Владимир Корчагин - Две жизни

— Надо, Митюша, что поделаешь. Скоро начнет светать, а тогда, сам понимаешь…

— Как не понять. Только когда мы теперь увидимся?

— Трудно сказать… А впрочем, послушай-ка, завтрашний день ведь еще праздничный?

— Да, в престольный праздник у нас три дня гуляют.

— И ты, значит, будешь весь день свободен?

— С утра до вечера.

— Тогда я, кажется, придумала. Тут неподалеку живет моя тетка, славная, добрая старушка. Я не раз гостила у нее. Кстати, вчера она была у нас и опять приглашала меня с Аграфеной к себе.

— А это далеко?

— Верстах в шести, если по дороге. У нее там свой домик, ну и все прочее… Так вот, приходи туда.

— В дом твоей тетки?

— Зачем в дом. Встретимся где-нибудь поодаль. К тетке я только на минутку заскочу. Оставлю ее с Аграфеной. Они могут часами судачить. А я — к тебе.

— Где же мне ждать тебя? И вообще, как туда добраться?

— Ну, это проще простого. Дойдешь по дороге до первого перекрестка и свернешь к реке. Там, по-над берегом, и увидишь эту усадебку. А от нее подашься сразу вправо, обогнешь небольшой осинничек, поросший хмелем, и увидишь плакучую иву.

— Сразу за осинником?

— Да, ее нельзя не заметить. Огромная такая! Стоит одна-одинешенька. И ветви сплошным шатром чуть не до земли. Ни дать ни взять — клушка с цыплятами! Вот под этой ивой и будешь меня ждать. Согласен?

— Ты еще спрашиваешь! Да я… — он попытался ее обнять. Анастасия мягко, но решительно отвела его руки в стороны:

— Нет-нет! Так мы никогда не расстанемся. До завтра, Митюша.

— До завтра… А этот граф уехал от вас?

— Уехал, чтоб ему голову сломить! Да, право, незачем и говорить об этом ничтожестве. Он того не стоит.

— Аграфена сказывала…

— Аграфена тоже горазда иной раз лишнего сболтнуть. Ну да Бог с ними со всеми! Главное, что мы снова будем завтра вместе.

— А если как вчера… — робко напомнил Дмитрий.

— Никаких если! Вот тебе моя порука, — она закрыла ему рот быстрым поцелуем и стремительно, как тень, скрылась в проеме стены.

Солнце едва успело подсушить росу на траве, когда Дмитрий, дойдя до названного Анастасией перекрестка, свернул с дороги и, спустившись к реке, увидел небольшой господский домик, обнесенный живой изгородью из шиповника и барбариса.

Кругом не было ни души. Из домика не доносилось ни звука. Лишь в густых зарослях осинника, действительно увешанного космами цветущего хмеля, стрекотала стайка сорок да время от времени раздавался всплеск воды в реке, где играла непуганая рыба.

«Теперь надо пройти чуть вправо», — вспомнил Дмитрий.

Он сошел на бечевник, обогнул осинник и сразу увидел большую красавицу иву, о которой говорила Анастасия. Она высилась на небольшом береговом уступе и в самом деле напоминала курицу-наседку, приспустившую на землю свои ветви-крылья.

Дмитрий обошел ее со всех сторон и, выбрав площадку поровнее, прилег в густую, мягкую траву. В небе над ним плыли причудливые громады облаков, прямо под ухом трещали невидимые в траве кузнечики, а услужливая память снова и снова возвращала к тому, что было прошлой ночью, и грудь сжималась от радости и боли. Да, и боли, потому что он не мог не сознавать, что все это может привести к большой беде, сколько бы Анастасия ни старалась убедить его в обратном. Однако чувства не всегда подвластны доводам рассудка, и все существо его жаждало только одного — снова увидеть свою ненаглядную, услышать ее голос, взглянуть в ее глаза, ощутить запах ее тела, поэтому единственное, что тревожило его теперь, это боязнь, что ей снова не удастся уйти из дома.

Вот почему с таким тщанием ловил он каждый звук, доносившийся со стороны дороги, в надежде услышать стук лошадиных копыт или шум приближающегося экипажа. Но в знойном воздухе будто застыла гнетущая тишина. А после ночи, проведенной фактически без сна, Дмитрия все больше одолевала дремота, глаза его слипались, в затуманенном сознании теснились какие-то неясные образы, картины, лица. Он старался отогнать их как мог. Но вот уже и ветви ивы слились в кузнечный горн, и снопы искр посыпались из-под молотка Егора, и сам кузнец поднялся во весь рост, что-то бурча себе под нос.

Дмитрий хотел уже спросить своего названого отца, чем он недоволен. Но тот вдруг крикнул чужим, незнакомым голосом:

— Тпру-у! Приехали…

И сразу сон долой! Так это же экипаж Анастасии подкатил к домику, это ее кучер осадил лошадь! А он, Дмитрий, чуть не проспал все на свете. Вот была бы история!

Он мигом вскочил с земли. Но заросли хмеля не позволяли видеть, кто сошел с экипажа. Не слышно было и голосов возле домика. Приходилось снова только ждать. Однако оставаться тут, под сенью ивы, Дмитрий уже не мог. Он сбежал к реке, на бечевник, и — о радость! — сразу увидел идущую по берегу Анастасию.

— Настасьюшка! — он бросился ей навстречу, готовый тут же заключить в свои объятья. Но она лишь шаловливо погрозила ему пальчиком:

— Постой, постой, Митя! Лучше возьми вот эту корзиночку и пойдем подальше от людских глаз.

— А что в ней, в корзине? И зачем она?

— Как зачем? Ты же наверняка еще не завтракал сегодня. И мне было не до этого. Вот сейчас и закусим здесь на свежем воздухе.

Они быстро укрылись под сенью ивы, и Анастасия принялась колдовать над разостланной ею скатеркой.

— Это вот холодная телятина, в этом горшочке топленые сливки, а это вместо чая, — она подала ему небольшую плоскую фляжку, в которой булькало что-то явно покрепче названного ею напитка.

Все это было, конечно, более чем кстати: Дмитрий, уходя из дома, действительно даже забыл о завтраке. Но сейчас он видел перед собой лишь глаза и губы Анастасии, с которых не сходила сводящая его с ума улыбка. А та, казалось, только и думала, как получше накормить Дмитрия, подкладывая ему все новые и новые кусочки различных деликатесов, которым не видно было конца.

Так они сидели друг против друга, нежась в лучах полуденного солнца и обмениваясь не столько словами, сколько взглядами, которые были красноречивее всяких слов. Дмитрий был одет ради праздника в новую сатиновую рубаху, на Анастасии была легкая сильно открытая блузка с крупными перламутровыми пуговицами и шелковая плиссированная юбочка, из-под которой нет-нет да и показывались изящные ножки, от одного вида которых у Дмитрия перехватывало дыхание.

Место они выбрали безлюдное, надежно скрытое от посторонних глаз, и казалось, ничто не может нарушить их затянувшегося пикника.

Так по крайней мере думалось Дмитрию. Но вдруг все вокруг как-то сразу потемнело. С реки потянуло резким ветерком. А где-то вдали глухо пророкотал гром.

— Ой, Митя, — вскочила Анастасия, — смотри, что делается!

Он поднял глаза вверх и увидел, что огромная черная туча обложила полнеба и стремительно приближалась к ним, словно сминая и проглатывая оставшуюся часть голубого небосклона.

— Да, сейчас польет! — подосадовал Дмитрий.

— Что же делать?

— Что делать? — он с минуту подумал. — А вот что. Видишь вон те стога? Бежим к ним.

— Но что толку…

— Там увидим. Обычно косари под одним из стогов всегда делают что-то вроде норушки. В ней и укроемся.

— А если никакой норушки не будет?

— Должна быть. Бежим, бежим!

Они вихрем помчались по лугу, подбежали к одному стогу, второму, третьему, и когда Дмитрий потерял уже всякую надежду найти то, на что рассчитывал, а сверху посыпались первые капли дождя, в четвертом, самом большом, стоге ясно обозначился узкий, полузаваленный сеном лаз, идущий далеко в глубь стога.

Он быстро обеими руками расчистил его от обвалившегося сена и, не раздумывая, нырнул в открывшуюся темноту.

Норушка оказалась вместительной. В ней можно было даже сидеть, прижав голову к коленям. Но лучше было, конечно, прилечь на мягкое, душистое сено.

— Вот это да! — удовлетворенно хмыкнул Дмитрий и начал выбираться наружу. Но в узком просвете лаза показалась уже голова Анастасии:

— Ну, как там?

— Как в сказке! Лучше не придумаешь. Лезь сюда, Настасьюшка.

Она опустилась на колени, нерешительно протянула руки вперед, но он быстро обхватил ее талию и помог протиснуться в узкий лаз. И в тот же миг снаружи раздался такой грохот, будто раскололось само небо, и сплошная стена дождя отделила их от всего мира.

— Страсти какие! А тут действительно неплохо, — промолвила Анастасия, поудобнее устраиваясь на мягком сене. — Представляю, что было бы с нами на воле. А ты чего согнулся там в углу? Двигайся ко мне поближе — места хватит, — она взяла его за руку и потянула к себе.

— Настасьюшка! — он приобнял ее за плечи и прижался губами к пышным волосам. Но тут же снова приподнялся. — А тебе не жестко? Сейчас я подстелю тут немножко, — он сорвал с себя рубаху и попытался подсунуть ее под спину Анастасии. Но та лишь рассмеялась счастливым звонким смехом: