Роза Ликсом - Купе № 6

Предрассветное морозное зарево окрасило ледяную крышу маленького извилистого ручья в золотисто-желтый цвет. Вокруг прибрежного тростника клубился густой туман. Заиндевелые ивы тянули свои нежные тонкие ветви к ясному переливающемуся разными оттенками фиолетового небу. Из тумана вдруг выскочил белобокий олень. Его маленький хвост подергивался.

— Мой сын по характеру чистокровный отщепенец. Героями парня должны бы быть космонавт Алексей Леонов или генерал Карбышев, превращенный фашистами в ледяную статую. Но нет. Он мечтает о таких, как Власов, и планирует переехать в ГДР сразу же, как только наберет — а он в подручных у одного спекулянта — нужную сумму долларов, чтобы достать загранпаспорт.

Мужчина безвольно опустил руки. В купе повисла гнетущая тишина.

— Я не переехал бы на ту сторону, даже если бы мне заплатили тысячу долларов. Это как пересадить птицу из одной клетки в другую. Я люблю свою страну. Америка — это позабытая Богом мусорная куча.

Солнце покачивалось над беззаботным лесным пейзажем. Тягостная атмосфера была разрушена.

— Дома в Москве я читаю Катеньке газеты вслух, а в Улан-Баторе своим друзьям. Можно, я почитаю? Мне стало бы легче. Хотя бы чуть-чуть.

Девушка кивнула.

— Цепная авария на кольцевой дороге в Москве — пять человек погибли и двадцать человек ранены, взрыв в угольной шахте на Украине — триста человек погибли, авария на нефтепроводе в Челябинске — тысяча пятьсот оленей утонули в нефти, обрыв канатной дороги в Грузии — тридцать четыре человека погибли, и опять подводная лодка затонула в Ледовитом океане — погиб семьдесят один человек, отопительный котел взорвался в доме престарелых — погибло сто двадцать семь человек, в детском доме прорвало батарею — сорок четыре ребенка обварились кипятком, пассажирский корабль затонул в Черном море — двести шесть человек утонули, химический завод приостановил выполнение трудового договора — город исчез с лица земли, обрушение электростанции в Карелии — тринадцать деревень затоплено, семьсот человек утонуло, если рухнет атомная станция, от последствий облучения погибнет миллион человек.

Мужчина прекратил читать и замер в ожидании.

Затем выпрямил спину, перевернул страницу и глубоко вдохнул.

— Советские летчики потеряли пять ракет ПВО во время испытательного полета на Сахалине. Здесь правда так написано.

Мужчина сунул газету под матрас и долго мерил взглядом оконную раму.

— Я был, наверное, классе в шестом. У нас был мальчик, которого звали Гриша Козинцев. И еще был один бездарный учитель — товарищ Усть-Кут.

Мужчина разразился смехом.

— Разве у нормального человека может быть такое имя! Мы все тогда тоже смеялись. По какой-то причине этот товарищ Усть-Кут ненавидел Гришу. Доставал его почти каждый день. Заставлял стоять перед классом, раздавал пощечины и обзывал дураком. Мы думали, сколько можно! Но все повторялось, но однажды Гриша схватил в руки указку, врезал ею товарищу Усть-Куту по лицу, бросил указку на пол и убежал. Последовала та еще драма. Прибежал сторож, директор и другие учителя, все таращились. В принципе у этого извращенца была только царапина на носу, так что вскоре урок продолжился. А незадолго до звонка на перемену дверь класса отворилась и на пороге появился Гриша Козинцев с настоящим ружьем наперевес. Он прицелился в товарища Усть-Кута, и когда этот баран наконец понял, что происходит, то завизжал, как свинья. Тогда Григорий выстрелил. Полилась кровь, извращенец умер. Гриша мог застрелить также и меня и любого другого идиота в классе, которые дразнили его на протяжении всей школы. Но нет. Нас он пожалел. Тогда я еще не понимал, что убивать стоит лишь тех, кто боится смерти. В противном случае убийство — это дружеская услуга.

Поезд еле тащился, словно просил прощения. Сияющее в молочно-белом небе солнце делало снег еще ярче. Так продолжалось несколько часов, затем темнота на мгновение поглотила надменное солнце. Сибирь за окном пропала, но вырвалась вновь на свет, прежде чем кто-либо успел даже заметить. Высокая стена из лесных деревьев казалась черной и страшной и стояла в непосредственной близости к железнодорожному полотну. Когда она закончилась, открылся красивый вид на долину реки. Посреди заснеженной равнины торчало три дома, перед ними — баня по-черному, из которой валил густой дым. Перед баней, в клубящемся облаке, стояла голая полная румяная баба. Мужчина угостил девушку шоколадом «Пушкин». Он был темным и горьким.

Мужчина выглянул из окна и успел заметить женщину.

— Слабые формы, но прочно слажена.

Девушка долго чиркала в блокноте, пока не нарисовала сибирскую деревню посреди безбрежного пейзажа. Мужчина таращился на девушку, слегка приоткрыв рот.

— Один мой знакомый Коля все время повторял такую шутку. В армии у всех у нас отрастают железная челюсть, железные скулы и железная воля. Только вот все сварено так небрежно, что при возвращении домой вся конструкция тут же рассыпается.

Мужчина так сильно смеялся, что даже вытирал слезы рукавом. Он встал на колени, достал из-под полки мятую газету, сложил ее аккуратно и положил под матрас.

— Другой Коля, его мечты так и остались неосуществленными, написал белыми буквами на красном фоне: «Где оно, наше счастливое будущее?» С этим плакатом он вышел на Красную площадь, успел простоять минуты три, после чего милицейская машина Колю увезла. Он получил двадцать пять лет, столько же наши прапрадеды служили в армии. Гражданские права у него отобрали еще на пять лет. Где оно, наше счастливое будущее? Над этим смеялись даже голуби на Красной площади.

Вечернее огненно-багряное солнце застыло в раздираемом ветрами небе. Где-то за солнечным кругом сползали вниз огромные пласты мокрого снега. Девушка достала рюкзак, мужчина накрыл стол к ужину. Они ели медленно и тихо, пили хорошо заваренный чай: индийский черный, купленный девушкой в валютном магазине. После ужина мужчину потянуто на разговор, но девушка хотела побыть в тишине. Мужчина достал из-под подушки перочинный нож и стал чесать им за ухом. Девушка лежала, закрыв глаза. Так они ехали весь длинный тусклый вечер, засыпали и просыпались каждый в свое время. Девушка была вместе с Митькой в его комнате: на маленьком синем проигрывателе медленно крутилась пластинка группы «Джефферсон эйрплейн», Митька листал энциклопедию, изданную в начале века, девушка лежала на кровати и выводила по трафарету древнеегипетские иероглифы, Захар на кухне чистил картошку и напевал под нос какой-то старинный русский романс, Ирина тихо беседовала с Юлией в гостиной.

Болотистые леса за окном постепенно сменились открытой равниной: обветшалые, погребенные под сибирским снегом остатки фундаментов, обвалившиеся колодцы, болтающиеся на березовых стволах скворечники, деревни, брошенные дома, уставившиеся на поезд мертвыми окнами. В сугробе застрял гусеничный трактор с молочной цистерной, по полю брела лошадь. Спина ее прогнулась, как у старого дивана. Она тянула за собой сетку, в которой вместо сена болталось два закоченевших на морозе зимняка со связанными ногами.

— Друг мой, а знаешь ли ты, какой сегодня день? Сегодня День космонавтики. И это еще не все. Сегодня еще и день вознесения на небеса нашего покойного великого вождя, сегодня — пятое апреля. Все мы помним, что пятого апреля тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, точнее, это случилось пятого марта, крепкое сердце главного машиниста поезда нашей истории, генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина выразило решительный протест, и уже спустя несколько часов вовсю работала машина по организации похоронного процесса. Иосиф Виссарионович был таким ужасным человеком со стальным разумом, что до сих пор страшно. Так что давай, детка, выпьем за смерть Сталина, пусть и с опозданием на месяц. — Мужчина стал яростно рыться в сумке. Он искал и все время повторял про себя: — Найдется, обязательно найдется. Бутылка водки не иголка, да и купе не стог сена.

Бутылки не было в сумке, зато она нашлась под матрасом.

Мужчина плеснул водки в оба стакана, протянул один из них девушке, а другой поднял сам.

— Выпьем за космонавтику! — Он выпил и снова наполнил стакан. — Следующий тост будет за прекрасную молодую женщину нашего купе, а также за всех других бесформенных финских женщин. Выпьем за красоту! — Он снова наполнил свой стакан и придал лицу официально-советское выражение. — Поднимем следующий тост за одного из самых противоречивых героев мировой истории, великого вождя советского государства, железного отца, грабителя тифлисской почты, первого еврея Грузии и короля головорезов, за Иосифа Виссарионовича.

Мужчина опрокинул стакан, закусил куском черного хлеба и снова наполнил стакан.

— Снова поднимем стакан и снова за нашего железного вождя. Спасибо, Иосиф Виссарионович, за то, что превратил Советский Союз в сильную промышленную державу, поддерживал в нас веру в лучшее будущее и постепенно уменьшал наши человеческие страдания. А кто прошлое помянет, тому и глаз вон, кто же прошлое забудет, тому два вон... Выпьем также за маршала Жукова, героя Берлина. Без него нацисты сделали бы из Москвы пруд с подсветкой и очистили бы земной шар от славян и других нечистых народов, в том числе и от финнов. — Он разом опустошил стакан и плеснул туда еще немного водки. — Евреи влили яду в рот великого вождя, и, хотя я ненавижу евреев, честь и хвала им за этот красивый жест.