Франсуаза Саган - Ангел-хранитель

Он начал жаловаться на судьбу, но это меня не удивило. Такой у меня дар: все мужчины рано или поздно начинают выкладывать мне свои проблемы – сыщики, почтальоны, писатели. Даже фининспектор делится семейными неурядицами.

– Который час? – произнес сонный голос, и на лестнице появился Льюис, в халате, протирающий глаза. Похоже, он неплохо выспался. Я пришла в ярость: убивает людей – это его дело, но какого черта я должна спозаранку принимать полицейских, пока он изволит почивать?!

Я представила их друг другу. Льюис и бровью не повел. Он пожал руку Пирсону, смущенно попросил разрешения налить себе кофе. Я ждала, что он вот-вот томно спросит, не сержусь ли я на него за вчерашнее. Дальше некуда! Я сама налила ему кофе, он уселся напротив Пирсона, начался допрос. И тут я узнала, что мой нежный убийца родился в очень приличной семье, отлично учился, на всех работах им были весьма довольны, и только любовь к путешествиям и приключениям помешала ему сделать блестящую карьеру.

Я слушала его раскрыв рот. Выходит, он был примерным гражданином, пока не повстречался с Дороти Сеймур, роковой женщиной номер один. Из-за нее он совершил уже четыре убийства. Как же так, почему в роли злодейки оказалась именно я, в жизни мухи не пристукнувшая без сожаления, я, к которой вечно льнули потерявшиеся кошки, собаки и люди?

Тем временем Льюис спокойно рассказывал, что взял «винчестер» со стола реквизиторской, где всегда его оставлял. Ему и в голову не пришло что бы то ни было проверять, он ведь в течение всех съемок палил из него налево и направо, и все было о'кей.

– Ваше мнение о Маклее? – внезапно спросил Пирсон.

– Алкоголик, – ответил Льюис. – Бедный алкоголик.

– Какие чувства вы испытали, когда он упал?

– Никаких, – холодно ответил Льюис, – разве что удивление.

– А теперь?

– Я по-прежнему удивлен.

– И вас не мучила мысль, что вы убили человека?

Льюис поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. Я замерла. Он растерянно развел руками:

– Нет, меня ничего не мучило.

Я знала, что он сказал правду, и, к моему глубокому удивлению, это окончательно убедило Пирсона в его невиновности. Лейтенант встал, вздохнул и закрыл блокнот.

– Мы уже проверили то, что вы нам рассказали, мистер Майлс, по крайней мере, почти все. Прошу простить за беспокойство, но таков порядок. Миссис Сеймур, бесконечно вам благодарен.

Я проводила его до крыльца. Он робко спросил, нельзя ли как-нибудь на днях пригласить меня на коктейль, и я поспешно согласилась. Когда он отъезжал, я улыбалась ему вслед так широко, как если бы во рту у меня росло пятьдесят два зуба. Все еще дрожа, я вошла в дом. Льюис маленькими глотками пил кофе. У него был столь самодовольный вид, что мой страх сменился яростью. Я запустила в него подушкой, потом стала метать все, что попадалось под руку. Я кидала быстро, не целясь, и, конечно же, одна чашка попала ему прямо в лоб. Брызнула кровь, и я снова разрыдалась. Второй раз за этот месяц и за десять последних лет.

Я упала на диван.

Льюис положил голову мне в ладони, по моим пальцам потекла горячая кровь. Я спрашивала себя, почему полгода назад, на пустынном шоссе у пылающего автомобиля, когда эта голова лежала у меня на руках и по ним текла та же кровь, в моей душе не шевельнулось предчувствия. Я должна была бросить его там и бежать без оглядки или прикончить на месте.

Рыдая, я отвела его в ванную, промыла рану спиртом и наклеила на лоб пластырь. Он молча и виновато глядел на меня.

– Вы напрасно испугались, – наконец произнес он.

– Напрасно! – воскликнула я с горечью. – Под моей крышей живет человек, совершивший уже пять убийств…

– Четыре, – скромно возразил он.

– Ну четыре, это ничего не меняет. В восемь утра меня поднял полицейский, а вы говорите, я зря беспокоюсь… Это уж слишком.

– Бояться совершенно нечего, – ответил он весело. – Вы же сами все видели.

– И потом, как это понимать: раньше вы жили, словно примерный мальчик – прилежный студент, добросовестный работник, все у вас было хорошо. А встретив меня… Я что, похожа на Мату Хари?

– Я же говорил, Дороти. Пока я не узнал вас, я был совсем один. А теперь у меня появилось что-то свое, я знаю, зачем живу.

– У вас нет ничего своего, – вспылила я в отчаянии. – Если нас не посадят и не повесят, я в ближайшее время выйду замуж за Пола Брета.

Он резко встал и повернулся ко мне спиной.

– Вы полагаете, что тогда мне нельзя будет жить вместе с вами? – спросил он отрешенно.

Я прикусила язык. Он повернулся ко мне. Опять этот взгляд слепца, который я уже так хорошо знала и так боялась. Я пронзительно закричала:

– Нет, Льюис, нет! Если вы хоть пальцем тронете Пола Брета, то никогда, слышите, никогда больше меня не увидите. Я возненавижу вас, между нами все будет кончено.

Я и сама не знала, что именно будет кончено. Он провел ладонью по лбу и очнулся.

– Я не сделаю Полу ничего плохого, но я хочу видеть вас всю жизнь.

Он подошел к лестнице и медленно, как человек, получивший жестокий удар, стал подниматься по ступеням. Я вышла на веранду. Солнце весело освещало мой старый сад, и украшающий его «Ройс», и холмы вдалеке – весь этот маленький мир, такой уютный и радостный на протяжении всей моей жизни. Всплакнув еще напоследок по своей загубленной судьбе, я, шмыгая носом, поднялась наверх. Пора было одеваться. А все-таки лейтенант Пирсон очень хорош собой.

Следующие два дня прошли как в кошмарном сне. Целыми днями я глотала лекарства, добралась даже до транквилизаторов, чего со мной прежде не бывало. Но в этот раз жизнь меня так приложила, что лучшим выходом из положения стало казаться самоубийство.

А на третий день разразилась буря. Вернее, смерч. Тайфун по имени «Анна» (что за дурацкая традиция давать стихийным бедствиям нежные женские имена) обрушился на побережье. Я проснулась на рассвете оттого, что кровать сотрясалась, потом услышала рев воды, все поняла и испытала нечто вроде горького облегчения. В дело вмешалась стихия, Макбет уже в пути, скоро конец.

Я глянула в окно. По дороге, обратившейся в реку, плыли несколько пустых автомобилей, а следом несло какие-то обломки. Я прошлась по дому, подошла к другому окну и увидела, что наш «Ройс» дрейфует по саду, точно рыбацкая лодка. Веранда едва выступала из воды, сантиметров на пятьдесят, не больше. Я с удовлетворением подумала: как хорошо, что я никогда всерьез не занималась садом, а то бы все усилия пошли насмарку.

Я спустилась вниз. Льюис с восхищением смотрел в окно. Он поспешил налить мне кофе. Взгляд у него был умоляющий. Со дня убийства Маклея он смотрел на меня, как ребенок, выпрашивающий прощения за глупую шутку. Я напустила на себя надменность.

– Сегодня придется остаться дома, ни по одной дороге не проехать, – сказал он радостно. – И телефон не работает.

– Замечательно, – отозвалась я.

– К счастью, я купил вчера у Тоджи два бифштекса и пирожные с сухофруктами, вы такие любите.

– Спасибо, – высокомерно поблагодарила я.

На самом деле я была в восторге. Не надо ехать на работу, можно целый день шляться в халате, да еще мои любимые пирожные… Все складывалось не так уж плохо. К тому ж у меня была презанимательная книжка, напичканная романтическими историями и красивыми чувствами, она отвлекала меня от мыслей об убийствах и прочих неприятностях.

– Наверное, Пол здорово расстроился, – сказал Льюис. – Он хотел свозить вас на уик-энд в Лас-Вегас.

– Ничего, разорюсь как-нибудь в другой раз. Кстати, я собираюсь дочитать эту книгу. А вы чем будете заниматься?

– Музыкой, – ответил он, – потом приготовлю обед. А после, может, сыграем в карты?

Он был на седьмом небе: целый день вдвоем. Наверное, с раннего утра ликовал. Я не смогла скрыть улыбку.

– Ладно, пока я читаю, занимайтесь своей музыкой. Надо полагать, ни радио, ни телевизор тоже не работают.

Совсем забыла сказать, что Льюис увлекался игрой на гитаре и сам сочинял заунывные, меланхолические, немного странные мелодии. Я позабыла об этом, поскольку сама не бог весть как люблю музыку. Он взял гитару и принялся перебирать струны. На улице завывала буря, я пила горячий кофе, рядом был мой милый убийца, мне было так хорошо, что я едва не мурлыкала. Наверно, это ужасно, когда для счастья нужно столь мало. Счастье начинает засасывать, и единственный способ от него избавиться – погрузиться в неврастению. Нас преследуют неприятности, гнетут проблемы, но вдруг, точно камень, брошенный из-за угла, или как солнечный луч, настигает счастье, и мы отступаем перед радостью бытия.

День прошел очень спокойно. Льюис выиграл у меня в карты пятнадцать долларов. Готовку он, слава богу, уступил мне. Он играл на гитаре, я читала. Мне с ним совершенно не было скучно, он был необременителен, как кошка. А вот активность Пола порой меня раздражала. Даже думать не хотелось, как бы прошел этот день, окажись Пол на месте Льюиса. Уж он бы нашел чем заняться. Вздумал бы починить телефон, пришвартовать «Ройс», укрепить ставни, помочь мне дописать сценарий, потрепаться об общих знакомых, заняться любовью и бог весть чем еще. Действовать, действовать, действовать! А Льюису было все равно. Если б дом сорвался с якоря и поплыл подобно Ноеву ковчегу, он так бы все и сидел, томный и счастливый, с гитарой в руках. У нас было так спокойно, а за дверьми бушевал тайфун «Анна».