Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

— Ну что, пошли? — ровным голосом произнес он, повернувшись к своим новым товарищам. Те поднялись из-за валунов, переглянулись и направились к заросшей кустами расщелине, рассекавшей обрыв.

Вертолет стоял на маленькой ровной площадке среди нескольких пологих горных вершин, совершенно незаметный снизу, из узкой долины. Чтобы добраться до него, Корсакову и его провожатым пришлось пересечь горный кряж, спуститься в долину, пройти вдоль нее километров пять и подняться на следующий горный хребет. Спутники Корсакова задали такой темп, что он, толком не отдыхавший уже много часов, окончательно выбился из сил. Впрочем, никто не определил бы этого по его внешнему виду — Томми Эндо когда-то научил его загонять усталость вглубь своего существа и вести себя как обычно, находясь на самом деле за гранью человеческих сил. К тому же теперь Корсаков не мог сосредоточить внимания ни на чем, и на усталости в том числе. Все предметы, на которые он бросал взгляд, отпечатывались в его глазах с необычной четкостью и через секунду забывались. Он не чувствовал горя — ему только казалось, что со смертью Рипсимэ все предметы стали незнакомыми, словно утратив свое прежнее значение.

Оказавшись наконец внутри раскаленного солнцем салона вертолета, он тяжело плюхнулся на скамью у иллюминатора. Белокурый коротышка — Александр, обращаясь к нему, называл его Сере-гой — нахлобучил на голову шлем и уселся за рычаги. Взревел двигатель, застрекотали винты, по иссохшей траве, покрывавшей площадку, побежали серебристые волны. Вертолет плавно оторвался от земли, поднимаясь по вертикали, набрал высоту и устремился на восток. Корсаков прикрыл было глаза, но тут же понял, что не сможет заснуть: сон отгоняли, меняясь, как в калейдоскопе, болезненно четкие картины недавних событий. Внезапно вертолет резко тряхнуло: машина стала стремительно снижаться. Корсаков посмотрел в круглое оконце. Обширная панорама плавных горных складок исчезла, словно отброшенная могучей рукой. Вертолет, заваливаясь на левый бок, нырнул в распадок между двух горных цепей и помчался вдаль на бреющем полете, направляясь на северо-запад. Корсаков видел на освещенных солнцем откосах слоистые обнажения скальных пород, искривленные ветром деревца, удирающих от стремительно несущейся тени вертолета горных козлов — до всего этого, казалось, он мог дотронуться рукой. Скорость, однако, была такова, что все предметы возникали перед глазами Корсакова только на долю секунды и тут же, словно подхваченные потоком, уносились назад. Корсаков не провожал их взглядом — безучастие и оцепенение не отпускали его душу. Мысли в его голове двигались вяло и бессвязно, какими-то обрывками, в промежутках между которыми мозг тоже погружался в оцепенение. Корсаков подумал о том, как бессмысленно погибли от рук своих же товарищей восемь человек — отличных солдат, должно быть, — только ради того, чтобы русские разведчики смогли выполнить приказ и доставить его, Корсакова, в Россию. Война жестока с теми, кто ей служит, и не помнит их заслуг. Или это не война, а смерть? Смерть безжалостно покарает всякого, кто встанет на пути у ее любимца, даже если тот, кого она умерщвляет сегодня, был ее любимцем вчера. Но смерть — или война? — жестока и со своими любимцами: когда она не хочет отпускать их, она лишает их всего, что могло бы привязать их к мирной жизни, что могло бы придать этой жизни смысл.

Вертолет неожиданно вырвался из распадка на открытое пространство. Местность повсюду была исчерчена   причудливыми   волнистыми   линиями:

эти линии образовывались подножиями гор, извивами реки, очертаниями речных наносов. Вертолет, словно в затяжном прыжке, преодолел огромную долину и завис над белыми домиками погранзаставы. Корсаков даже не уловил того момента, когда они пересекли границу. Он увидел внизу взлетно-посадочную площадку с футбольными воротами по краям и людей, выжидательно уставившихся вверх. Когда машина, взметая винтами пыль, с легким толчком опустилась на землю, Корсаков наконец-то добрался до конца прерывистой цепочки своих раздумий: приходилось признать, что переход к мирной жизни теперь не имел для него никакого смысла.

Генерала уже поставили в известность о его отстранении от должности, однако официального приказа еще не было, и потому он сидел в своем кабинете и слушал радостно-приподнятое сообщение Сергея Николаевича. Тот, впрочем, обращался не столько к нему, сколько к своему будущему заместителю, молчаливому серьезному брюнету, всем своим видом выражавшему преданность и деловитость. Раскрытый блокнот на коленях будущего зама внушал генералу отвращение: во-первых, как знак непрофессионализма (что это за разведчик, который не надеется на свою память?), а во-вторых, как откровенное проявление подхалимажа. «А, плевать, не мое дело», — подумал генерал и сосредоточился на словах своего преемника. Тот рассказывал:

— Одновременно с данными, полученными со спутника, мы получили сообщение и с наших сейсмологических станций, которые зафиксировали толчок в районе Сеидабада. Фотографии, сделанные спутником, позволяют сделать однозначный вывод: фабрика полностью выведена из строя, вплоть до гидросооружений, на базе которых, видимо, планировалось построить гидроэлектростанцию. По сообщению резидентуры, на катастрофу уже откликнулись иранские газеты и радио, вплоть до центральных, что, несомненно, указывает на значительность случившегося. Сообщается о значительных человеческих жертвах. Полагаю, наши противники лишились не только капитала, но и многих ценных специалистов. Думаю, что западные криминальные структуры не сумеют в обозримом будущем изыскать капитал, достаточный для возобновления «восточного проекта». Это относится и к иранцам, которые к тому же не имеют необходимых технологий. Короче говоря, можно сделать вывод: операцию мы провели с блестящим успехом и в кратчайший срок. Так я и намерен доложить руководству.

— Мы? — поднял брови генерал. — По-моему, фабрику взорвал наемник Виктор Корсаков, который не имеет к нам никакого отношения, если, конечно, не считать того, что он наш соотечественник. Нам удалось реально сделать только одно: вовремя вытащить его из Ирана. Не спорю, само по себе это заслуживает поощрения, но...

— Не понимаю, зачем преуменьшать наши заслуги, — с улыбкой, но довольно нервно перебил шефа Сергей Николаевич. — Мы с вами вычислили и самого Корсакова, и то, что он собирался сделать, сумели направить ему на помощь своих людей. Какая разница, произошел взрыв часом раньше или часом позже, если он все равно должен был произойти? И разве не наши люди обеспечили Корсакову самое главное — отход после операции? Так как же можно говорить о том, что фабрика уничтожена без нашего участия?

Генерал отметил про себя, что в тоне его заместителя уже не слышится прежнего почтения. Он хотел было высмеять всю эту демагогию, но вовремя сдержался, подумав снова: «Плевать, не мое дело». В конце концов, кому повредит, если его бывший зам получит лишнее поощрение? Наоборот, он быстрее освоится, почувствует себя увереннее на новом месте... А уж ребята, которые прилетели из Ирана, и подавно заслужили любые поощрения. Интересно было бы на прощание взглянуть на этого Корсакова...

— А как прошел перелет из Ирана? Где сейчас Корсаков и наши люди? — поинтересовался генерал.

— Перелет прошел отлично, — бодро ответил Сергей Николаевич. — Иранцы как воды в рот набрали — до сих пор молчат. Думаю, они притворятся, будто ничего не произошло. Корсакова и наших ребят на заставе ждал другой вертолет, с экипажем и с человеком из местного управления в качестве провожатого. Майор Дьяков уже звонил мне из воинской части под Ашхабадом — они туда благополучно прибыли, там на нашем спецобъекте они отдохнут, переночуют, а завтра утром в аэропорт и в столицу.

— Как Корсаков ведет себя? — спросил генерал.

— Поначалу был замкнут, молчалив, — видимо, от усталости. Сейчас вполне лоялен, охотно поддерживает беседу, признается, что давно вынашивал мысль перебраться в Советский Союз, но его слишком захватила идея помешать осуществлению «восточного проекта» и тем самым как-то помочь Родине. Майор Дьяков отзывается о нем очень хорошо и полагает, что все пройдет гладко.

— Майор Дьяков — это невысокий такой блондин? — припоминая, сощурился генерал. — Хороший оперативник... Но машину с людьми в аэропорт на всякий случай все же пошлите.

— Само собой, — кивнул Сергей Николаевич. Генерал встал из-за стола, подошел к Сергею

Николаевичу и протянул ему руку.

— Знаю о решении руководства, поздравляю, — сказал он. — Успешной работы вам на новом месте. Если что, звоните, всегда помогу, чем смогу.

— Спасибо... Вроде рано пока поздравлять, — засмущался Сергей Николаевич. — Вот выйдет приказ, тогда...

— Да выйдет он, выйдет, — засмеялся генерал. — Ладно, пойду подчищать хвосты. А завтра зайду, не прогневайтесь, — хочу посмотреть на гостей.