Владимир Мазаев - Особняк за ручьем

— Я? — Карандаш дрогнул, завис над блокнотом.

Печь в углу ухала и трещала, дым плыл по половицам, дрожал над щелями — даже оттуда дуло. За перегородкой дробно попискивала рация.

Девушка положила карандаш между листками и спокойно — так что сразу выдалось ее смятенное состояние — сказала:

— Что ж… Это даже неплохо. Это поможет мне разобраться в обстановке… Ладно. Согласна.

Заварзин, облокотившись о стол, близко и пытливо посмотрел ей в лицо.

Володя Кондрашевич спрыгнул с нар, торопливо проговорил:

— Федорыч, да ты что? На серьезе, что ли? Возьми лучше меня! Или вон Роздымаху. Ты же нас знаешь, Федорыч!

— Прекрати эту торговлю, — оказал жестко Заварзин, — и проводи товарища следователя в Верину комнату: там есть брюки и полушубок — пусть воспользуется. Кстати, свой свитер отдай тоже — усек?

Девушка вышла, Заварзин подсел к ребятам:

— Спокойно, парни, не петушиться. Хуже, если она сейчас останется да начнет радиограммы стучать. Или того хуже — развернет следствие в поселке: люди и без того взвинчены. — Вынул папиросу, подул, усмехнулся: — В общем, принимаю огонь на себя. Проведу по ближним вышкам, думаю, будет достаточно. Вот так… Если даже к ночи не вернемся, в панику не впадать, все учтено. Ну, а, дай бог, начнет стихать, действовать по плану. — Обвел взглядом унылые, обросшие лица ребят, прищурился: — Усекли, благородные рыцари?

Как только завьюженный, нахохлившийся подснежными козырьками поселок остался позади и даже бледных, размытых огней не стало видно, столбы круто полезли вверх. Старые неотесанные столбы без проводки, с крючками кронштейнов, до которых сейчас можно было дотянуться рукой.

Заварзин шагал, оставляя глубокие дымящиеся следы. Инна старалась ступать след в след. Шаг Заварзина был значительно шире, но зато не требовалось таких усилий, чтобы вытягивать валенки из тугой вязкой целины.

Они шли от столба к столбу, и Инна догадалась, что здесь где-то пролегает невидимая теперь тропа. Случалось, что снежная раздерганная кисея, стремительно, раз за разом падающая откуда-то сверху, заслоняла от них обе опоры — и переднюю и заднюю. В такие мгновения Инна теряла ориентировку и, задыхаясь, старалась догнать Заварзина. Час беспрерывного подъема вымотал ее так, что она то и дело тыкалась варежками в снег. Склон дыбился и гудел и ворочался с ледяным зловещим шуршанием. Какие-то деревца полоскали в воздухе низенькими бесформенными кронами.

Она вдруг увидела, как Заварзин круто свернул в сторону, почувствовала ослабление ветра, и тотчас же впереди выступил низкий, забитый в пазах снегом сруб; над срубом возвышалась тренога буровой вышки. Окно сруба было заколочено досками, сверху, с покосившейся треноги, свисали, раскачиваясь, оборванные тросы; можно было понять, что вышка старая, брошенная.

Заварзин толкнул плечом дверь, они вошли в полутемное помещение.

Инна остановилась у порога, ни о чем не спрашивая. Она не понимала, зачем нужно было заходить сюда, но была рада случившейся передышке. Заварзин обошел помещение, спотыкаясь о сломанные ящики и обрезки труб, потом вернулся и стал неторопливо, сосредоточению закуривать.

Инна стащила зубами варежки, прижала к щекам ладони. Она искоса поглядывала на Заварзина, на его губы, крепко державшие мундштук папиросы, на мокрый подбородок, перетянутый снизу завязками, — поглядывала и ждала, что он наконец скажет.

Выкурив папиросу и тщательно затоптав окурок, Заварзин вдруг спросил:

— У вас есть часы?

— Есть… А что, вам нужно время?

Вместо ответа Заварзин вынул из-за пазухи ракетницу.

— Вы умеете обращаться с этой штукой?

— Нет, не умею, — твердым голосом сказала Инна: ее задело, что Заварзин даже не находит нужным отвечать ей.

— Все очень просто, смотрите. — Он переломил ствол, вбил ладонью патрон, захлопнул его и взвел курок; мельком взглянув на девушку, добавил: — Теперь поднимаете руку вверх — вот так — и нажимаете эту штуку, спуском называется. Понятно?

— Не совсем. Что это все значит?

— Я сейчас уйду, а вы засеките время и, если я через сорок минут не вернусь — запомните: через сорок, — выйдите из тепляка и дадите ракету. Через пять минут еще. И так далее, пока я не появлюсь.

— Куда вы пойдете?

— Попробую обойти окрестности. Метрах в пятистах по склону есть еще вышка. Правда, тепляк там разрушен, но заглянуть туда все же не мешает.

— Выходит, я вам в обузу?

Заварзин выгреб из полушубка горсть патронов; подавая девушке, теперь уже спокойно выдержал ее взгляд:

— Вы мне очень поможете, если сделаете так, как я прошу.

Потом сдернул рюкзак, положил на пол, сказал с усмешкой:

— А это как залог того, что я все же вернусь. Берегите, без него нам с вами может быть худо.

Инна отыскала два приличных ящика. Один был пустой, а второй оказался наполовину с буровой чугунной дробью. Она вывалила на пол дробь, уже взявшуюся ржавчиной, попинала валенком, отчего носки сразу стали рыжими, составила ящики один на другой. Потом села, положила на колени ракетницу, взглянула на часы: было без четверти двенадцать. Значит, Заварзин должен вернуться в половине первого.

Засунув поглубже руки в рукава и прислонившись плечам к стене, она стала ждать. От стены пахло соляркой. Из квадратной дыры в потолке задувал мелкий игольчатый снег. Сквозняком его разносило по тепляку, он стлался в углах и по-над стенами тускло-белой отсвечивающей полосой. Снег лежал и на железной печурке, и это было особенно непривычно для глаза. Ветер басовито гудел в вышке, монотонно ударял по стене тросом.

Инна прижмурила ресницы, минуту посидела так и вдруг отчетливо поняла всю нелепость своего положения. Как же так получилось, что она, следователь районной прокуратуры, очутилась здесь, в этой промозглой заброшенной вышке, за много километров от жилья, а за стеной пурга, а на коленях у нее тяжелая, с толстым дулом ракетница, похожая на пистолет Кота Базилио из сказки о золотом ключике. И из этого пистолета ей, не дай бог, придется стрелять!

А если Заварзин не вернется? Ну может же случиться так, что он потеряет сюда дорогу. И никакие ракеты ему не помогут. Он, конечно, не заблудится, он выйдет к поселку, а потом, по тем же столбам, придет за ней. Но сколько ей суждено тогда здесь просидеть?

Удары троса стали глохнуть, а сквозь потолок внезапно пробился молочно-белый луч солнца. Он был совершенно непрозрачен, его можно было потрогать рукой. Инна встала, сделала несколько шагов — раздались выстрелы. Они звучали сухо, размеренно — не приближаясь и не удаляясь. «Меня ищут!» Ей показалось, что время давать Заварзину ракеты. Она взглянула на часы: да, время — и выбежала из теплякам Едва она зарядила ракетницу, как та выстрелила — сама собой. Она зарядила еще — снова неожиданный выстрел. На снегу оставались ржавые дырочки — патроны были начинены буровой дробью! Невдалеке ходил Заварзин, загадочно улыбался: «Вы же прекрасно знаете, что я ничего не могу вам гарантировать». Он был без шапки, на заросших щеках блестели ледяные иголки. Вся тесная поляна вокруг тепляка была изрыта его глубокими, дымящимися от поземки следами. Инна во все глаза смотрела на Заварзина. Он медленно подошел к ней и все с той же неопределенной улыбкой на губах вдруг толкнул ее в грудь. «Какой ужас!» — подумала Инна и открыла глаза.

В тепляке было по-прежнему сумрачно, за стеной царапался ветер, стучал тросом: холодно и неуютно пахло соляркой. Рядом сутулился Заварзин, шумно дыша, отряхивая с рукавов и воротника наросты снега. Пар от дыхания побелил ему брови и ресницы. Инна поспешно стала задирать рукав, было без нескольких минут два. На полу, возле ее ног, валялась ракетница…

Заварзин опустился на ящик и, вытянув ногу, морщась, долго вытаскивал из кармана платок.

— У вас, товарищ следователь, крепкие нервы, — сказал он и вытер тщательно лицо. — Искать с вами человека — одно удовольствие. По крайней мере, не соскучишься.

Кровь обожгла Инне щеки, она пробормотала:

— Простите, не помню, как это получилось… уснула…

— Вот я и говорю — не соскучишься! — бросил Заварзин. — Ваше счастье, что буран малость притих. А то бы долгонько вам пришлось тут спать.

Он засопел, принялся жадно, точно воду, тянуть тощую папироску.

Чем выше поднимались они по гольцу, тем меньше становилось под ногами снега и тем ровнее, упруже дул ветер. Снегопад прекратился. Волны белой поземки стлались над тундрово голой землей, свистели в дудках трав, в плоских, как флаги, пихточках. Под валенками хрустел мертвый мох, текла мелкая пластинчатая щебенка.

Потам они вошли в полосу стремительно летящего тумана: он был клочкаст, раздерган ветром и пах сыростью. Туман скоро пронесло, но они, кажется, заблудились. Так думала Инна, но ничего не спрашивали у Заварзина. Да он бы и не сказал ей. Она обратила внимание на то, как часто Заварзин стал останавливаться и смотреть под ноги. Раза два даже присаживался на корточки и рукавицей раскидывал щебенку, — после этого они заметно меняли направление. А когда перевалили вершину гольца и недалеко от их пути вырос монолитный горб скалы, утыканный кривыми березками, Заварзин свернул к скале и даже подсветил ее крутую щербатую стену фонариком.