Мо Янь - Устал рождаться и умирать

Попробую вообразить, как Кайфан каждый вечер навещал Фэнхуан в её комнатке. Эта гостиница раньше была коллективной собственностью, а после начала реформ стала частной. С точки зрения строгих установлений общественной безопасности, закрыть её было проще простого. Поэтому всякий раз при виде Лань Кайфана пухлая физиономия хозяйки расплывалась в любезной улыбке, а из её размалёванного помадой, обычно громогласного рта разве что мёд не тёк.

Первые несколько вечеров Фэнхуан на стук Кайфана не открывала. Наш Кайфан оставался стоять за дверью — молча, как столб. Из-за двери доносились то всхлипывания, то взрывы смеха. Он слышал, как повизгивает и скребётся в дверь обезьяна. Чуял то сигаретный дым, то запах вина. Но никогда не ощущал ничего похожего на запах наркотиков и радовался про себя. Если человек с такими вещами свяжется, то, считай, погиб. «А если она на самом деле займётся этим, — думал он, — смогу ли я по-прежнему сходить с ума от неё? Да, чтобы с ней ни случилось, пусть хоть вся сгниёт изнутри, буду любить её».

Всякий раз, приходя к ней, он приносил букет цветов или фрукты и, если она не открывала, стоял, пока не наставала пора уходить. Цветы и фрукты оставлял перед дверью. Хозяйка гостиницы поначалу не догадывалась, в чём дело, и предложила:

— Любезный брат, у меня с десяток красивых девушек имеется, могу позвать, выбирай, какая приглянется…

Его ледяной взгляд и сжавшиеся до хруста в костях кулаки напугали её до смерти, и больше нести всякий вздор она не осмеливалась.

Как гласит пословица, «терпение и труд всё перетрут». Фэнхуан таки отворила дверь нашему Кайфану. В полутёмной комнатке было сыро, краска на стенах пузырилась. С потолка свешивалась тусклая лампочка, стоял запах плесени. Две узкие кровати, пара драных диванов, словно притащенных со свалки. Присев на один из них, Кайфан тут же почувствовал, что коснулся задом бетонного пола. Именно тогда он и заговорил о переезде. Одна кровать её. На другой ещё разложены старые вещи Симэнь Хуаня. Теперь на этой кровати спит обезьяна. Ещё есть два термоса. И чёрно-белый телевизор с экраном четырнадцать дюймов, тоже, похоже, с помойки. Вот среди этой бедности и грязи наш Кайфан наконец и вымолвил «люблю», которое таил в душе больше десяти лет.

— Я люблю тебя… — сказал он. — Люблю с тех пор, как впервые увидел.

— Чушь! — холодно усмехнулась Фэнхуан. — Ты впервые увидел меня в Симэньтуни на кане своей бабушки. В то время ты и ползать-то не умел!

— Ползать не умел, а тебя уже любил! — не уступал Кайфан.

— Ну да, конечно. — Фэнхуан затянулась. — Ты понимаешь, что говорить о любви с такой женщиной, как я, всё равно что жемчужину в отхожее место бросать?

— Не надо наговаривать на себя. Я прекрасно вижу, что ты собой представляешь!

— Видишь ты, как же, — фыркнула Фэнхуан. — Да я проституткой была, с тысячей мужчин переспала! И с обезьяной тоже! А ты о любви со мной говоришь? Ступай-ка ты прочь, Лань Кайфан, найди себе приличную женщину, не надо переносить на себя затхлый запах моего тела!

— Ерунду ты говоришь! — разрыдался Кайфан, закрыв лицо руками. — Врёшь ты всё, ну скажи, что ничего подобного у тебя не было!

— А что, если было? И что, если не было? Тебе-то какое, чёрт возьми, до этого дело? — равнодушно проговорила Фэнхуан. — Кто я тебе — жена? Любовница? Меня отец с матерью не смели контролировать, а ты смеешь!

— Потому что люблю тебя! — взревел наш Кайфан.

— Не смей больше произносить это слово, тошнит уже! Давай проваливай, бедный малыш синеморденький! — И она нежно и призывно махнула обезьяне. — Мартышечка, золотце, давай, спатеньки ложимся!

Обезьяна вскочила и одним прыжком очутилась у неё на кровати.

Наш Кайфан вытащил пистолет и прицелился в мартышку.

Фэнхуан с яростным криком прижала обезьяну к себе:

— Сперва меня убей, Лань Кайфан!

Для нашего Кайфана это было страшным ударом. До него давно доходили слухи, что Фэнхуан была проституткой, но подсознательно поверить в это на сто процентов он не мог. Но когда она сама безжалостно бросила ему в лицо, что переспала с тысячей мужчин да ещё с обезьяной, сердце будто пронзила туча стрел.

Держась за грудь и спотыкаясь, Кайфан выбежал из гостиницы на площадь; в опустевшей голове крутилась одна-единственная мысль. Перед входом в сияющий неоновыми огнями бар его остановили две разряженные и накрашенные девицы и увлекли внутрь. Он сидел на высоком стуле и опрокидывал в себя коньяк, три рюмки одна за другой. А потом мучительно уронил голову на стойку. К нему подсела женщина — золотисторыжие волосы, подведённые синим глаза, кроваво-красные губы, открытая грудь — и попыталась погладить по синей половине лица. Эта ночная бабочка была залётная, не из местных, и ещё не знала, что здесь в полиции есть человек с синим лицом (Кайфан, когда навещал Фэнхуан, форму никогда не надевал). Он по профессиональной привычке не дал её руке коснуться своего лица и перехватил за запястье. Женщина вскрикнула. Отпустив руку, Кайфан с извиняющимся видом хохотнул. Женщина кокетливо прижалась к нему ногой:

— Какие сильные у тебя руки, брат!

Кайфан махнул ей, чтобы она уходила, но она жарко прижалась к нему грудью, дыша в лицо смесью табака и винного перегара:

— Столько страданий, братец, красотка какая бросила? Бабы они все одинаковы, давай сестрёнка утешит тебя…

«Ну, шлюха, ты у меня попляшешь!» — с ненавистью подумал Кайфан.

И чуть не упал со стула. Вслед за этой женщиной прошёл по полутёмному коридору в переливающуюся блуждающими огнями комнату. Без лишних слов она разделась догола и улеглась на спину на кровать. Тело, можно сказать, привлекательное: высокая грудь, плоский живот, длинные ноги. Впервые видевший обнажённое женское тело Кайфан возбудился, но напрягся ещё больше. И медлил. Женщина стала проявлять нетерпение, к ней тоже применялось правило «время — деньги».

— Ну иди сюда, что застыл? — приподнялась она. — Несмышлёныша из себя корчит!

Когда она приподнималась, золотистый парик слетел, открыв сплюснутый череп с жидкими волосёнками. В голове Кайфана словно громыхнуло, перед глазами всплыли золотистые волосы Фэнхуан и её милое лицо. Он вытащил из кармана стоюаневую купюру, швырнул на тело женщины и повернулся, чтобы уйти. Женщина вскочила и обвила его как осьминог, изрыгая ругательства:

— Негодяй паршивый, шутки шутить со мной вздумал, сотенкой захотел отделаться!

И одновременно шарила по телу Кайфана, конечно же, пытаясь нащупать деньги. Но её рука наткнулась на что-то твёрдое. Это была холодная сталь пистолета. Кайфан не дал ей отдёрнуть руку и снова ухватил за запястье. Женщина попробовала было взвыть благим матом, но тут же замолкла. Кайфан отпихнул её, она отступила на пару шагов и опустилась на кровать.

Он вышел на площадь. Голову охватило прохладным ветром, выпитое подступило к горлу и хлынуло рвотой на землю. Мысли стали гораздо яснее, но боль в сердце так и не унять. Он то ругался, стиснув зубы, то таял от нежности к Фэнхуан, ненавистной и любимой. Ненависть тонула в обрушивающейся на него волне любви; любовь утопала под яростными валами ненависти. Два дня и две ночи Кайфан барахтался среди этих смешанных чувств, которые накатывались мутным прибоем и накрывали с головой. Сколько раз он доставал пистолет и приставлял к груди — не делай этого, малец, не совершай глупости! — но в конце концов разум возобладал над безумным порывом.

— Пусть она проститутка, всё равно женюсь на ней! — шёпотом поклялся он.

Приняв решение, Кайфан снова постучался в дверь Фэнхуан.

— Ну что тебя опять принесло?! — раздражённо начала она, но тут же почувствовала, как он переменился за эти два дня: лицо ещё больше посинело и осунулось, соединившиеся в одну линию густые брови нависли над глазами огромной мохнатой гусеницей. Сами глаза отливали чернотой, а их блеск просто обжигал. От его жгучего взгляда даже обезьяна с визгом забилась в угол, дрожа от страха. — Ну садись, раз пришёл, — проговорила она, уже помягче. — Если про любовь разговоры заводить не будешь, можем остаться друзьями.

— Буду, и не только разговоры, я жениться на тебе хочу! — свирепо выпалил Кайфан. — Подумаешь, с тысячей мужчин переспала! Да хоть со львом, хоть с тигром, хоть с крокодилом — всё равно хочу, чтобы ты стала моей женой!

— Не горячись, малыш Синеликий, — усмехнулась, помолчав, Фэнхуан. — О любви походя не говорят, о женитьбе тем более.

— А я и не походя, — заявил Кайфан. — Я два дня и две ночи думал, всё продумано. Мне не нужно ничего: ни должность начальника участка, ни работа полицейским, — я хочу бить для тебя в гонг, скитаться вслед за тобой!

— Ладно, не сходи с ума. Не стоит губить карьеру ради такой женщины, как я. — И возможно, чтобы разрядить атмосферу подавленности, шутливо заявила: — Выйду за тебя, но только когда твоё синее лицо станет белым.