Анна Гавальда - Я ее любил, Я его любила

Потому что… Не знаю, в чем тут дело - в моем воспитании или в том, что внушали мне святые отцы. А может, все дело в моем характере? Вряд ли я сумею все это объяснить, но одно не подлежит сомнению: я всегда сравнивал себя с рабочей лошадкой. Мундштук, повод, шоры, оглобли, лемех, ярмо, тележка, борозда… И так далее, и тому подобное… С детских лет я хожу по улицам, уставясь носом в землю, как будто это сухая корка, которую необходимо пробить.

Женитьба, семья, работа, отношения с людьми… Через все это я продирался, не поднимая глаз и сжав зубы. С опаской, с недоверием. Кстати, я хорошо играл в сквош - и не случайно: мне нравилось ощущение тесного замкнутого пространства, я любил лупить изо всех сил по мячу, чтобы он летел назад со скоростью пушечного ядра. Я это просто обожал.

- Ты любишь сквош, я - йокари, этим все сказано… - подвела как-то вечером итог Матильда, массируя мое разболевшееся плечо. Помолчав минуту, она добавила: - Подумай над моими словами, в этом что-то есть. Люди суровые в душе, жесткие, непримиримые кидаются на эту жизнь и все время причиняют себе боль, тот же, кто мягок… нет, не то слово… кто гибок, податлив, меньше страдает от ударов судьбы… Думаю, тебе стоит переключиться на йокари, эта игра гораздо забавней. Ударяешь по мячику, который держишь на веревочке, и не знаешь, куда именно он вернется, но точно знаешь, что вернется, обязательно - в этом-то весь кайф. Мне иногда кажется, что я… Что я - твой шарик-йокари…

Я не ответил, и она продолжила молча массировать мне плечо.

- Вы никогда не думали начать все сначала - с ней?

- Да конечно думал. Тысячи раз. Тысячу раз хотел, и тысячу раз отступал… Подходил к краю пропасти, наклонялся и в ужасе отбегал. Я чувствовал ответственность за Сюзанну, за детей.

Ответственность за что? Еще один тяжелый вопрос… Я взял на себя обязательства. Подписался, наобещал и должен выполнять. Адриану было шестнадцать, и ничего с ним не ладилось. Он переходил из одного лицея в другой, писал на стенках лифта Nofuture*(' Будущего нет {англ.).) и мечтал об одном: отправиться в Лондон и вернуться оттуда с ручной крысой на плече. Сюзанна была в отчаянии. Она не могла овладеть ситуацией. Кто подменил ее маленького мальчика? Впервые в жизни у нее из-под ног уходила почва, она сидела вечера напролет, не произнося ни слова. Я был не в состоянии окончательно ее добить. И потом, я говорил себе… Говорил, что…

- Что вы себе говорили?

- Не торопи меня, все это так нелепо… Дай вспомнить, что именно я говорил себе тогда. Что-то в этом роде: «Я - пример для своих детей. Их жизнь только начинается, они в том возрасте, когда им скоро придется брать на себя обязательства, какой жалкий пример я им подам, если сейчас брошу их мать…» Ты представляешь, какой бы скандал разразился? Как бы я перевернул всю их жизнь? Смогли бы они, потом оправиться? Это было бы смертельным оскорблением. Я не был идеальным отцом, совсем нет, но я для них - пример для подражания, наглядный, самый очевидный, значит… гм-гм… нужно держаться.

Он скрежетал зубами.

- Красиво у меня получилось, не так ли? И благородно, согласись?

Я молчала.

- Больше всего я думал об Адриане… О том, что должен продемонстрировать моему сыну Адриану, что такое долг. Ты можешь теперь посмеяться вместе со мной, не стесняйся. Не так часто приходится слышать по-настоящему смешную историю.

Я качала головой.

- И все же… Да нет, черт… к чему это все теперь? Все это так далеко… Так далеко…

- Что - и все же?

- Ну… в какой-то момент я все-таки приблизился к пропасти вплотную… Был на грани… Начал подыскивать квартиру, думал уехать на выходные с Матильдой, подбирал слова, репетировал, представлял себе, как все будет. Даже назначил встречу с нотариусом, а потом однажды утром - жизнь все-таки коварная штука! - ко мне в кабинет явилась заплаканная Франсуаза…

- Франсуаза? Ваша секретарша? - Да.

- Ее бросил муж… Я ее просто не узнавал. Эта властная, бойкая, уверенная в себе женщина, всегда правившая бал, начала чахнуть прямо на глазах. Она плакала, худела, еле держалась на ногах и страдала. Так страдала. Глотала таблетки, еще больше худела и впервые в жизни взяла больничный. Она плакала. Плакала даже в моем присутствии. И тут я проявил себя как настоящий мужчина - собрал все свое мужество и возопил изо всех сил: «Какой негодяй, ну какой негодяй! Как можно поступать так с женой? Как можно быть таким эгоистом? Захлопнуть за собой дверь, потирая руки? Уйти так, как будто отправляешься на прогулку. Как же для него все просто! Слишком просто!»

Нет, на самом деле, каков мерзавец! Каков мерзавец! Я не похож на вас, мсье! Я, я не бросаю жену, я не бросаю жену и потому презираю вас… Да, презираю всей душой, дорогой мсье!

Вот что я думал и был совершенно счастлив, что так легко отделался. Счастлив, что вовремя опомнился и остался чистеньким. О да, я ее поддержал, мою Франсуазу, еще как поддержал! Я только и делал, что поддерживал ее и то и дело повторял: «Ах как вам не повезло. Не повезло…»

На самом деле я должен был про себя благословлять его, этого господина Жарме, которого я вообще не знал. Я должен был благословлять его. Он поднес мне решение проблемы на блюдечке с голубой каемочкой. Благодаря этому человеку, благодаря его подлости, я мог вернуться в свое уютное существование с гордо поднятой головой. Работа, Семья, Родина - я был снова с вами. Во весь рост и с гордо поднятой головой! Я, конечно, был собой доволен, ты меня знаешь. Я пришел к приятному для себя выводу, что… я - не как все. Я одержал над другими победу. Маленькую - но победу. Ведь я не бросал свою жену…

- И тогда вы порвали с Матильдой?

- Это еще почему? Вовсе нет. Мы продолжали видеться, но я похоронил планы бегства и перестал тратить время на осмотр жалких наемных квартир. Потому что, понимаешь, как я тебе только что блестяще доказал, я был человеком другой закалки и не собирался разорять родовое гнездо! Это удел безответственных мужей. Мужей секретарш.

Тон его был саркастичен, голос дрожал от ярости.

- Нет, я не порвал, я продолжал нежно заниматься с ней любовью и морочить ей голову.

- Неужели, правда? - Да.

- Вы так гнусно себя вели? - Да.

- Просили ее потерпеть, обещали все на свете? - Да.

- И как же она все это выносила?

- Не знаю. Правда, не знаю…

- Может, она вас любила?

- Может быть.

Он залпом допил вино.

- Может быть и так… Очень может быть…

- Вы не ушли из-за Франсуазы?

- Совершенно верно. А точнее - из-за Жана-Поля Жарме. Впрочем, не будь его, я наверняка нашел бы другой предлог, не сомневайся. Люди с нечистой совестью очень сильны по части поиска предлогов. Очень сильны.

- Невероятно…

- Что именно?

- Эта история… Ее подоплека… Просто невозможно поверить…

- Вовсе нет, милая моя Хлоя… В моей истории нет ровным счетом ничего невероятного. Это жизнь. Так живут почти все. Хитрят, изворачиваются, трусость - она как маленькая домашняя собачонка, которая вертится под ногами. Ее ласкают, дрессируют, к ней привязываются. Такова жизнь. Люди в ней делятся на храбрецов и тех, кто приспосабливается. Насколько проще жить, приспосабливаясь… Передай-ка мне бутылку.

- Решили напиться?

- Нет. Я не напиваюсь. Мне никогда это не удавалось. Чем больше пью, тем яснее голова…

- Вот ведь ужас!

- Ужас, ужас, согласен… Тебе налить? - Спасибо, нет.

- Хочешь, заварю тебе ромашку?

- Да нет же. Я… Даже не знаю, что я… Потрясена, наверное…

- Чем ты потрясена?

- Да вами, конечно! Вы никогда не произносили больше двух фраз подряд в моем присутствии, никогда не повышали голос, не выходили из себя. Никогда - со дня нашего знакомства, когда я впервые увидела вас в одеянии Великого Инквизитора… Вы ни разу не дали при мне слабину, ни разу не дрогнули, и вдруг, нате вам, откуда ни возьмись - такая история…

- Я тебя шокировал?

- Да нет, конечно же, нет! Вовсе нет! Наоборот! Напротив… Но… Но как вам удавалось так долго притворяться?

- Что ты имеешь в виду?

- Притворяться… старым дураком.

- Так я ведь и есть старый дурак, Хлоя! Именно это я и пытаюсь тебе объяснить!

- Да нет же! Раз вы это понимаете, значит, уже не дурак. Настоящие дураки таковыми себя не считают.

- Цццц, не заблуждайся! Это всего лишь одна из моих уверток, чтобы выйти из дела с честью. Я в этом специалист…

Он улыбался мне.

- Невероятно… Невероятно… - Что?

- Да все это… Все, что вы мне рассказали…

- Да нет, дорогая, в действительности все очень банально. Очень, очень банально… Я разговорился сегодня, потому что это ты, потому что мы здесь - в этой комнате, в этом доме, - потому что сейчас ночь и потому что ты страдаешь из-за Адриана. А еще потому, что его выбор приводит меня в отчаяние и одновременно вселяет надежду.

Потому что мне не нравится видеть тебя несчастной, я сам причинил слишком много горя… И потому что я предпочитаю, чтобы ты настрадалась сегодня, нежели потом потихоньку всю свою жизнь.