Алексей Самойлов - Давайте ничего не напишем
Помощь проекту
Давайте ничего не напишем читать книгу онлайн
Даша не порвала на себе ничего, хотя Егор этого очень желал. Щеглиный щебет, похожий на журчание морской флейты, никак не вязался с теми словами, что произносились с помощью её речевого аппарата.
– Ошибочка вышла-с! – Егор надел пенсне. – Забыла про инстинкт самосохранения, дорогая-с! Для того-то и нужны стены, крыша и баллистические ракеты-с!
– Не до такой же степени, милый. Как мы выяснили, бояться на самом деле нечего.
– Так-то оно так, но, выражаясь твоими словами, стремление выживать дано нам свыше. А значит, и страх козлёнка перед тигром, помогающий рогатому зарыться в песок, служит на благо природе. А значит, три поросёнка – не последние лузеры во Вселенной!
– Не до такой же степени, милый. Стена – символ страха, отсутствие стены – символ бесстрашия. Поросёнок, не боящийся волка, волку не интересен.
– И что же, по-твоему, наш трусливый Хрюф-Хрюф должен смириться со своей участью и принять: а) собственную бездарность как строителя и б) страх перед волком, и как следствие – безвременную кончину в его пасти?
– Возможно, это поможет ему выйти в чисто поле и сказать ненасытному извергу: кушай меня, я тебя не боюсь. Посмотри на моих братьев – они попрятались в дома, чтобы ты их не съел. А я не прячусь, ведь я знаю, что мы с тобой – одно целое. Съев меня, ты съешь себя, а, будучи съеденным, я познаю ещё одну свою сторону.
– Бе-бе-бе! – перепрошил Егор. – После чего наша священная свинья раскланивается и шепчет молитву на древнетибетском. Опять ты за свою брахмапутру? – Егор нахмурился и прихорошился. – Ещё одна восточная загогулина – и, клянусь, я вспомню Хайдеггера.
Даша сконфуженно сморщилась.
– Чего это ты ругаешься?
– А ты чего ругаешься? По сравнению с моим Хайдеггером, вся твоя классическая литература – верх примитивизма. Вот, смотри: «Сущее внутри мира – это вещи, природные вещи и ценностно нагруженные вещи. Их вещность становится проблемой; и поскольку такая вещность надстраивается над природной вещностью, бытие природных вещей, природа как таковая оказывается первичной темой. Фундирующий всё характер природных вещей, субстанций есть субстанциальность. Что составляет её онтологический смысл…»[8]
– Хватит! – не выдержала Даша, стирая горячие слёзы с раскрасневшихся щёк. – Ты что, эту чушь наизусть выучил? Зачем?
– Чтобы доказывать таким, как ты, бессмысленность познания мира методом рассуждений об этом познании. Веками люди расшибали себе лбы о краеугольный камень философии и научились настолько забывать о том, что говорят в том, что говорят – что теперь всё, что люди говорят, есть не что иное, как то, что они не говорят!
– А вот мне до сих пор жалко тех, кто вынужден всё это слушать и читать. По-моему, студенческие лекции по философии – Эверест вселенского садизма.
– Жалко? – Егор скривил губы и стал похож на чучело Сильвестра Сталлоне. – Значит, ты и бомжам на улице подаёшь, и бездомных собачек подкармливаешь? И всё это под соусом полного равнодушия, оправданного выдернутыми из контекста словами «всё преходяще, особенно то, что кажется постоянным».
– Нет, я не совсем верно выразилась, – Даша надула щёки, видя, что поезд Егора опять несёт под откос. – Я сопереживаю студентам гуманитарных вузов. И когда я слышу подобный бред из твоих технологических уст, мне становится так же больно, как будто я сижу на лекции по философии в аудитории. Больше всего в нашей системе обучения поражает даже не то, что на экзамене один человек рассказывает другому то, что тот прекрасно знает. Меня удивляет, что всё обучение сводится к запихиванию в мозги уже известной информации. Исследованию неизвестного уделяется такой минимум времени, который даже кот не наплакал, увидев повесившуюся в своём холодильнике мышь.
– А сама, небось, физик до мозга костей, хотя это мало чего меняет, – Егор поворошил в памяти цитаты, дабы найти нужную. – Сейчас я тебе Фрейда процитирую.
– Цитируй, но мне будет очень больно, поверь.
Глядя на свою женскую собеседницу, Егор всерьез не думал, что Даша плачет. Мало ли – дождь… или там велосипедист обрызгал… или пробегающий мимо малыш облил из водяного пистолета. А может быть, роса с ив накапала на лицо? Неужели Даша умеет плакать?
– Пока мы тут разговариваем, один человек погиб, – Даша кивнула в сторону застывшего на рельсах трамвая. – Поэтому я переживаю. Посмотри на мои руки.
Егор не смог удержаться, но и не смог удержать внимание на ладонях Даши дольше секунды. Там проступала кровь… обычная красная кровь, так похожая на краску или вино и всегда принимаемая за них.
Егор отвернулся и почувствовал странный ажиотаж за спиной. Он снова обратил взгляд на место недавнего происшествия, затем встал и сделал несколько шагов… он сделал их, как лунатик проходит по карнизу шестнадцатого этажа с закрытыми глазами. Он уже знал, что всю оставшуюся эту жизнь будет жалеть о том, что поддался и зашагал, зато в следующей жизни он не допустит такой ошибки.
Вместо усатого гражданина в шляпе и с тросточкой недалеко от трамвая лежала Даша.
Егор схватил близлежащий воздух и поставил его между собой и картиной мира. Даша никуда не исчезла, но стало заметно легче. Как же такое могло случиться?
То ли вагоновожатая, то ли шляпка-божий-одуванчик коснулась руки Егора и прошептала одними губами:
– Фе-фе-фе… Фе-фе-фе-фе-фе.
– Нет, я её не знаю, – ответил Егор и возвёл вторую невидимую стенку между собой и собеседником. Тот никуда не исчез, но стало заметно легче. И стали появляться первые разумные мысли:
«Ну ладно! Сама виновата, нечего было нюни распускать и попадать под влияние собственных персонажей! Горе тому автору, который теряет контроль над собой в подобной ситуации! В конце концов, я за неё не отвечал! И не фиг было флакон с маслом на шее носить! Тоже мне Аннушка нашлась!..»
Ещё пара стенок – и чувства устаканились, эмоции поутихли, а мысли улеглись спать. Можно было возвращаться на лавочку.
Даша ждала его и старалась улыбаться, хотя только слепой заметил бы, что она плакала.
– Как ты думаешь… – поприветствовала она садящегося со вздохом облегчения Егора. – Слепые плачут?
– Знаешь, мне нет до них никакого дела. Вообще, я немного устал от твоей болтовни. Извини.
Егор закрылся на щеколду, и, подсунув под голову шейную подушку, ушёл в спасительный мир несбыточных сновидений. И даже резкий, похожий на визг свиньи звук циркулярной пилы не разбудил его. А Даша с неподдельным ужасом заметила, как неподалёку от них двое мужчин в оранжевых рубахах с надписями «Гринпис» оттачивают инструмент и алчно косятся на растущую около Пруда липу.
– Егор! Егор, просыпайся! Егор, пожалуйста, очнись!
Но тот не подавал признаков яви. Что бы ни предприняла сейчас Даша – искусственное дыхание, прямой массаж сердца, чтение Библии на иврите, экстренный вариант обряда энвольтования – всё было бы бесполезно, так как Егор защищался самым известным из всех продуктивных методов – равнодушием. Поэтому Даша плюнула и тоже решила вздремнуть. Тут-то Егор и вскочил, как осаленный:
– Мой ход? Уже? Какой счёт?!
– Посмотри, что собираются делать эти садисты, – Даша нехотя махнула рукой в сторону лесорубов.
Те уже приставили к липе стремянку, и один, с сигаретой в зубах, забрался наверх. Егор почувствовал, как волосы зашевелились на его голове. Даша тоже зашевелилась и вскользь заметила:
– Они собираются спилить дереву ветки. А теперь представь, что у тебя отпиливают пальцы на правой руке. Ну, если тебе себя не жалко, представь, что это проделывают с твоей любимой девушкой. Ну, а если тебе девушку не жалко, представь, что это – беззащитное дерево, которому нечего противопоставить садизму людей.
– Врёшь! – вскипятился Егор. – Давишь на жалость! Ещё собачку перепаши трактором у меня на глазах!!!
– Давить не на что, – улыбнулась Даша.
– Всё равно врёшь! Потому что дерево вовсе не беззащитное. Лет через пять во время урагана большой тополь расплющит машину этого пилителя. В ней будет находиться его младшая дочка. И тут и прозвучат фанфары: твой выход, Дашулечка! Давай, вперёд, со своей недоеденной кармой!
– Ну… – протянула Даша, делая вид, что раскуривает невидимую трубку.
– Что «ну»?! Девочку спасать надо, а мы тут торчим, как три тополя на Плющихе!
– Ну спасай, а я пока подремлю. Что-то устала… – Даша стянула у Егора шейную подушку и смачно зевнула.
– Сволочь ты бессердечная!
Егор встал с лавочки, принял боевую стойку под названием «мышь, раздирающая слона» и крикнул:
– Эй вы, придурки в оранжевых майках! А ну брысь по домам! Ишь, развели тут… лесоповал!
Тем не менее, пилитель уже успел полоснуть своей пилой по нескольким веткам. Даша ещё раз зевнула, а Егор вскрикнул от резкой боли. В глазах помутилось, будто бы на него свалился туманный Альбион. Егор стал заваливаться на землю, и Даше снова пришлось его ловить и удерживать от потери сознания.