Петр Катериничев - Странник (Любовь и доблесть)

Звонок в дверь тренькнул коротко, будто ямщицкий колокольчик. Он был едва различим, словно кто-то колебался, входить или нет, и легонько тронул кнопочку, надеясь оставить себе шанс остановиться. Но звонок оказался чуток.

Олег быстро встал, подошел к двери, распахнул.

Даша стояла на коврике перед дверью, все еще держа руку у кнопочки звонка, и вид у нее был такой, будто ее застали врасплох. Лицо ее было растерянно, а глаза... Никогда он не забудет ее глаз, – столько в них было всего... Одетая в стильный костюм от хорошего кутюрье, в туфлях на каблучках, тщательно и умело причесанная, она все равно походила сейчас на беззащитную девочку-подростка, которой вдруг, сразу, пришлось повзрослеть, и она еще не вполне освоилась в этой чужой и чуждой для нее роли, но глаза уже научились смотреть серьезно, и в глубине их было и затаенное горе, и бездонные ночи одиночества...

В другой руке у нее был котенок. Даша улыбнулась несмело, произнесла:

– Вот. Подобрала, пока к тебе ехала. Такой симпатичный полосатик. Он пищал у дороги. Пусть пока поиграет с твоей кошкой, а потом я его заберу.

– Даша... – выдохнул Данилов, отступая назад, подхватил котенка, тот жалобно мяукнул, когда его опустили на пол, потоптался на махоньких лапах, повел мокрым носом и быстро устремился на кухню, учуяв Катькино блюдечко с молоком.

– Ну вот. Проблема юного поколения решилась сама собой. А я... Мне... Мне столько хотелось тебе...

Договорить ей Олег не дал. Обнял, рывком притянул к себе и целовал, целовал, целовал... Губы, щеки, глаза, волосы, ресницы, подбородок, снова губы, чувствуя, как слезы ручьем катятся по щекам девушки... Она прильнула к нему, плакала и не желала останавливаться.

– Я очень... очень... очень... боялась... что... потеряла... тебя... совсем потеряла... совсем...

Отстранилась, закрыла лицо руками:

– Не смотри, пожалуйста. Я так боялась... И так хотела быть красивой, ослепительно красивой! Лучший стилист города колдовал надо мною все утро, я и занята была только тем, что готовилась к встрече с тобой! Сколько я всего напредстав-ляла! И – что ты будешь холоден и вежлив, и что... И как я гордо уйду и буду жить всю жизнь такой вот гордой и одинокой, и ты когда-нибудь вспомнишь о моей любви и придешь... Знаешь, все эти глупые любовные романы не такие уж глупые: просто они рассказывают всем наши глупые-глупые мысли! – Девушка тряхнула головой:

– Самое главное, что ты – замечательный! И я люблю тебя так, что... Нет, я тебя больше чем люблю! И даже не знаю, как сказать...

промелькнуло в памяти, словно сон, но вслух Олег не произнес ни слова.

...Они молчали. Только смотрели друг другу в глаза и молчали. Иногда она улыбалась ему, иногда – он ей... И так продолжалось, пока первые сумерки не стали укутывать землю, и они целовались все там же, в прихожей, нежно, бережно, словно это было первое свидание первых людей на всей огромной и пустой Земле...

...Потом руки ее скользнули по его плечам, и рубашка упала на пол, и следом упал ее жакет, юбка кольцом легла у ног, он поднял ее на руки, а она, казалось, замерла, превратившись в единое биение сердца...

...Их полет был долог и нежен, и делался неистов, и – снова становился тих, как волна штилевого прибоя... И снова они смотрели друг другу в глаза, и в душах звучала музыка, и не было слов, да и не нужны они были совсем...

Была уже ночь, когда Даша пошлепала босыми ногами в ванную, вернулась, присела рядом с ним.

– Я нашла у тебя москатель. Ты его пил с кем-то?

– Пил.

– Все равно ты любишь одну меня, я это знаю. И не собираюсь скручивать тебя сетями. Я же тебя люблю. – В глазах ее на миг мелькнула грусть. – Почему ты не нашел меня?

– Я пытался пробиться к тебе, принцесса, но вокруг тебя – стена. И много молодых людей. И всякие знаменитости.

– Ты ревновал?

Олег пожал плечами, покраснел.

– Ну какой ты милый, как насупленный барбос! Прекрати! Я же не ревную!

Данилов покраснел гуще, чем только развеселил Дашу.

– Данилов, я не старомодная тургеневская барышня. И мне трудно представить, что два месяца ты томно вздыхал, глядя в этот вот потолок. А меня можешь не ревновать вовсе. Во-первых, я упахивалась со всякими бумагами и денежными разговорами, как грейдер! А во-вторых – не хотелось мне чего-то худшего, если есть ты.

– Почему ты не пришла раньше, принцесса?

– Я не могла. И – не называй меня принцессой! – попросила Даша. – Мне нужно выпить. Только не вина. Есть что-то покрепче?

Олег принес кальвадоса.

Даша выпила глотком, передохнула:

– Вот так легче.

– Ты снова сбежала от охраны?

– Нет. Мне больше не нужна охрана.

– Думаешь?

– Знаю. – Даша посерьезнела. – Сначала, когда папу... Когда папа разбился, я была в полной депрессии. Да и вообще, очень смутно помню все, что произошло до этого. Хорошо помню только папину квартиру, потом почему-то тебя, но у тебя лицо было совсем неузнаваемым, ты был с пистолетом, но держал его неудобно, как-то боком, а смотрел вроде на меня, но мимо, а меня что-то душило. И пахло разлитым виноградным вином и жженой проводкой... И все же я думаю, это был не сон. Что там было, Олег?

– Разговоры.

– Разговоры... Сначала я лежала как бревно и плакала, как только сообщили о том, что папин самолет разбился. Медсестра колола мне какие-то успокаивающие, потом меня наряжали траурной куклой, приходили какие-то люди и говорили те самые бесконечные разговоры... Так было день, два, три... Я сначала попыталась позвонить тебе, но ничего не вышло: верзила, что стал теперь начальником охраны, заявил, что врач не рекомендует мне пока никаких лишних волнений. Ты понимаешь? «Врач не рекомендует».

Меня словно поленом по голове стукнуло. Полночи я пролежала, глядя в стену, а утром проснулась совершенно спокойная, как каменная. Сначала вызвала всю прислугу. Разговаривала с ними ледяным тоном, словно это не люди, а функции... – Горькая улыбка-скривила Дашины губы. – И они – «построились». Я вела себя с ними как папа, и они – признали во мне хозяйку. В это же утро я уволила того жлоба, что посмел мне что-то запретить. Он хмуро ухмыльнулся, хотел перезвонить кому-то, но наш дворецкий ему не позволил. Выставил. За спиной дворецкого стояли двое папиных охранников. Они правильно все поняли: если они будут на моей стороне, то сохранят и места, и жалованье; если нет – их самих рано или поздно выпихнут на «склад забытых вещей». Туда, куда пытались выпихнуть меня.

Охранник-соглядатай все же отзвонился с сотового и сидел в машине за пределами усадьбы, но на виду. Действовал на нервы. Я велела охране вооружиться и сама взяла винчестер. Настоящий, как в фильмах про ковбоев. Папа питал к нему слабость, отлично из него стрелял и меня научил. – Даша улыбнулась. – Не знаю почему, но мой вид всех вдохновил. И я совсем не играла. Была настроена серьезно.

– Очаровательная поселенка перед налетом краснокожих. Почему ты мне тогда не позвонила?

– Зачем? Чтобы тебя тоже убили?

– Слава богу, не в Колумбии живем.

– Ага. Подъехал автомобиль, внутрь поместья моя охрана его не пустила, оттуда вышел человечек, серый, как жеваная бумага. Александр Александрович Вагин, так он представился. Он нудел больше часа. По его выкладкам, мне следовало передать ему генеральную доверенность на все права по наследству, потому что Головин был должен столько, что... И тут я взъярилась по-настоящему.

Заявила, что все долги будут выплачены. А поскольку смерть отца официально не установлена, то я сама пойду на совет директоров и разберусь со всеми проблемами. И показала копию документа, оформленного по всем правилам юридической науки, согласно которому я имею право безраздельно распоряжаться любыми активами в отсутствие отца. Кстати, лет с четырнадцати он меня мало-помалу и в общих чертах посвящал в здешние дела.

Этот Вагин улыбнулся своими блеклыми губами, сказал:

«Вы хотите ввязаться в войну с теми, кто сильнее? Может быть, мы решим все проще?»

«Королева Елизавета однажды заявила своим генералам: „Самый простой способ закончить войну – это ее проиграть“. Простой – не значит лучший. Ибо предводитель храбрых галлов Бренн за два тысячелетия до Елизаветы сформулировал» к чему это приводит: «Горе побежденным». "Вы высокомерны, как и ваш отец. – Помолчал, сказал:

– Я пришлю вам своих юристов. – Помедлил, добавил:

– Для решения проблем".

«В офис, – отрезала я. – Их встретят в офисе мои юристы».

Ну а потом... Потом я месяц работала, как экскаватор. Чему-то папа меня все-таки научил. В семь я была уже там и уезжала в первом часу ночи. Через пару недель, продав кое-какие активы, сумела отбить основные претензии «живыми деньгами», остальным – кинула жирные куски. Не думай, я понимала, что меня «разводят», причем делают это скоординированно, но что было делать? У папы совершенно не оказалось свободных денег. Ни доллара. Ни на одном из счетов.