Яна Дубинянская - Сад камней

И еще один совет, Марина.

- Да.

- Мне кажется, вы пытаетесь как-то увязать воедино все происходящее с вами здесь. Поверьте, не стоит этого делать. Большинство вещей в жизни совершенно автономны друг от друга. Вся связь между ними - только в вас самой, внутри. Вы меня понимаете?

Усмехнулась, нагибаясь за коньяком:

- Что ж тут непонятного? Ваше здоровье, Отс. Внутри.

- Сколько вам полных лет?

- Двадцать один.

- Группа крови?

- Первая, кажется… вроде бы первая плюс.

- Боткина болели?

- Нет.

- Операции переносили?

- Да, аппендицит.

- Какая по счету беременность?

- Первая.

- Может оказаться и последняя, вы об этом знаете?

- Да. Надо где-нибудь подписать, что вы меня предупредили?

- Не, Людмила Ивановна, они тут еще выделываться будут. Да ты посмотри на себя, стыдно же, здоровая девка, рожать должна!..

- Леля, тише. На учете у врача стоите?

- Нет. То есть да. Наверное. Послушайте, а может, ваша медсестра не будет мне указывать, что я должна, а что нет?

- Если стоите, то у какого?

- У невропатолога. Но я там не была уже лет пять.

- Сходите к врачу, который вас ведет, возьмите справку.

- Да это в другом районе, мы оттуда переехали давно! Вы же меня сейчас все равно погоните по кабинетам в вашей поликлинике, так пусть и…

- Ага, раскомандовалась тут.

- Девушка, не пытайтесь устанавливать здесь свои порядки. Никто вас никуда не погонит. Возьмете справку и приходите в четверг. Я записываю.

- В четверг я не могу, у нас просмотр! А с той недели уже дипломный запуск и выезд на натуру, мне прямо сейчас нужно, чтобы успеть, понимаете?!

- Натура! Дура ты, а не натура! Успеть ей нужно, не, вы слышали, Людмила Ивановна, успеть ей, торопится она, понимаете, спешит со всех ног! Дуреха, у тебя же человек живой внутри!..

- Леля, Леля, перестань. Все, девушка, придете в четверг. Скажите, чтобы следующая заходила.

- Я же вам говорю, я не могу в четверг! Мне нужно сейчас.

- Всем нужно. До свидания.

- Пишите направление. Уже. Я никуда не уйду!

- Тю, да она правда псих. Людмилванна, она же сейчас тут все разнесет… не подходи ко мне!

- Леля, позови Петровича или Вадика, быстро. Девушка, я же вам…

- Пишите направление!!!

С вечера Отс поставил у меня что-то вроде печки, чугунную треногу с красными углями внутри, пышущую жаром и чуть-чуть пахнущую пряным дымом. Как ее топить, он не объяснил, а я и не стала спрашивать: мы же договорились обходиться впредь без расспросов, и надо когда-нибудь начинать. К утру печка, естественно, остыла, угли подернулись пеплом - а снаружи тем временем выпал снег.

Ноябрьский снег всегда кажется бог весть какой ценностью. Страшно ступить, жалко порушить безупречность линий и форм, белизну и новизну, тайну, внутрь которой спрятался вчерашний мир. Покатые плоскости замаскировали бытовой хаос у стен построек, кое-где из-под снега выступали то плетеный край корзины, то обод колеса, то длинные палки-рукояти неизвестно чего, скрытого внутри. Мои следы посреди дорожки, наоборот, выглядели слишком четкой, безжалостной констатацией, уликой чужеродного присутствия; поневоле начинаешь стараться, чтобы хоть носки смотрели в разные стороны.

На умывальник наползла снежная шапка, делая его похожим на гриб, с носика свисала тоненькая сосулька, но вода текла, ледяная, колючая и ломкая на ощупь; чистить с ней зубы - отдельное удовольствие, ну да ладно, не собираюсь же я и в самом деле прожить тут всю зиму. А ноябрьский снег тем и ценен, что уже к обеду расквасится в грязноватую кашу, и об этом ты знаешь точно - а в неизбежность долгих и утомительных месяцев зимы еще не успеваешь поверить.

От умывальника радиально расходились цепочки следов: естественно, я встала отнюдь не первая, и если поднапрячь следопытские способности, можно, наверное, вычислить, кто куда направился с утра. Но мне не нужно. У этих людей подчеркнуто своя жизнь, и меня она не должна интересовать точно так же, как их не интересует ничья чужая, в частности моя, да и всех остальных постояльцев тоже, сколько бы их тут ни перебывало за много лет.

Мои вопросы - ко мне самой, допустим. Вся связь между ними - тоже во мне самой, внутри. А вот это полная ерунда: никогда я не относилась с пиететом к собственным внутренностям, во всех возможных смыслах, начиная с биологического. Важно лишь то, что реально существует вокруг и вне, в реальном мире. Ценно извлеченное из него, выхваченное точно и цепко, заснятое, правдивое, живое. Чистая фантазия - так, приправа сверху, тем более что никогда она не остается чистой, пропущенная через множество промежуточных рук, а затем рассеянная по множеству полярных восприятий. Внешнее априори сильнее и неуязвимее внутреннего, поскольку оно уж точно есть, существует независимо ни от чего.

Я всегда старалась об этом помнить. И при необходимости выбора жертвовать именно тем, что идет изнутри, чего, по сути, еще и нет, изначально со слишком большой вероятностью непопадания и ошибки. Впрочем, от ошибок и непопаданий это все равно не спасало.

Широкий спил, на котором я несколько дней назад открывала посылку и разворачивала одну за другой ее бесконечные оболочки, поблескивал идеально ровным, неприкосновенным слоем снега. Нечего: размашистым движением я прочертила на окружности зигзаг, без какой-либо цели, просто чтобы нарушить, снять заклятие - получилось “М”, и ничего особенного, это все-таки и моя буква; нет, как-то слишком. Затерла голой ладонью, окончательно уничтожив снежное покрывало. Присела на потемневшую от влаги древесину, почти не холодную через толстый валяный подол.

Среди наползающих корабельных углов проступало из-под белого покрова то, что раньше казалось беспорядочным нагромождением хлама и мусора, а сейчас обрело загадочную законченность, внутреннюю тайну. Ничего подобного, все внутреннее, как правило, оказывается обманкой, сплошным серым камнем там, где успеваешь нафантазировать сверкающую друзу. В кармане нащупалась неизвестно как попавшая туда горсть орехов, и я от души развлеклась прицельной стрельбой по непрочным снежным пластам, которые осыпались большими кусками от каждого удачного попадания, обнажая банальную утварь вроде метел с длинными ручками, корзин для полестья, каких-то ящиков, фанерок с торчащими гвоздиками…

Стоп.

Слезла со спила, подошла, присела на корточки, подняла, очистила ладонью. Мое имя и адрес поплыли синими разводами на подмокшей фанерке, которую я тогда, разумеется, не догадалась перевернуть. Все равно что отбросила в сторону камень с белым пояском, да мало ли их таких, в конце концов; и в голову не пришло попробовать расколоть.

Он только что звонил, извинялся перед вами, в пробке застрял, но уже скоро подъедет, я думаю. Вы пока проходите, я кофе сварю.

Со мной? А может, не надо, я не готовилась, я не умею вообще…

Ну хорошо, попробую.

Мы познакомились на презентации одного фильма, на фуршете, я там случайно оказалась, просто перепал через подружку пригласительный, а так я не имею никакого отношения к кино. Учусь на юридическом, то есть тогда училась на втором курсе, а сейчас в академке с маленькой, третий год уже. Она спит, а то вы посмотрели бы - такое чудо! Вылитый папа на детских фотографиях, один в один. Вы не представляете, как он ее любит! Когда у не очень молодого мужчины появляется первый ребенок, это же самое большое счастье, какое только может быть.

Знаете, я сразу, еще при первой встрече, поняла, что мы будем вместе, что у нас родятся дети… он так на меня смотрел! А никто не верил: все-таки большая разница в возрасте, и вообще говорили про него всякое. Но он сильно изменился, правда. Не пьет почти, домой рано приходит… ну, если не на выездных съемках. Он мне как-то сказал, что его прежняя жизнь, до меня, до нас с малышкой, была сплошное наваждение. Морок.

Марина? А почему я должна о ней что-то думать? Нет, мы не поддерживали никаких отношений, абсолютно никаких. Я считаю, это ненормально, когда жены дружат между собой, то есть делают вид, будто дружат. Я ее и видела всего один раз, на Пашином юбилее. Мы еще не были женаты, а то он не стал бы ее звать - а так всех пригласил, с кем работал в последние годы. Он же замечательный кинооператор, все считали за честь работать с ним!

Да ну, какое там впечатление… Старая вешалка, сухая, смуглая, глазницы впалые, скулы торчат, седая наполовину - может, если бы покрасилась, выглядела б лучше. Худая, резкая, вся изломанная, голос хриплый, отрывистый, как у птицы. Ведьма. Когда она поднимала тост, свет вдруг погас, представляете? А она стоит напротив окна с таким высоким бокалом темного вина, и глазищи черные сверкают… б-р-р-р. Еще и ляпнула про него какую-то гадость - на юбилее у человека! Гости посмеялись так вежливо, вроде бы шутка… но на самом деле всем стало не по себе, я видела.