Кирилл Воробьев - Монастырь (Книга 2)

После этих издевательств, ничего не добившись, прапорщики смилостивились и отпустили задержанного, заставив предварительно вымыть тазик с экскрементами и блевотиной.

Впрчем, Кулин и сам был рад последнему. В туалете вахты ему удалось и вымыть руки душистым мылом, и умыться.

Возвращая тазик, Николай невольно подслушал фразу, ставшую для него ключевой в этом приключении:

— Знал бы, кто на этого зычка стукнул, — раздраженно рычал один из прапоров, — я бы заставил его все это говно сожрать! Сколько времени зря потеряли!

Теперь все встало на свои места. Никто, кроме Дрозда, которому новоявленный коммерсант явно перебежал дорогу, настучать на Кулина не мог. И Николай решил отплатить ему той же монетой. Стукнуть на стукача не западло, оправдывал он себя.

Но заложить Дрозда следовало так, чтобы тот действительно попался с чем-то запрещенным и так, чтобы никаких подозрений на Николая бы не упало. Еще одна сложность заключалась в том, что Григорий никак не должен был быть упомянут в этом доносе.

Полученный чай разошелся на следующий день моментально. Кропаль Семихвалову, кропаль прессовщику, кропаль за очередной моток проволоки, кропаль Бурому. И Кулин оказался с половиной пакета. Но и это количество было для него неплохим подспорьем. Оставшаяся заварка ушла на швейку, где Николаю профессионально, не от руки, а на настоящей швейной машине, подогнали под его габариты синюю робу.

После начала занятий маклями, жизнь у Кулина стала немного легче. А вскоре и представился случай отомстить Дрозду. В один из визитов к Семихвалову, Николай заметил, что из гальванического цеха вышел его конкурент. Разузнать, что конкретно было нужно Дрозду в этом цехе, труда не составило. Куль уже давно скентовался с Петром, доверяя тому гораздо больше, чем можно было по соображениям элементарной безопасности. Гальваник платил той же монетой и вскоре Николай узнал, что Дрозд приходил никелировать лезвия для двухзарядной выкидухи.

Этот нож мог выплевывать кинжальный обоюдоострый язычок, остающийся на рукоятке, а мог и выстреливать двумя бритвенно-острыми пластинами, спрятанными сверху и снизу от основного лезвия. Такие снаряды, при достаточной силе пружины, могли с нескольких шагов прошивать насквозь дюймовую доску.

Куль так и не смог выяснить, где Дрозд прячет свое оружие, но ход против недруга все же сделать смог. Не без помощи того же Семихвалова.

Как-то Петр рассказал, что у них в отряде живет настоящий кумовской. Разница между простым стукачом и кумовским была весьма значительной. Если первого простые мужики, узнав о его деятельности, могли отметелить до полусмерти или даже пополнить им петушатник, то второго, как пригретого лично начальником оперативной части, все хотя и презирали за глаза, то ему самому всячески выказывали если не уважение, то нечто, замешанное на страхе. Узнав о таком фрукте, Кулин решил, что если тот, узнав о выкидухе, не побежит прямиком к куму, то он, Николай, ничего не понимает ни в стукачах, ни в людях.

Все прошло по плану. Петр курил рядом с кумовским, Куль подсел и начал шепотом справляться, не знает ли Семихвалов человека, которому бы нужен был выкидной нож. Как бесплатное приложение, Николай рассказал по чьей просьбе он это выспрашивает, и взял с гальваника обещание не трепаться.

На следующий день работа 51-й бригады была парализована. Едва зеки зашли на промку и переоделись, как нагрянули прапора. Они перевернули вверх дном весь цех, отмели несколько валявшихся почти на виду кипятильников и заточек. Кулин, ради такого дела, чтобы тоже выглядеть пострадавшим, пожертвовал кропалем из чайной трухи и бревен. Но и детали для выкидного ножа дотошные вертухаи обнаружили тоже.

После обеда Бурого дернул кум. Вернулся бригадир раздраженный, бурча себе под нос, что-то типа, да откуда мне знать кто как у меня тут крутится, я за план отвечаю, а не за всякую побочку от безделья… И до вечера вся смена ходила как шелковая. Никто не решался подать сердитому и потому спорому на расправу бригадиру малейший повод оную с провинившимся учинить.

А вечером Дрозда посадили в ШИЗО. И Кулин в этом совершенно точно был не виноват.

Как не виноват он был и в гибели семейника.

Поймав себя на этой мысли, Николай озадаченно огляделся. Оказалось, он сидел в комнате политико-воспитательной работы а его соседи-бесконвойники смотрели телевизор. Куль, невидящим взором, тоже, оказалось, пялился в экран, где шли новости из очередной горячей точки. Дергались автоматы в руках маленьких человечках в камуфляже, голос диктора возвещал нечто патетическое. Зек понял, что смотреть на трупы но больше не может, и, встав, громыхнув стулом, он вышел прочь.

Сев на свою шконку, Николай огляделся, и, выяснив, что за ним никто не наблюдает, открыл тумбочку. Сдвинув пластину, бесконвойник вытащил из тайника в полке стопку вырванных из тетрадки листов. Остатки прозрачного клея все еще держали их вместе, хотя отдельные страницы уже выпирали своими излохмаченными краями из общей массы. За бумагами виднелась рукоятка финского ножа. Куль примкнул пластину обратно и, развалившись на кровати, принялся изучать дневник убиенного Гладышева.

— Кстати, Игнат Федорович, — На людях Поскребышев всегда обращался к куму по имени-отчеству, — Вы обратили внимание на некоторые изменения на нашем фронтоне?

Лакшин сбавил и без того неспешный шаг, и внимательно всмотрелся в лицо лепилы, пытаясь найти в нем какие-то изменения. Врач рассмеялся:

— Да я не морду свою имею в виду, а это здание…

Обернувшись, майор сразу заметил, что поменялось в облике больнички. На месте невесть куда исчезнувшей мозаики со вчерашними полуночными всадниками, теперь была совершенно другая картина. Даже не картина, а непонятный одноцветный барельеф. Кое-где на нем виднелись отдельные цветные камушки, остатки апокалиптической мозаики, но они лишь подчеркивали строгость непонятного изображения.

— Видите, по центру этой композиции мы видим Дхарма чакру, она же колесо закона или сансары. Этот символ олицетворяет восьмичастный путь, по количеству спиц, а так же то, что все рано или поздно вернется на круги своя.

Оперативник остановился, разглядывая барельеф и, одновременно, пытаясь вникнуть в смысл того, что сейчас провозглашал Михаил Яковлевич.

— Слева от него — Гаутама Будда. Он обращен к небу и в прошлое. Справа Майтрейя Будда. Этот обращен к земле и в будущее. А мы, хи-хи-хи, посередке…

Утрированно подмигнув Лакшину, врач поспешил за Жбаном, который уже давно поджидал офицеров, придерживая дверь локалки и отгоняя от нее зеков из первых двух отрядных секций.

Поднимаясь, Игнат Федорович вдруг обратил внимание на какого-то бесконвойника, который шел, казалось, не разбирая дороги и в глазах его светилось такое бешенство, что куму вдруг стало жутко и он невольно проследил взглядом путь этого зека.

— Разойдись! — Рявкнул Жбан.

Зеки, толпившиеся в дальняке и ближайших его окрестностях, отреагировали на приход начальника оперчасти рассредотачиванием с максимально возможной прытью. Когда Лакшин и врач зашли в сортир, из живых там был только завхоз восьмого отряда, Котел. Он понуро взглянул на вошедших и, не зная, что им сказать, лишь протянул руку в направлении трупов и пожал плечами.

— Асфиксия. — Сам себе кивнул Поскребышев, едва взглянув на тела.

— Удушение. — Полуутвердительно проговорил кум. Он несколько секунд всматривался в лица трупов, словно стараясь разглядеть в их до сих пор открытых глазах отпечаток изображения убийцы.

Осмотр места происшествия не дал ничего. И лишь когда Игнат Федорович посмотрел вверх, тайна появления мертвых тел из воздуха перестала существовать. Там, на потолке, виднелось несколько свежих кровавых пятен. Мало того, осыпавшаяся штукатурка четко обозначала контур узкого прямоугольника.

Кум, если бы на него не смотрели Исаков и Михаил Яковлевич, завопил бы от восторга. Это был лаз в тайные ходы. Первый достоверно известный вход.

Но, прикинув все обстоятельства, майор помрачнел. Эта "дверь" являлась, скорее выходом. Проникнуть в нее можно было лишь с помощью стремянок. Да и сам факт того, что неведомые убийцы вдруг расшифровали одну из дверей, значил многое.

Пока вольные рабочие, или расконвоированные, с помощью малой механизации, ломов и кувалд, будут крошить эту преграду, преступники могут спокойно покинуть свое прибежище, и у них еще останется куча времени для заметания следов.

Единственным выходом было бы, пока производятся вскрышные работы, выстроить всю зону на плацу. Но, насколько помнил Лакшин, предыдущие проверки раз за разом показывали, что на месте все. Кроме безвременно усопших. Разве что…