Абрам Терц - Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля

4

Здесь автор статьи путает источники, приписывая. Н. Аржаку текст А. Терца.

Об этой статье А.Д.Синявского см. в письмо в редакцию газеты «Известия» Юрия Герчука

Ср.: «Пройдет время. Могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением честных советских людей, всего советского народа, А над нами, над нашей счастливой страной, по-прежнему ясно и радостно будет сверкать своими светлыми лучами наше солнце». (Это сравнение – финала статьи Дм. Еремина с финалом обвинительной речи А. Я. Вышинского на процессе Бухарина и других (см.: Известия. 1938. 12 марта) – предлагал сделать автор газеты «Observer» в номере от 23 янв. 1966 г.)

Этот и два последующих текста – видимо, как наиболее типичные читательские отклики, – газета опубликовала под общим названием «Клеветники-перевертыши».

Мы приносим извинения авторам тех писем, которые нам приходится публиковать с сокращениями. «Элементарные ошибки» Дм. Еремина (аналогичные – З. Кедриной), понятные, как выше было отмечено, любому школьнику, неминуемо повлекли за собой желание многих авторов (см. далее письма Ю. Герчука, И. Роднянской, В. В. Иванова) разъяснить писателю Дм. Еремину и литературоведу З. Кедриной именно эти ошибки, как наиболее элементарные. В результате тексты во многом повторяются. Эти повторы мы частично и сократили.

Опубликовано впервые в кн.: Чуковская Л. К. Открытое слово. Нью-Йорк, 1976.

«Что такое социалистический реализм».

Филиппов Борис Андреевич – поэт, критик, прозаик. Участвовал в издании русских классиков XX века (А. Ахматова, М. Волошин, Н. Гумилев, Н. Заболоцкий, Е. Замятин, Н. Клюев, О. Мандельштам, Б. Пастернак), автор предисловий к книгам Н. Аржака и А. Терца.

Название одного из самых известных произведений Е. 3амятина – «Уездное».

27 ноября 1965 г. Л. З. Копелев направил открытое письмо в секретариат ЦК КПСС, в идеологическую комиссию при ЦК КПСС, в президиум правления Союза писателей СССР в защиту А. Д. Синявского, в котором, в частности, писал: «…представляется необходимым возможно скорее освободить Синявского, а материалы этого дела передать в Институт мировой литературы, где он работает, и в Союз писателей, членом которого он состоит».

Подобно А.Якобсону, письма-заявления в Московский городской суд и другие инстанции направили в первых числах февраля экономист В. Меникер, искусствовед И. Голомшток, художник-реставратор И. Кишилов. Ни один из этих документов не был зачитан в суде (впрочем, как и отзывы официальных рецензентов: писателей Агнии Барто, Сергея Антонова и др.), не был приобщен к делу. Подобно А. Якобсону, их авторы не были вызваны в качестве свидетелей, несмотря на собственные ходатайства и ходатайства защиты (в вызове в суд отказано также физику А. Воронелю и филологу В. Иванову, предлагавшему свои услуги в качестве общественного защитника; письмо последнего см. на с. 460). Мы выражаем сердечную благодарность семье Чуковских за предоставленную нам возможность познакомиться с письмом К. И. в Московский городской суд «Переводчик Даниэль»; это письмо мы не воспроизводим здесь как носящее сугубо специальный, литературоведческий характер. К сожалению, нам пока не удалось обнаружить письмо-отзыв К.Г.Паустовского.

Это было 1 Мая 1958 г.

Семь бед – один ответ.

Господи, благослови!

Испещренный мелкими письменами.

От этого часто бывают кровоизлияния в мозг.

Это был тот Марьямов, у которого в борьбе с суевериями отсохла одна рука.

Это была та корова, которая имела привычку с заднего хода проникать на площадь и незаметно пастись.

Вот он, оказывается, для чего с утра нарядился.

Я стоял в толпе, шагах в двадцати от Лени и, когда подбежал к нему по мановению пальца и взялся руками за узел с револьверной мелочью, то почувствовал как бы легкое электрическое сотрясение. И в тот же миг у меня в мозгу прозвучал внутренний голос: «Брось этот узел в реку!», что и было исполнено в присутствии старшины Михайлова, который и теперь может подтвердить мою полную тогда душевную невменяемость.

Стихотворение «Памятник» А. С. Пушкина. Обработка наша.

История потом показала мою прозорливость.

Крепкие спиртные напитки, я полагаю, даже тогда будут регулироваться с помощью государства.

Плохо он рассчитал.

Слабо он догадывался.

А вы поменьше рассуждайте и пишите, как было дело.

Пишите, пишите дальше, я нажимаю кнопку!

Не вижу тут никакой заботы.

Ничего он не понимал.

А может быть, – с потолка?

................................................

При этих словах я почувствовал, как перо будто дернулось в моей руке, но я его удержал и продолжал гнуть свою линию.

Областной центр. Находится в ста километрах от Любимова, на скрещении Энской железной дороги с Энским шоссе.

А на весеннюю тягу он давно собирался съездить, да вот опять не привелось!

Diable! – воскликнул мысленно подполковник при этом намеке на его дворянских предков и близкое знакомство с французским языком. – Опять осечка! Опять эта лысая черепаха обскакала меня на два дуплета. А я-то думал его подсечь известием о попустительстве Тищенко. Его ведь ставленник, черепаший питомец, провалившийся секретарь. Снял с себя полномочия и выдал ключи от города. Тихомиров – Тищенко – товарищ О. – о! какая цепь заговора! какая охота началась бы в старое доброе время с подсадными утками, helas!

Придется Марьямову влепить строгий выговор за проявленное ротозейство, – подумал подполковник Алмазов. – Сам виноват, прошляпил заговор, a la guerre comme a la guerre.

Еще бы! За нашим народом нужен глаз да глаз.

Враки! Не было этого! Я сам не захотел. И потом – почему обо мне, на моем же месте говорится неуважительно – «он»? Разве я не человек?…

С тех пор я пью только пиво.

А ведь мог бы, кажись, не делать этого шага и получить от нее даром какие угодно услуги!

Не ведали, не подозревали начальники, что в радиусе тридцати километров опоясан город Любимов электросигнализацией. Стоило незваным гостям переступить границу, и в штабе у Леонида Ивановича зажигались лампочки и звонил звонок, и тотчас Главнокомандующий на своем посту излучал волевую энергию в назначенный квадрат, отклоняя глаза гостей от прямого курса. Город погружался в невидимое состояние. Но покуда не протянули сигнальный шнур по болоту, два лазутчика успели-таки прошмыгнуть в городскую зону. С двух сторон вкрались они в Любимов и, никем не опознанные, до времени затаились…

Городские дамы сгорали от любопытства, силясь разузнать, насколько это чувствительно – жить с гением.

– Ах, сладчайшая, на вашем месте я бы не выдержала, я бы умерла от страха в первую же секунду, – признавалась жена директора любимовской средней школы, где когда-то Серафима Петровна числилась заурядной учительницей. – Гениальный мужчина требует к себе внимания, какое не всякая женщина способна оказать. Страсть и капризы гения – воображаю! – это почти как в сказке, как в клетке с тигром! Уж на что мое твердое замужнее положение, пятеро детей, возраст, опыт, но – откровенно скажу – при виде Леонида Ивановича мне кажется, у меня в груди сердце лопается. Представляю! С его запросами, с его ищущей душой, вам нужно быть балериной на сцене Большого театра… Ни о чем не хочу расспрашивать, но мой вам совет: не подпускайте к нему молоденьких девушек. Великие люди падки на красоту. Да и какая девушка сможет в чем-нибудь отказать нашему герою?

В ответ Серафима Петровна лишь загадочно улыбалась.

Не знал тогда Тихомиров, что два неучтенных винтика, или, вернее сказать, две залетные птички расхаживают по городу и ко всему принюхиваются. На десятую ночь после разгрома Алмазовской экспедиции втерлись они в Любимов с двух сторон и растворились во мраке. Один из них был знаменитый сыщик-универсал Виталий Кочетов, спущенный к нам из Москвы распоряжением свыше. Второй оказался персоной другого ранга… Однако не вернее ли будет, если он сам вынырнет на поверхность и появится в дверях штаба?…