Юлия Вознесенская - Сын вождя

Он смущенно улыбнулся в ответ и вновь отправился собирать хворост.

На этот раз он сумел отыскать в старой ореховой листве довольно толстую и длинную сухую ветку, и ему даже пришлось разломать ее на несколько частей, чтобы унести. Добавив к ней несколько хворостин помельче, он уже собирался возвращаться к костру, как вдруг что-то остановило его взгляд, как будто какой-то тихий призыв. Он поглядел в ту сторону, откуда этот призыв исходил, и увидел, что под небольшим дубом на темно-зеленом моховом коврике стоит — гриб! Завороженный, он подошел ближе и встал перед ним на колени. Да, это, несомненно, был настоящий гриб: округлая шляпка, похожая на половинку каштана, сидела чуть набочок на толстенькой, расширяющейся книзу беловато-желтой ножке. «Белый гриб» — вспомнилось ему из детства. Он радостно и громко засмеялся.

— Чему вы там радуетесь? — спросила Марина, услышав его смех.

— Я нашел белый гриб!

— Да не может быть! — чуточку насмешливо пропела Марина. — Не вздумайте его срывать — грибы надо срезать ножом. Я иду к вам на помощь.

Марина подошла к нему, все еще стоящему на коленях перед грибом.

— И в самом деле белый. Да какой красавец, такой крепкий на вид! Если он не червивый, то у нас на обед будет грибной шашлык.

Она присела и аккуратно подрезала ножку гриба над самой моховой подстилкой.

— Да-а, не повезло вам! — протянула она, рассматривая срезанный гриб.

— Он червивый? — тревожно спросил Сын Вождя.

— Хуже. Это не белый гриб, а сатанинский. Смотрите!

Она повернула гриб шляпкой вниз, и он увидел, что с изнанки шляпка буро-красного цвета, будто пропитанная кровью. Марина переломила шляпку надвое, и она тотчас начала синеть на изломе.

— Ядовитый гриб? — упавшим голосом спросил Сын Вождя.

— Может, и не ядовитый, но такой горький, что в рот не возьмешь. Ничего, не огорчайтесь. Сейчас еще рано для белых грибов, а то бы мы их поискали под дубами. Берите хворост и идемте обедать, уже все готово!

Марина расстелила на земле прихваченную из дома салфетку и на ней разложила помидоры, огурцы, соль в маленькой баночке с крышкой, ломтики сала на бумажке и толстые ломти хлеба, а посередине поставила обе бутылки с молоком. Она научила его нанизывать на прутики хлеб и поджаривать его на огне. Они поели, попили молока, а потом просто сидели у костра.

Сын Вождя не мог глаз отвести от огня. Он помнил огонь в камине на даче, в «Кукушкином доме» на Карельском перешейке, а еще в открытой печке в их петербургской квартире, когда старый матрос, топивший у них печи, ненадолго оставлял дверцу открытой и позволял мальчику поглядеть на догорающие угли. Но костер в лесу, с его пряным от ореховых листьев дымом, был необычайно хорош и таинствен!

Марина тоже молчала, обняв колени, положив на них голову и глядя в огонь. Что-то было особенное в этих минутах, нарушаемых только потрескиванием костра, что-то вечное и, казалось ему, связывающее их — его и Марину. И тогда он понял, что, если он сейчас не расскажет Марине всю правду о себе, эта возможность будет упущена и, может быть, упущена навсегда.

Он с усилием отвел глаза от огня, поглядел прямо в лицо девушки и тихо проговорил:

— Марина! Я хочу вам рассказать о себе всю правду. Можете вы меня выслушать? И вы поймете, почему я кажусь вам странным.

— Говорите, — сказала она, продолжая смотреть на огонь.

— Только очень прошу вас: пока я буду рассказывать, не смотрите на меня, а то мне будет трудно говорить.

— Хорошо, я не буду смотреть.

И он стал рассказывать, сначала запинаясь, часто взглядывая на нее и стараясь по ее неподвижному лицу угадать, какое впечатление производит на нее его рассказ. Потом он увлекся, осмелел, и тогда его речь полилась плавно и свободно. Он никогда еще не говорил так много о себе другому человеку, и сам удивлялся тому, что рассказ получается связным и обстоятельным. Он только не стал рассказывать Марине о недавней встрече с Новым Вождем, а просто сказал, что теперь судьба его, возможно, изменится к лучшему.

— Теперь, Марина, когда вы все узнали обо мне, вы понимаете, что вам лучше вернуться в санаторий одной и никому не говорить о том, что вы провели этот день со мной. Я помню дорогу назад: я вернусь один и скажу, что пошел прогуляться и заблудился. Может быть, все еще обойдется. Но что бы ни было впереди, я никогда не пожалею об этом дне, ведь это был самый счастливый, самый свободный день в моей жизни.

Он замолчал и опустил голову. Молчала и она. Некоторое время спустя он осмелел и, подняв голову, поглядел на костер. А костра уже не было, только серый пепел слегка дымил, да дрожал над ним разогретый воздух. Он посмотрел на Марину: она сидела все в той же позе, охватив колени и опустив на них голову.

— Что же вы молчите, Марина? — тихо окликнул он ее.

Она подняла голову. Ее веки покраснели и припухли, а все лицо было залито слезами.

— Вы плачете… обо мне?

Марина несколько раз подряд быстро кивнула головой и проговорила чуть осипшим голосом:

— Как… как же это может быть, чтобы в наше время, в нашей замечательной стране человека наказывали только за то, что он чей-то сын? Это… это несправедливо! Это все какая-то страшная ошибка! — И она заплакала навзрыд, как ребенок, уже не скрываясь.

Сын Вождя не знал, что ему делать, как ее утешить…

— А и не надо ее утешать, это святые слезы. Мир вам, детушки!

Оба вздрогнули и оглянулись на голос. Перед ними, опираясь на длинный посох, стоял древний старик с белой бородой ниже пояса, одетый во что-то серое и долгополое. Он был перепоясан широким кожаным поясом, похожим на солдатский, с пояса свешивалась петля длинных черных бус. На голове старика была черная круглая шапочка, из-под которой падали на плечи седые спутанные космы, за спиной на широких лямках висел холщовый мешок.

«Пастух? Или колдун какой-то?» — подумал Сын Вождя.

— И не пастух, и уж, конечно, никакой не колдун, — снова ответил на его мысли старик, — а недостойный слуга Господа Бога убогий старец Нектарий.

— Откуда вы, дедушка? — спросила Марина.

— А вон оттуда, с тех гор, деточка. — Старик кивнул в сторону белых вершин.

— Садитесь к костру, дедушка, — пригласила Марина и вскочила на ноги. — У нас есть еще хлеб и молоко. Хотите молочка?

— Молока я не пью, доченька, а вот от хлебушка не откажусь. Только тут есть его я не стану, с собой возьму. Я ведь не один живу, а с братьями. Будет нам на разговенье Петровского поста по кусочку мягкого хлебца.

Старец взял протянутый Мариной ломоть хлеба, скинул свой мешок, достал из него чистую тряпицу и бережно завернул в нее хлеб.

— Вам, детушки, уходить отсюда надо: за вами уже идут по следу дурные люди, и они совсем скоро будут здесь. Идемте со мной, я вам укажу другую, короткую дорогу назад, к городу. Только приберите тут все, следов за собой не оставляйте.

Почему-то Марина и Сын Вождя сразу же беспрекословно послушались отца Нектария и сложили в кошелку бутылки, салфетку и спички. Старец достал из своего мешка маленькую лопатку и, ловко ею орудуя, быстро закидал прогоревший костер землей. Поверх он набросал сухих ореховых листьев, и ни один лист не задымил и не вспыхнул.

— Ну вот, будто и порядок. Идите за мной, мои хорошие!

Старец повел их вглубь леса по какой-то ему одному видимой тропинке. Они прошли ореховую рощу насквозь, потом вошли в густой и перепутанный самшитовый лес, за ним вышли в темный пихтовник. Старец Нектарий шел легко, пристукивая посохом по сухой земле, но и молодые люди от него не отставали, хотя идти им, особенно Сыну Вождя, по лесу без дороги было трудновато. Несколько раз они поднимались в гору и снова спускались.

Наконец они вышли из леса на ровное голое место. Перед ними лежало узкое и глубокое ущелье, а за ним начинались отроги скалистого хребта. Здесь уже было довольно высоко, из ущелья веяло холодом. Почти прямо перед ними поперек ущелья лежало крутое круглое облако.

— Вот мы почти и пришли к тому месту, откуда расходятся наши дороги, — сказал старец. — Сейчас мы по мостику перейдем ущелье, а там и простимся. Идите за мной, детушки, и ничего не бойтесь.

Он подошел к краю пропасти и трижды перекрестил лежавшее в ней облако. Потом он протянул им свой посох со словами:

— Ты, Георгий, возьмись за конец посоха, а ты, Марина, встань между нами и держись за середину. Так мы с вами и перейдем через пропасть по мостику.

— По какому мостику, дедушка? Что это вы такое говорите? — удивленно спросила Марина. — Не вижу я тут никакого мостика.

— А вот сейчас увидишь. Ступайте за мной!

Ведя их за собой, старец ступил в облако. Они вошли за ним в сырой холодный туман. Мостик тут и вправду был: они чувствовали под ногами его скользкие узкие дощечки и даже смутно видели веревочные ограждения с боков. Они перешли пропасть по шаткому мостику, ни разу не поскользнувшись, и вышли из облака на другой стороне. Здесь старец остановился и сказал: