Александр Громов - Жара. Терпкое легкое вино.

Впрочем, как любой телесериал все же имеет конец, так получила концовку и любимая бабская версия — Валерка надумал жениться. Нет, в общем-то, надумал и надумал, тут ничего удивительного не было, каждый человек в итоге прилепиться куда-нибудь должен, а уж

Валерке-то и тем более пора было, вопрос — на ком! И вот это-то вызвало некоторое, мягко говоря, изумление, потому что выбрал себе Валерка в жены Юльку, которая была его на шестнадцать лет моложе. И дело, конечно, не в возрасте, вон у Фовановых Нинка вообще старше мужа на пять лет, и ничего — живут, но — Юлька! Вы подумайте — Юлька!

Младший брат Валеркин, который в отличие от «непутевого» старшего, был «путевым» и имел свою перепродажную фирму, так и сказал:

— Ты знаешь, Юлька-то она того… нет, конечно, когда ты с ней просто, это дело понятное… но… э-э-э… как бы это выразиться… в общем, многие ее тут знают, — наконец выпалил он, хотя насколько известно поселку, он сам по осени, еще в бабью пору, и познакомил Валерку с Юлькой.

— А мне это неинтересно, — спокойно ответил Валерка и пошел себе дальше, а брат только головой своей путевой покачал.

Сестра та просто сказала:

— Дурак ты, Валерка, не пара она тебе, хлебнешь ты лиха.

А мать, так та в дверях встала:

— Не пущу в дом. Я с этой проституткой жить под одной крышей не желаю.

Ну, нашли кого запугивать. Валерка как будто и не слышал ничего, а все делал так словно и впрямь свадьба состоится. И стало всем казаться, будто Валерка знает что-то такое, что никому в поселке неизвестно, знает он какую-то тайну или секрет, а раз так, то, может, и прав этот Валерка? На родню такое тайное знание и уверенность тоже подействовали и на ноябрьские праздники, которые еще постаринке справляли, свадьбу сыграли.

Валерка же действительно знал то, что не знал ни один поселковый: когда он предложил Юльке идти за него замуж, та потупилась и сказала:

— Нельзя тебе меня замуж брать.

— Почему? — удивился Валерка.

— Потому что… потому что жила я тут как ни попадя, — и вздохнула: — больно грехов за мной много, а ты вон и в церковь ходишь.

— Ну так и я не ангелом жил, — гнул свое Валерка. — Вахлаком и бродягой жил. Дурь курил аж с армии… Человека вот убил… — и, помолчав, оживился: — Так вот и выходит, что именно нам соединиться надо. Это ж наша новая жизнь начнется! Все старое останется — и новая жизнь! Представляешь!

Юлька задумалась:

— Уж больно любила я это дело, — произнесла она.

— А теперь все по закону будет, — не унимался Валерка. — Ребенка родишь.

— Люди трепаться начнут. Будут про меня говорить всякое…

— Да плевать мне на разговоры.

— Правда? — спросила она и как-то по-другому посмотрела на Валерку, как не смотрела ни кого раньше.

— Правда.

— И никогда-никогда не попрекнешь, как я раньше жила.

— Никогда, — подтвердил Валерка.

— Ну ладно, — сказал Юлька, — я подумаю, — и ушла. И ничего больше в этот вечер у них не было.

А после привел ее Валерка в церковь, познакомил с Николаем Угодником, про себя все рассказал, и ты, говорит, прощения попроси, и вся твоя тяжесть как рукой снимется. Тут выяснилось, что ввиду коммунистического будущего, Юлькины родители посчитали, что крещение ей без надобности, и осталась Юлька некрещеная. И надо же — это даже Валерку обрадовало и, когда они из церкви вышли, он объяснил почему.

— Ты раз некрещеная жила, то значит, и не ты и жила вовсе. А вот как крестишься, так и новая жизнь для тебя настанет, а той, выходит, и не было.

— Как же так не было? — удивилась Юлька.

— А так, все твои грехи это другой человек делал, а окрестишься, и, считай, заново родилась и нет на тебе еще греха.

— Это ж вроде не честно, — засомневалась Юлька. — Как так — жила-жила, грешила-грешила, а потом раз — и нет ничего.

Валерка задумался, но шагов через десять сказал:

— Если специально так сделать, чтоб в рай попасть, то ничего не получится, потому что Бог всякое твое движение видит и знает. И это выйдет еще пострашнее всех прошлых грехов. А если все от души делать и без всякого умысла, то вся твоя прошлая жизнь — долой!

И Юлька тоже шагов десять молчала, а потом ответила:

— Ну ладно.

Но мать Валеркина позиций сдавать не собиралась, раз уж сказала, что жить она под одной крышей с этой не будет, то и быть по сему. Да и тоже, на те вам, — Юлька! И что в этой худобине мужики нашли? Ну да, как она свою юбку, что только трусы прикрывает, натянет, так, конечно, все на нее давай пялиться, а так-то что в ней? Да и рябая к тому же, ну что это такое за удовольствие? Тут, конечно, мать была неправа, потому что Юлька рябой не была вовсе, это уж так бывает, коль не взлюбила, то теперь и лебедь не лебедь, а нильский крокодил. И про юбку она зря, ну была у Юльки такая юбка, ну вышагивала она по поселку своими ножками на каблуках-шпильках, только ведь сейчас-то зима, куда в такой юбке пойдешь. Ну не смех ли? И на кухне и в комнате мать Юльке проходу не давала, так что та уж старалась подольше с работы не приходить, Валерка-то тогда на завод устроился, придет — нет Юльки, а мать так с ехидцей что-нибудь и ввернет на счет того, почему этой вертихвостки нету. Валерка молча соберется и к ней на работу, а та как раз по дороге и встретится. А однажды не встретил ее Валерка, поздний вечер уже, а ее все нет — бросился тогда искать по-настоящему, а она, оказывается, у родителей своих осталась. Не могу, говорит, я так больше. В этот-то раз Валерка ее с матерью помирил. Только не мир это был, а перемирие. И по весне Юлька ушла из дома окончательно, и, на все Валеркины просьбы, возвращаться не собиралась — только головой мотала, а когда в Валеркином потоке уговоров наступила пауза, сказала:

— Ребенка я жду.

Тут Валерка обомлел, потому что большего счастья и большей мечты у него не было, и боялся он, что обделит судьба его этой радостью, уж слишком жил тяжко до этого, и хоть говорят, что некоторые мужики и в семьдесят детей делают, но тут Валерка за свой организм боялся, так как казался он ему сильно поистаскавшимся и службой на подлодке, и различными таежными обморожениями, и пьянством, и наркотиками, и различными заболеваниями, случавшимися обычно после бурной и непродолжительной любви. В общем, Юлькино сообщение унесло Валерку на седьмые небеса, и бедная Юлька еле отбилась от его восторженных объятий, лобызаний и тасканий на руках. А когда он вернулся на землю — и Юльку тоже вернул, усадив на диван, — она сказала:

— Попроси, чтобы тебе на заводе хоть какое жилье дали, — и Валерка радостно закивал головой и в эту ночь остался у тестя. И еще два дня там жил.

Нет, на заводе, конечно, от квартиры ему не отказали, только вот дом, в котором Валерка получит квартиру, будет сдан только следующим летом, так что пока, извините, хоть мы вас уважаем и ценим, но тут ничего не поделаешь…

А сестра сказала:

— Ты бы у брата денег попросил да купил себе домишко.

И брат помог. А почему бы не помочь? Не он ли Валерку с Юлькой познакомил? Ну так что ж, пожалуйста. Только много он сейчас дать не может, так что, гм, но на домишко хватит, и, гм, тут ведь инфляция, так что уж, да, гм, отдашь в «зеленых», да…

И Валерка приобрел домишко. Баньки тогда не было, палисадник заброшен, да и сам домишко требовал капитального ремонта, но Валерка-то на все руки мастер — сейчас не дом — сказка: заходишь — и сразу большущая комната, такая большущая, что тут тебе сразу и коридор, и кухня, и умывальник с зеркалом, и шкафы с посудой и с одеждой, а когда праздник, то и гостям места хватает, есть где столы поставить и развернуться, две другие комнаты меньше, ну а большие-то зачем, в одной получается спальня, телевизор и большая икона Николая Угодника, а которая совсем маленькая — детская, там диванчик, теплый ворсистый ковер на полу, а на ковре игрушки.

Правда, конечно, за долг брату пришлось повкалывать, но ведь ничего, выкрутился, опять же занял-перезанял. И Юльке пришлось через год на работу устраиваться, с деньгами-то совсем яма была, а Катьку оставляли на день у бабушек, но и это ничего. Юльке, кстати, неплохая работа нашлась — диспетчером в автохозяйстве, сиди себе, распределяй шоферню куда следует. Не пыльная работа. Все, в общем, обустроилось. Спасибо тебе, Николай Угодник!

Ну а дочка родилась просто прелесть! Да уж тут ничего не скажешь — все пришли на крестины, и все были очень счастливы, и кажется, даже Валеркина мать по-доброму смотреть на сноху стала. Впрочем, снохе теперь не до гуляний в короткой юбке. Ну и слава Богу!

А когда в прошлом году справляли сорокалетие Валерки, то-то был праздник! Мать, кажется, окончательно примирилась со снохой, а младший брат возьми да и прости остаток долга Валерке, правда, там оставалось-то совсем ничто, и Валерка как раз собирался после дня рождения в следующем месяце окончательно рассчитаться, ну да разве от этого поступок брата стал хуже, нет, конечно, и все его оценили, в конце концов в хозяйстве лишних копеек не бывает. Это и был подарок брата. А сестра подарила рассаду со своего огорода. У нее чудесная рассада — это просто здорово, что она догадалась ее подарить. Родители подарили чайный сервиз, а тесть с тещей кухонный комбайн. А Юлька — что за молодец эта Юлька — подарила Валерке шикарные джинсы, самые по моде, и Валерка сразу же надел их и привел всех в восторг, а Юлька еще заставила надеть его рубашку, которая точно подходила к джинсам, и Валерка стал полный король да так и ходил весь вечер в своем королевском наряде. В общем, праздник был на славу, а то, что он так удался была опять же заслуга Валерки, пригласившего своего товарища, с которым когда-то вместе зимовал два месяца в тайге. Надо же — зимовали вместе, а сейчас Валеркин товарищ работает на телевидении! По крайней мере, каждый может видеть, как он ведет телевизионную программу два раза в месяц, беседуя с известными людьми области, то это глава администрации, то успевающий банкир, то директор завода, а однажды он беседовал с каким-то поэтом, и поэт оказался таким занудой и у него были такие скучные и тягучие стихи, что многие в поселке переключили программу, хотя, конечно, если бы они знали, что ведущий друг Валерки и что он появится у него на сорокалетии, то никто бы и не подумал переключать программу, а даже наоборот, те, кто не смотрел телевизор поспешили бы заранее, и уж никто бы не стал из-за скучных стихов говорить, что программа не удалась.