Цеханович Геннадьевич - "Умирать страшно лишь однажды"

Мои размышления прервал стук в дверь и в кабинет заглянул посыльный: – Товарищ подполковник, вас вызывают на командный пункт полка. Через пятнадцать минут начало совещания.

– Чистяков, пошли, – я резко встал из-за стола и направился к двери.

– Товарищ подполковник, вас же вызывают. Мне то, что там делать?

Я повернулся к своему помощнику: – Чистяков, я не знаю почему меня вызывают, но думаю, что по важному вопросу и хочется ещё раз тебе напомнить, что у тебя должность – старший помощник начальника артиллерии полка, – название должности я произнёс почти по слогам, – а не старший мальчик на побегушках. Для этого у нас есть Волков и Сухарев. В любой момент ты можешь и должен заменить или подменить меня, поэтому ты должен владеть информацией в таком же объёме, что и я.

Чистяков поморщился, так неприятно его задели мои слова, но промолчав, направился за мной. Конечно, не нужно было мне это говорить при младших офицерах, но пора было "щёлкнуть его по носу" и показать, что время вхождения в должность для меня закончилось, когда мне частенько приходилось с ним советываться. И также меня не устраивала его роль – только исполнителя моих приказов.

Первое, что бросилось в глаза в вестибюле штаба полка это табло сигналов степеней готовности, на котором ярким, красным светом горела надпись – "ПОЛНАЯ".

Я показал пальцем на табло: – Вот так, Алексей Юрьевич, а ведь я прав. Совещание для нас, наверно, будет очень важным, а может быть, даже переломным для нашей военной судьбы.

Командный пункт полка встретил нас сдержанным гулом голосов офицеров, ожидавших начала совещания. Через пять минут как мы пришли, появился командир полка и без всякого вступления объявил: – Боевое слаживание – десять дней. 19 сентября погрузка и выдвигаемся в сторону Северного Кавказа. Чем мы там будем заниматься станет ясным позже.

После командира полка и начальника штаба, начали выступать начальники служб, поднялся и я. Поставил задачу командирам артиллерийских подразделений – подать в течение двух часов уточнённые данные по некомплекту личного состава, офицеров, техники и вооружения. Подать сведения по неисправной технике, чтобы её тут же заменить. У меня в принципе эти сведения есть, но мне нужны более полные.

– Алексей Юрьевич, – мы уже вышли после совещания с командного пункта и шли к себе в кабинет, – ты сейчас занимаешься тем, что "выдавливаешь" наиполнейшие данные по некомплекту от командиров подразделений и через два часа подаёшь их в штаб дивизии – это твоя задача. Ну, и второй вопрос – едешь в Чечню?

– Борис Геннадьевич, в вашем вопросе есть и ответ. Конечно еду, в этом у вас даже сомнения

не должно быть.

– Хорошо. А как ты думаешь Волков и Сухарев поедут? Меня, например, Сухарев в должности начальника разведки не устраивает. Я даже не могу представить, как он пойдёт в разведку, и как он там будет корректировать. Вот…, не вижу я его в этой должности.

Чистяков задумался на несколько секунд: – Волков увольняться хочет, поэтому я сейчас не знаю поедет он или нет? Хотя может и клюнет на то, что нам сейчас пообещали 1000 рублей командировочных в сутки. А вот Сухарев, – старший помощник замолчал, потом продолжил, – он трусливый. Не потянет он начальником разведки. И даже если он поедет, то его нужно поставить или СОБом в какую-нибудь батарею, или даже командиром второго взвода.

В принципе, я думал то же что и Чистяков. В кабинете в нескольких словах сообщил о том, что сказал нам командир полка и какие задачи мы теперь будем выполнять, а после этого прямо задал каждому вопрос – едет он или нет? Волков и Сухарев переглянулись: у начальник разведки забегали глаза в разные стороны, после чего он опустил взгляд и уставился в грязный пол. Волков же хмыкнул, потом поднялся и твёрдым голосом заявил: – Товарищ подполковник, я не поеду. Не подумайте, что струсил, я уже давно подумывал об увольнении из армии, но колебался. А сейчас просто не хочу ехать: не хочу бродить по грязи, мёрзнуть, жрать эту опостылевшую пищу и прямо сейчас напишу рапорт на увольнение.

– Ну что ж, Волков, это хотя бы по-честному. Ну а ты Сухарев?

Офицер встал и побледнел: – Можно мне подумать? – Дрогнувшим голосом спросил он.

– Можно, только завтра утром последний срок ответа. Но а ты, Волков, если даже сейчас напишешь рапорт на увольнение, ты всё равно работаешь и оказываешь помощь в полную силу, пока мы не уедем. Я думаю, ты это понимаешь.

Поставив задачи офицерам, я пошёл домой покушать. Дома в это время не должно было быть никого: жена на работе, младший сын в школе, а старший – курсант артиллерийского училища, конечно, в училище. Да и захотелось хотя бы последние два часа провести в одиночестве и в спокойной домашней обстановке подумать. Так как я прекрасно понимал, пока мы не погрузимся в эшелон, не будет ни одной спокойной и свободной минуты.

– Не понял, – удивился я, пытаясь открыть дверь ключом, – дома кто-то есть, что ли?

Я позвонил в дверь и к моему удивлению дверь открыл младший сын, но моё удивление стало ещё больше, когда из спальни вышла жена, а из ванной, обмотанный полотенцем старший сын.

– Вы, что сговорились? Чего вы все дома? Вас ведь не должно быть? – Изумлённо, и в какой-то степени разочарованно проговорил я. Жалко, но одному побыть не придётся. Разочарование в моём голосе тут же уловила жена и обиделась: – А ты, чего так разочаровался? Помешали мы тебе что ли? У меня на душе чего-то тревожно с утра, вот я на работу сегодня и не пошла. У Гены учительница заболела, и два последних урока отменили. Денис в самоволке: решил помыться, как будто у них там бани нет. Сам то, чего в двенадцать часов домой припёрся?

Через двадцать минут мы все сели за обеденный стол. Жена продолжала обиженно греметь тарелками, накрывая стол.

Пора. Надо сообщить эту неприятную новость. Может и хорошо, что все собрались, всем сразу и скажу.

Я тяжко вздохнул: – Валя, сядь. Мне надо вам сказать не совсем приятную новость, – все удивлённо и настороженно поглядели на меня. Я ещё раз вздохнул, – полк получил приказ в десятидневный срок провести боевое слаживание. 19 сентября погрузка на эшелон и мы убываем на Северный Кавказ. Ну, естественно я еду с полком.

В кухне повисло тягостное молчание, которое нарушила жена. Она со злостью бросила на стол ложку: – Я знала. Знала… Я прямо чувствовала какой-то подвох в твоём назначения на должность начальника артиллерии. Я пыталась анализировать, но в чём подвох понять не могла. Теперь мне всё стало ясно. Гвоздев давно знал, что полк пойдёт в Чечню, и другие, более чем ты, умные мужики, которых сватали на эту должность, давно всё это просчитали и поэтому благоразумно отказались командовать артиллерией. Вот поэтому Гвоздев в тебе нашёл козла отпущения и дурака, поставив начальником артиллерии. А ты как дурачок – "Согласен, товарищ генерал. Согласен".

Жена попыталась передразнить меня, но поняв что этим она меня не проймёт, резко сменила тон: – Значит так: тебе до пенсии осталось чуть больше шести месяцев, пиши рапорт на увольнение. Всё, никуда ты не поедешь. Мне твоей первой Чечни и Абхазии вот так хватило, – жена решительным жестом провела пальцем по горлу. – Будем увольняться – это такое моё решение.

Валя замолчала, уткнувшись глазами в пустую тарелку. Я обвёл взглядом семью: сыновья молчали, лишь старший попытался влезть в разговор: – Папа, на фиг тебе это нужно? – Но осёкся под моим тяжёлым взглядом.

Я же внутренне сжался и ощетинился: – Валя, конечно, я тебя понимаю. Но это эмоции. Я понимаю, что тебе было гораздо тяжелее чем мне, когда я "скакал" по Чечне и в Абхазии. Понятно, что ждать с войны мужа всегда тяжелее, чем ему там самому быть. Но решение о том, как мне служить, и как мне заканчивать службу буду принимать сам и только я. Да я его и давно принял – ещё в 1973 году, когда был призван в армию. Я выслушал твой ультиматум, но на такое позорное увольнение из армии не пойду. Не для того я погоны одевал. – Я слегка пристукнул ладонью. – А теперь я хочу внести ясность во всё то, что ты тут только что наговорила. Я эту ситуацию с моим назначением знаю изнутри, а не со стороны как ты.

– Вообще, поиски начальника артиллерии соседнего полка, чтобы ты знала, начались не в августе, а ещё в апреле, когда решился вопрос о поступлении Ермакова в академию. Как ты знаешь, тогда о Чечне или Дагестане даже разговора не было. И артиллерия полка, если так можно выразиться, является головной в округе. Она единственная артиллерия, которая развёрнута полностью, находится под боком штаба округа и поэтому она всегда на виду. Что создаёт достаточно сложностей для руководства артиллерией начальником. Да и полк сам по себе достаточно "тяжёлый полк". Это своеобразный трамплин, где офицеры или сгорают, или растут дальше. Поэтому туда, на эту должность, был всегда тщательный отбор. Да, кто-то отказался, но не из-за того что он чересчур умный, а как правило от того что ленивый и работать ему неохота. А многие другие кандидаты не подошли по своим профессиональным качествам и просто не тянули эту должность.