Габриэль Маркес - Хроника объявленной смерти

— Получай! — сказала она ему. — И хоть бы тебя убили!

Сантьяго Насар так растерялся, что ящик упал, и письма, не содержавшие любви, рассыпались по полу. Он пытался догнать Флору Мигель в спальне, но она захлопнула дверь и набросила крючок. Он постучал несколько раз и стал звать ее таким взволнованным для столь раннего часа голосом, что сбежалось почти все семейство. Их было более четырнадцати — кровных и некровных — родственников. Последним вышел отец — Наир Мигель, с крашеной рыжей бородой и в бедуинской галабее, в которой всегда ходил дома и которую привез с далекой родины. Я видел его много раз, он был огромным и величественным, но более всего меня потрясала сила его авторитета.

— Флора! — он заговорил на своем языке. — Открой дверь!

Он вошел в комнату дочери, а все остальные члены семьи во все глаза рассматривали Сантьяго Насара. Он стоял на коленях, собирая письма и складывая их в сундучок. «Казалось, он кается», — сказали мне. Через несколько минут Наир Мигель вышел из спальни, сделал жест рукой, и все исчезли.

Затем он обратился на арабском языке к Сантьяго Насару. «С первого же момента я отметил, что он совершенно не понимает, о чем я ему толкую», — сказал мне Наир Мигель. Он спросил Сантьяго Насара, известно ли ему, что братья Викарио ищут его, чтобы убить. «Он так побледнел и настолько потерял над собой контроль, что невозможно было подумать, что он притворяется», — сказал мне Наир Мигель. Он тоже считал, что поведение Сантьяго Насара было отмечено не столько страхом, сколько растерянностью.

— Ты сам знаешь, правы братья или нет, — сказал он ему. — В любом случае у тебя лишь два выхода: либо ты прячешься здесь, в доме, который и есть твой дом, либо ты выйдешь с моей винтовкой.

— Ни черта не понимаю, — пробормотал Сантьяго Насар.

Это были единственные слова, которые он смог произнести, и произнес он их по-испански. «Он выглядел мокрым птенчиком», — сказал мне Наир Мигель. Ему пришлось взять из рук Сантьяго Насара сундучок, потому что он не знал, куда его девать, чтобы открыть дверь.

— Их будет двое против одного, — сказал Наир Мигель.

Сантьяго Насар вышел. Народ уже расположился на площади, как в дни парадов. Все видели, что Сантьяго Насар вышел, и все поняли, что он уже знал, что его собираются убить, и выглядел он таким затравленным, что даже не находил дороги к собственному дому. Говорят, кто-то крикнул с балкона: «Не туда, турок, иди через старый порт!» Сантьяго Насар поискал, откуда шел голос. Джамиль Шайюм прокричал ему, чтобы он спрятался в его лавке, а сам побежал за своим охотничьим ружьем, однако никак не мог вспомнить, куда он спрятал патроны. Ему кричали со всех сторон, и Сантьяго Насар крутился то вправо, то влево, оглушенный многими голосами. Наконец он направился к своему дому, чтобы пройти через кухонную дверь, но вдруг вспомнил, что парадный вход открыт.

— Вот он идет, — сказал Педро Викарио.

Оба увидели Сантьяго Насара одновременно. Пабло Викарио снял пиджак, положил его на табурет и развернул нож, имевший форму короткого и кривого меча. Прежде чем выйти из лавки, братья, не сговариваясь, перекрестились. Тогда Клотильде Армента схватила Педро Викарио за рубашку и закричала Сантьяго Насару, чтобы тот бежал быстрее, ибо его собираются убить. Крик был настолько пронзительным, что заглушил все остальные. «Вначале он испугался, — сказала мне Клотильде Армента, — потому что не знал, кто ему кричит и откуда». Сантьяго Насар увидел ее и одновременно увидел Педро Викарио, сбившего женщину ударом, увидел и другого брата. Он находился менее чем в 50 метрах от дома и побежал к своему парадному входу.

За пять минут до этого Виктория Гусман рассказывала в кухне Пласиде Линеро то, о чем уже знали все. Пласида Линеро была женщиной с крепкими нервами и ничем не выдала своего волнения. Она спросила Викторию Гусман, не говорила ли она об этом ее сыну, и последняя солгала, сказав, что, когда он спустился пить кофе, она еще ничего не знала. Дивина Флор, продолжавшая мыть полы в гостиной, сказала, что видела, как Сантьяго Насар вошел с площади и поднялся в спальню по винтовой лестнице. «Это было мелькнувшим видением, — рассказывала мне Дивина Флор. — Он был одет в белое и держал что-то в руке, я не смогла разглядеть, что это было, но мне показалось, что он держал букет роз». Поэтому, когда Пласида Линеро спросила о сыне, Дивина Флор ее успокоила.

— Минуту назад он поднялся в свою комнату, — сказала она матери.

В этот момент Пласида Линеро увидела на полу конверт, но не подумала поднять его и узнала о содержании послания лишь позднее, когда кто-то в общей суматохе несчастья показал ей бумагу. Через дверь она видела братьев Викарио, бежавших к ее дому с обнаженными ножами. Там, где она стояла, были видны только они, Пласида Линеро не видела сына, стремившегося к своей двери с другого угла площади. «Я подумала, что они хотят ворваться и убить его прямо в доме», — сказала она мне. Тогда она подбежала к двери и одним ударом захлопнула ее. Она уже задвигала засов, когда услышала крики Сантьяго Насара, услышала ужасающие удары в дверь, но женщина была уверена, что сын наверху и осыпает бранью братьев Викарио с балкона своей комнаты. Она поднялась, чтобы помочь ему в этом. Чтобы успеть вбежать в дом, Сантьяго Насару нужны были всего две секунды, но в этот миг дверь захлопнулась. Он успел еще несколько раз стукнуть в нее кулаком и тут же повернулся, чтобы встретить врагов лицом. «Увидев его перед собой, я испугался, — говорил мне Пабло Викарио, — он показался мне в два раза выше, чем был на самом деле». Сантьяго Насар поднял руку, чтобы предупредить первый удар Педро Викарио, который напал на него справа, выставив нож прямо перед собой.

— Сволочи! — прокричал Сантьяго Насар.

Нож прорезал ему ладонь правой руки и на всю длину вошел в бок. Все услышали вопль боли:

— А-а-а, мама!

Железной рукой забойщика скота Педро Викарио вырвал нож и нанес второй удар почти в то же место. «Самое удивительное, что нож вышел из тела чистым, — сказал Педро Викарио следователю. — Я нанес ему еще три удара — и ни капли крови». После третьего удара Сантьяго Насар, обхватив руками живот и издавая стон раненого теленка, изогнулся, пытаясь повернуться к братьям спиной. Пабло Викарио, державший кривой нож, находился слева от него, в этот момент он и нанес ему единственный удар в спину; сильная струя крови окрасила рубаху. «Она пахла, как он сам», — сказал мне Пабло Викарио. Трижды смертельно раненный, Сантьяго Насар повернулся вновь лицом к братьям и прижался спиной к материнской двери, не оказывая ни малейшего сопротивления, будто желая помочь Викарио, чтобы они на равных добивали его. «Он больше не кричал, — сказал Педро Викарио следователю. — Наоборот, мне показалось, что он смеется». Оба продолжали наносить поочередно быстрые удары, прижав Сантьяго Насара к двери и впав в оглушающее забытье, которое они встретили по ту сторону страха, и не слышали криков всего селения, потрясенного их преступлением. «Я чувствовал себя как человек, мчащийся на лошади», — заявил Пабло Викарио. Но вдруг оба очнулись, ибо выбились из сил, им казалось, что Сантьяго Насар никогда не упадет. «Дерьмо, братец! — сказал мне Пабло Викарио. — Ты даже представить себе не можешь, как трудно убить человека!» Наконец, пытаясь окончательно добить Сантьяго Насара, Педро Викарио нацелился ему в сердце, но он искал его почти под мышкой, там, где оно расположено у свиней. А Сантьяго Насар не падал потому, что братья поддерживали его, ударами своих ножей прижимая к двери. В отчаянии Пабло Викарио нанес страшнейший удар в живот, и кишки с громким треском вырвались наружу. Педро Викарио собирался сделать то же самое, но рука его дрогнула от ужаса, и он лишь мимоходом полоснул по бедру. Сантьяго Насар еще мгновение стоял, прислонившись к двери, потом увидел в свете солнца свои собственные внутренности — чистые и голубые — и упал на колени.

Громко зовя сына, Пласида Линеро обошла спальни и тут услышала другие крики — но не его, — она выглянула в окно, выходящее на площадь, и увидела, что братья Викарио бегут к церкви, преследуемые по пятам Джамилем Шайюмом с винтовкой для охоты на ягуаров и группой невооруженных арабов. Она решила, что опасность миновала. Затем она вышла на балкон спальни и увидела перед входом дома сына. Сантьяго Насар лежал лицом вниз, в пыли и пытался подняться из лужи собственной крови. Наконец он встал и, согнувшись, в полном шоке, поддерживая руками выпадающие внутренности, пошел. Он прошел более ста метров, чтобы полностью обойти дом и войти через кухонную дверь. У него еще хватило сознания идти не по улице — более длинной дорогой, а пройти через соседний дом. Пончо Ланао, его супруга и пятеро детей понятия не имели о том, что творилось в двадцати шагах от их ворот. «Мы услышали крики, — сказала его жена, — но думали, что это празднуют приезд епископа». Они только начали завтракать, когда увидели Сантьяго Насара, залитого кровью и с гроздью собственных кишок в руках. Пончо Ланао сказал мне: «Я никогда не мог забыть ужасающей вони дерьма». Архенида Ланао, их старшая дочь, рассказала, что Сантьяго Насар шел твердо, как обычно, четко чеканя шаг, и его лицо сарацина, обрамленное спутанными кудрями, было прекрасно как никогда. Проходя мимо стола, он улыбнулся им и проследовал через комнаты до заднего выхода из дома. «Мы окаменели от страха», — сказала мне Архенида Ланао. Моя тетка Венефрида Маркес как раз чистила рыбу во дворе своего дома, расположенного на берегу реки. Тетка увидела, как Сантьяго Насар спускается по ступеням старого причала, направляясь к своему дому.