Элис Манро (Мунро) - Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет (сборник)

– А не проще ли нанять грузовик? – сказал он.

– Нет. Хочу отправить поездом. Туда, на запад, в Саскачеван.

Она говорила с ним громко, словно он глухой или дурковатый, и как-то не совсем правильно произносила слова. Что за акцент? Голландский, что ли? В последнее время голландцы прибывают сюда пачками, но корпулентности, характерной для голландских женщин, в ней не было, не было их чудного румянца, да и не такая уж она блондинка. Лет ей, наверное, под сорок, – впрочем, какая разница? Королевой красоты не назовешь, это уж точно.

Клерк посерьезнел:

– Но грузовик вам все равно понадобится – надо же все хотя бы сюда доставить… оттуда, где она у вас, не знаю уж, хранится. И давайте-ка уточним, проходит ли через то место в Саскачеване железная дорога. Иначе вам надо заказывать доставку… ну… вот, скажем, из Реджайны.

– Мне нужна Гдыня, – сказала женщина. – Поезд через нее проходит.

Клерк снял висевший на гвозде засаленный справочник и переспросил название – ну-ка, по буквам. Протянув руку, она взяла карандаш, тоже подвешенный на шнурке, и написала на вынутом из сумочки листке бумаги: GDYNIA.

– Это что же еще за народность, интересно, там проживает?

Этого женщина не знала и сама.

Он взял у нее карандаш, стал водить им по строчкам.

– В тех краях есть поселки, сплошь населенные то чехами, то венграми или украинцами, – пояснил он.

И не успел сказать, как ему подумалось: может, она как раз из этих? Ну так и что, он всего лишь констатировал факт.

– Ага, вот она, нашел. Действительно поезд проходит.

– Да, – сказала она. – Отправить хочу в пятницу, это можно?

– Отправить-то мы отправим, но я не могу обещать, что груз попадет туда в тот же день, – сказал клерк. – Это будет зависеть от того, какая в тот день будет очередность движения составов. А когда груз прибудет, его там кто-нибудь встретит?

– Да, да.

– Так, есть грузопассажирский в пятницу, в два восемнадцать пополудни. Фургон, значит, нужен в пятницу утром. Живете здесь, в поселке?

Она кивнула, написала адрес. Выставочная дорога, дом 106.

Дома в поселке пронумеровали недавно, поэтому зримо представить себе указанное место он не мог, хотя и знал, где примерно эта самая Выставочная дорога проходит. Если бы заодно она упомянула фамилию Маккаули, в клерке, может быть, проснулся бы какой-то интерес и все обернулось бы по-иному. Но в тех местах много нынче новых жилых домов, построенных в послевоенные годы, хотя называют их почему-то «домами времен войны». Ее дом тоже, видимо, из этих.

– Платить будете в момент отправки, – распорядился клерк.

– А еще я хочу билет себе на тот же поезд. В пятницу, стало быть, после полудня.

– До той же станции?

– Да.

– На том же поезде вы можете доехать до Торонто, но там придется подождать трансконтинентального, он идет вечером, в десять тридцать. Вам дать плацкартный или в сидячку? В плацкартном у вас будет полка, чтобы спать, а в сидячке кресло, как если ехать днем.

Она сказала, что лучше будет сидеть.

– В Садбери подождете поезда из Монреаля, но выходить там не нужно, вас только перегонят на другой путь и прицепят к вагонам монреальского. Потом будет Порт-Артур и Кенора. Выходить не надо до Реджайны, но там-то уж придется сойти и пересесть на местный подкидыш.

Она кивнула с таким видом, словно он тут же должен сломя голову кинуться выписывать ей билет.

А он, напротив, взял паузу, потом говорит:

– Но гарантии, что ваша мебель прибудет с вами одновременно, я не даю. Думаю, на денек-другой она подзадержится. Все зависит от очередности движения. А вас встречать придут?

– Да.

– Это хорошо. Потому что там и вокзала-то, скорее всего, нет. Поселки в тех местах не чета здешним. Они там, знаете ли, можно сказать, в самом что ни на есть зачатке.

Она заплатила за пассажирский билет наличными, вытащив из сумки завернутую в тряпицу пачку банкнот. Как старушка. И пересчитала сдачу, а как же! Однако не так, как это сделала бы старушка: она лишь окинула мелочь в ладони беглым взглядом, но было заметно, что от этого взгляда не укрылась ни одна монетка. Потом резко повернулась и пошла, даже не попрощавшись.

– До пятницы! – ей вслед крикнул клерк.

На ней было длинное коричневатое пальто, хотя день был сентябрьский, теплый, а также грубые шнурованные ботинки, надетые на короткие носочки.

Он уже наливал себе из термоса кофе, когда она вдруг вернулась и постучала в окошко кассы.

– Насчет мебели, которую я отправляю, – сказала она. – Это все хорошая мебель, прямо как новая. Я не хочу, чтобы ее покорябали, побили или еще как-нибудь испортили. И чтобы от нее потом воняло хлевом, это мне тоже не надо.

– Ну что вы! – отозвался клерк. – Мы на железной дороге имеем опыт в отправке самых разных грузов. Мы не кладем мебель в те же вагоны, где перевозят свиней.

– Я прослежу, чтобы она приехала в таком же хорошем виде, в каком была здесь.

– Но послушайте, ведь когда вы покупаете мебель, она где? В магазине, правильно? А задумывались вы над тем, как она туда попала? Разве ее в магазине делали? Нет. Где-то в другом месте ее изготовили на фабрике, а в магазин привезли потом, и очень может быть, что по железной дороге. А раз так, разве не просится вывод, что железная дорога знает, как о ней позаботиться?

Женщина продолжала смотреть на него без улыбки, совершенно не желая признавать за собой женскую глуповатость.

– Надеюсь, – сказала она. – Надеюсь, с ней будут обращаться аккуратно.

Навскидку вокзальный клерк мог запросто сказать, что в поселке он знает каждого. Имея при этом в виду, что знаком примерно с половиной жителей. Но большинство из его знакомых были коренными, то есть теми, кто действительно в городе укоренен в том смысле, что приехал не вчера и в пятницу уезжать не собирается. А женщину, которая вознамерилась ехать в Саскачеван, он не знал, потому что она не посещала его церковь, не учила его детей в школе и не работала ни в одном из магазинов, ресторанов или контор, куда он время от времени заходил. И замужем не была ни за одним из мужчин, которых он знал по местным отделениям мужских клубов и благотворительных братств вроде «Канадских лосей», каких-нибудь «Оддфеллоуз», или вроде «Лайонз-клаба». И уж всяко не было ее мужа среди ветеранов, вхожих в местное отделение «Канадского легиона». Взгляд на ее левую руку, достававшую деньги, сразу ему сказал, что она и вообще не замужем, чему он нимало не удивился. В грубых башмаках, в носках вместо чулок, к тому же без шляпы и перчаток, когда уже почти вечер, она, скорей всего, кто? Крестьянка, батрачка с какой-нибудь фермы. Хотя нет, вроде не было в ней обычной для них неуверенности, этого их смущения. И вообще – не деревенские у нее манеры, да даже и вовсе никаких манер. Общалась с ним так, будто он справочный автомат какой-то. Да и адрес – она ведь оставила адрес: Выставочная дорога. Кого она, на его взгляд, действительно напоминала, так это монахиню в штатском, которую он однажды видел по телевизору, – та рассказывала о миссионерском поприще, на котором подвизалась где-то в джунглях; они там, должно быть, не носят этих своих монашеских одеяний – без них им легче, видимо, пробиваться к народу. Та монахиня время от времени улыбалась – ну, чтоб показывать, что их религия должна делать людей счастливыми, но в остальное время смотрела на собеседника так, будто уверена, что в миру все должны ее слушать и повиноваться.

Джоанна собиралась сделать кое-что еще, но все откладывала и откладывала. А ведь в конце концов придется наведаться в магазин под названием «У миледи» и купить себе какое-нибудь платье. В этом магазине она ни разу в жизни не бывала: если требовалось что-либо купить – вот носки, например, – шла в сетевой магазин Каллагана «Мужская, женская и детская одежда». Вообще-то, всяких вещей у нее много, главным образом унаследованных от миссис Уиллетс, – вполне добротной одежды вроде этого пальто, которому сносу нет. А что касается нужд Сабиты (девочки, к которой она была приставлена в доме мистера Маккаули), то двоюродные сестры ее просто заваливают дорогими вещами – поношенными платьями и всем прочим.

В витрине магазина «У миледи» стояли два манекена, одетые в костюмы из прямых жакетов с довольно короткими юбками. Один был красновато-золотистого оттенка, а другой мягкого насыщенно-зеленого. У ног манекенов были раскиданы большие и яркие бумажные листья, якобы кленовые, и такие же листья там и сям прилеплены к стеклу. В то время года, когда люди в большинстве своем озабочены тем, чтобы скорей сгрести их да сжечь, здесь они, вишь, красуются! А по диагонали через все стекло черная надпись рукописным шрифтом: «Элегантность и простота – мода нынешней осени».

Она отворила дверь и вошла.