял невысокий, средних лет мужчина в пурпурной накидке, едва прикрывающей наградные фалеры походной одежды. Наместник протянул вперед руки и, направляясь к гостю, с улыбкой воскликнул:

— Рад приветствовать, вас любезный друг, на земле древней Иудеи!

Гость, с усилием улыбнувшись, обнял Валерия.

— Я не вижу радости в глазах, — Грат, слегка отстраняясь, посмотрел тому в лицо, казавшееся усталым. — Впрочем, я догадываюсь. Вам известно содержание депеши… что получил я только вчера…

Мужчина с недоумением поднял брови.

— Ах, не знаете? Тогда должен огорчить вас, мой друг. Полгода назад в письме самому кесарю я просил оставить меня здесь ещё на семь лет. Знаете ли… недуги моего преклонного возраста, а здешние грязи… да и вообще… — его лицо вдруг застыло в изумлении: такой искренней радости, такой благодарности он не видел на лицах окружавших эти годы людей с того самого утра, о котором уже начал забывать.

— Я ждал! Я чувствовал! О уважаемый Валерий! Если б вы только знали, как обрадовали меня, мою душу! Вы достойнейший из всех, на кого я мог бы положиться!

— Душу? Что это такое? Новомодное словечко у вас, в Риме? Однако выражайтесь как вам представляется уместным, — Грат с облегчением улыбнулся. — Так чем же, чем я обрадовал её? Хотя, не скрою, весьма рад обстоятельству. Известием сим ожидал скорее огорчить… — Он сделал шаг в сторону и протянул руку, приглашая мужчину вглубь апартаментов.

— Вы не поверите, я чувствовал! — в сильном возбуждении продолжал тот, следуя за наместником. — Не было тягот в моей жизни и печали в походах, равных тому, что пришлось испытать по пути сюда. Словно тяжесть какая-то свалилась, обрушилась на меня со дня, как получил я предписание о назначении. И лежала, давила сердце моё до этих минут! До чудесного утра, когда вы сказали слова свои. О! Если б вы знали, сколько перебрала память имён врагов, чтоб угадать, кто же причастен к наказанию моему! А скольких расположенных ко мне просил о помощи! Все тщетно. Провидению и богам угодно было выслать старого солдата из столицы! Даже название этой проклятой провинции… простите, может, у вас иное мнение о землях, что простираются за Малой Азией… но я не скрою… не знал и никогда даже во сне не мог представить свое появление здесь. Да что сон! Я оставил его где-то у эллинов, минуя в печали северные провинции варваров! Да и в Галатии неспокойно. А моя семья! Принуждённый так поспешно покинуть Рим, я всё-таки догадался оставить её до известий отсюда! О боги! Какой камень с сердца руками этого досточтимого мужа вы сняли у меня! — Гость остановился и, чуть приподняв ладони вверх, прикрыл на мгновение глаза. — Домой! Завтра же домой!

Изумленный такой реакцией Грат молча ступал рядом, жестом отдавая приказания попадавшейся прислуге. Наконец они остановились у двух кресел и низкого стола, покрытого ониксом.

— И всё-таки, я надеюсь, вы погостите у меня. Негоже нам после стольких лет, отданных державе, беспокоить члены свои поверх меры. Да и я с удовольствием, даже с большим, чем ждал, послушаю вас. Давно уж не получал известий из первых рук… всё депеши, депеши.

— Конечно! Конечно! — словно боясь в случае отказа услышать другие слова, переживая по-прежнему за явь происходившего, воскликнул мужчина, усаживаясь в кресло.

— Вина! Вина и сладких маслин! — Проконсул вдруг вспомнил начало утра, и настроение снова вернулось к нему.

Прошло несколько мгновений.

— Так всё-таки, рад приветствовать вас, любезный друг, на земле древней Иудеи! — Грат поднял неестественно большой золочёный кубок».

Сергей замолк.

Наместник, резко откинувшись, раздражённо произнёс:

— Что ж, так и было! Потому я и здесь! Значит, их книга судеб верна и правильна! Вот и всё, что следует из твоей речи. Для этого вовсе не стоило лишний раз ворошить моё бельё! И, клянусь Зевсом, ты ответишь за это, чужеземец!

— Не трать своё время, римлянин! — процедил злобно первосвященник, глядя с ненавистью на мужчину, которого ход событий невольно поставил вровень с ним, заставив отвечать на брошенные обвинения. — Призови меч, и пусть кровь его станет первой! Окажи ему милость! Быть может, он и ждёт этого?

Сердце Сергея, казалось, выскочит из груди.

— Мой финал должен быть совершенно другим! — Крик был такой силы, что эхо от колоннады резиденции заставило обернуться даже стражу на башнях. — Точнее, раз вы всё-таки здесь, раз им удалось… великого изгнанника! А это ваш, ваш финал на земле! — И он, чувствуя, что путается и теряет логику, оттого что не в силах убедить Грата, с отчаянием посмотрел тому в глаза.

— Почему я должен верить? — В негромких словах наместника, потрясённого такой развязкой, вместе с раздражением чувствовалось твёрдое желание разобраться до конца. — Верить тебе? Этот, — он кивнул на стоящего в балахоне, — привёл доказательства. Я не преступаю закон и не вижу, что меня зовут к такому поступку. А что можешь дать ты? Кроме слов о приговоре? И мне? — В голосе римлянина послышалась угроза. — И потом, я слышал подобные бредни: подмена себя двойником, свобода, что ищут всю жизнь — от Квитания. Тогда ещё легата. Но это было давно. В Риме все знают, чем он кончил. Ну! — Левая рука тяжело опустилась на подлокотник, а пальцы, краснея, начали сжимать золочёный набалдашник.

«Под правой такого нет…» — ударило в голову Сергею, но размышлять времени не было:

— Потому что вы не случайно отказались уйти в отставку! — выпалил он. — Не случайно остались здесь на эти семь лет! Вам суждено повернуть ход истории! Вам нужна совершенно другая память потомков! Вы… вы должны стать последним мужчиной, на котором они споткнутся! — Лоб его покрылся испариной, лицо побледнело. — Вы не представляете, сколько и каких людей положили судьбы, чтобы они споткнулись сейчас! Потому что слова, положенные на бумагу, оживут!

Сергей от отчаяния сжал кулаки и посмотрел вниз, ища поддержки. Толпа стояла молча. Он чуть сник и уже тише, но всё ещё слышимо для всех продолжил:

— Не случись такое… дальше, осечки не будет! Как не спотыкались раньше, и появлялись волхвы и чародеи. Как поддается им человек сейчас, и маги с колдунами, уже в толпе жрецов и служителей храма, взывают к вам, надежде великого изгнанника! И если не станете вы последним, то и через тысячелетия в безумстве своем как ни нарекутся зовущие — белыми магами или ведуньями, лидерами или творцами, — своими полотнами и флагами, лозунгами и заклинаниями в зловещем размахе дел погибели приведут они к одному: соберут однажды, — он указал на белый балахон, — всё это в одном человеке. И явят его людям как антихриста! Понимаете… если хотя бы часть не станет с вами рядом… — Сергей на секунду замолк и твёрдо добавил: — А начаться должно сейчас. И всё это написано мною. В другой книге. И она существует.

— Тогда возьми и прочти своё другое! — первосвященник с издёвкой протянул ему книгу.

Вдруг в это мгновение, именно в это мгновение и лишь один из всех находящихся во времени вздрогнул. Тот самый человек в оборванных лохмотьях, который стоял под охраной преторианцев, неожиданно повернулся в сторону, откуда донеслись последние слова, и, отстранив рукою ближнего, стоявшего на пути, медленно направился к ним. Стража не сделала даже попытки препятствовать его поступи.

Ошарашенный первосвященник и замерший скорее от необъяснимой беспомощности охраны, чем от тревоги непонимания наместник не сводили глаз с человека. В тишине этих нескольких секунд каждый решил для себя всё. Наконец тот остановился рядом с Сергеем: