Вера Колочкова - Прости меня, Анна

Анна злобно отбросила от себя диванную подушку, резко поднялась на ноги, прошлась по комнате. На минуту остановилась у старинного, в дорогой антикварной раме зеркала, критически оглядела себя с головы до ног. Хороша… На лице — ни единой морщинки! Это в сорок–то семь лет! Не зря целый месяц потеряла в клинике пластической хирургии, ой, не зря! Кожа выровнена идеально, нарощенные волосы смотрятся совершенно как родные, и фигура тоже практически без изъянов… Вот только все равно не хватает чего–то! Последнего штриха какого–то… Глаза, наверное, выдают. А что делать? Пронизывающее насквозь, холодное и хищное их выражение никакими операциями не исправишь! Серо–стальной цвет еще можно синими линзами прикрыть, а вот выражение – нет, ничем уже не прикроешь! А вообще, и не надо! Зачем? Пусть боятся! На то она и успешная бизнес–леди по имени Анна Сергеевна, а не какая–нибудь там Нюточка – серая училка–словесница…

Ну и что, где она так долго ходит? Тут идти от ее дома пять минут, не больше!

Анна с сожалением оторвалась от зеркала и, выйдя на лоджию , посмотрела во двор. Ну, так и есть! Стоят, беседуют, голубчики, ручками машут! Вон Анютка — видимо, рассмеялась чему–то, запрокинула голову назад, а Алеша головой мотает, жестикулирует – байки про свои экстремальные будни травит! Эх, вы! Врач и учительница! Мелкие вы людишки, и радости у вас мелкие… Вот взять бы и поменять в одночасье и мужа, и подругу! Вот было бы хорошо!

Хотя чего это она… Ишь, на какие мысли разглядывание себя в зеркале навело! Нет уж… В ее возрасте, пожалуй, надо проверенных ценностей держаться… Коней на переправе не меняют! Да и где их возьмешь, новых коней, то есть новых мужей и подруг? Очереди за дверью что–то не наблюдается, и годы уже не к молодости идут, а совсем, совсем в обратную сторону… Да и муж у нее совсем даже не плохой! Добрый и спокойный, и внешность у него достаточно фактурная, и кое–какой интеллект в глазах светится. И Нюточка тоже девушка теплая — душевная да отзывчивая! Иногда в охотку бывает от чужого тепла погреться, когда совсем уж холодно внутри становится…

— …Не бери на сердце, Алешенька! В первый раз, что ли? Знаешь же, что Анне доказать что–либо все равно невозможно, и ввязываешься! – тихо говорила Анюта, следя глазами за подкрадывающимся к детской площадке Герцем – огромным мраморным догом самых что ни на есть благородных кровей, за наличие которых Анна заплатила год назад такую огромную сумму, что у нее тогда от удивления глаза из орбит чуть не выскочили: ничего себе, друг человека! Дороговато ценится нынче собачья дружба!

— Да я ведь и не против, Анют! И не спорил бы – пусть живет, как хочет! Только она мне свой этот снобизм – вещизм с такой яростью навязывает, что тошно уже! Да ты и сама знаешь, чего я тебе жалуюсь…

— Ты не жалуешься, Алеша! Что ты! Ты просто со мной грустной эмоцией делишься. А это разные вещи. Пойдем домой! Она больше не будет, честное слово…

— Да разве у нас теперь дом?! У нас теперь не дом, а демонстрация Анниного величия! Ярмарка тщеславия! Ты помнишь, как раньше было? Как мы собирались все вместе, какие разговоры ночные кухонные вели, картошку в духовке запекали да в киоск за бутылкой бегали? Как было интересно и весело! Сейчас такого ни за какие деньги уже не купишь… И Анна другой была, и Борька твой…

— Мы были просто молодыми, Алешенька, только и всего! «И чушь прекрасную несли!» Помнишь такую песенку? Борис ее все время тогда пел на наших кухонных посиделках…

— Да нет, Анют, не в старости–молодости дело! В нас самих дело! Что–то происходит с нами страшное. Как будто холодная ледяная волна вот–вот накроет, и надо бежать, спасаться от нее, пока еще силы есть!

— Куда это ты бежать собрался, дружочек? – подозрительно уставилась на Алешу Анюта. – А ну, колись давай!

— Да хотя бы на такую же кухню в старой панельной пятиэтажке, где не надо чему–то соответствовать, кем–то быть, а просто жить и жить в свое удовольствие каждый день, как хочешь, как умеешь, как можешь!

— И давно такая кухня в твоей жизни появилась?

— Ага…Все тебе расскажи…

— Да нет, не надо… — вздохнула Анюта. – Не рассказывай… Зачем? Помнишь, как ты Бориса осуждал, когда он от меня ушел? А сам тоже – уже и кухню себе присмотрел…

— Ой, ладно тебе! Это же я так, фантазирую от обиды… А Борька–то кстати как? Звонит хоть?

— Детям звонит, только редко очень. Да у него своих забот хватает! Молодая жена, любовь – сам понимаешь…

— Трудно тебе, Анюточка? Может, помочь чем–то нужно? Ты говори, не стесняйся!

— Спасибо, Алеша! – благодарно улыбнулась ему Анюта. – Конечно, трудно. Мне кажется, что я за эти два года состарилась лет на десять, не меньше… И растолстела…

— Да? – удивленно уставился он на нее. – Ну, это тебе только кажется… По–моему, даже лучше стала! И округлилась чуть–чуть, слава богу, а то ходила, костьми гремела!

— Да куда уж лучше–то! – расхохоталась вдруг весело Анюта. – Скажешь тоже, лучше… Посмотри, сколько морщинок появилось!

— Да они тебя совсем не портят, глупая! Это морщинки очень хорошего качества, поверь мне, как мужику! Наоборот, шарму придают.

— Да не смеши… Или ты меня немножко подбодрить хочешь?

— Ничуть! Я вообще не понимаю, чего женщины так боятся своих морщин? Вот, к примеру, на тебя смотришь и удивляешься – сколько в тебе обаяния, теплоты, искренности… А знаешь, какой у тебя прищур глаз в этих морщинках озорной, весело–фиалковый? На тебя смотришь — и отрываться не хочется, сердце греется…

— Ну да, ну да… Вот оно у Бориса и перегрелось совсем, закипело даже! – грустно усмехнулась Анюта, ища глазами пропавшего из поля зрения Герца. – А где у нас с тобой собака, Алешенька? Зови его, а то опять кого–нибудь напугает до смерти! И пошли уже, Анна там психует, наверное…

— Привет, пропащие! А я креветки сварила! – встретила их Анна неожиданно лучезарной улыбкой. – Давайте поедим на кухне и пивка от души дернем, как в старые добрые времена! А?

— Да? – в один голос спросили они удивленно и слегка переглянулись между собой быстрыми взглядами.

— А что такое? – снова улыбнулась им Анна. – Я весь день сегодня пива хочу нестерпимо, как беременная! Порывалась даже секретаршу в магазин послать, еле сдержалась! А помнишь, Алеш, как я у тебя пива требовала, когда Темку носила? А ты мне не давал…

— Помню, конечно! – растаял вдруг в улыбке Алеша. – Мы еще смеялись, как бы нам алкоголика не родить!

— Ой, и я помню, Ань! – весело засмеялась Анюта, проходя следом за Анной на кухню. – Мы ж тогда с тобой гуляли подолгу, я с Кирюшкиной коляской, ты – с пузом своим, и мечтали, как пива напьемся, когда можно будет…

— Ну да. Вот сейчас уже все можно, а хочется все реже и реже, — обернулась к ней от холодильника Анна, держа в обеих руках за горлышки по две бутылки «Бадвайзера». – Давай на стол накрывай – рыбу вон на тарелку выложи…

Пивный стол получился изысканно–шикарным – с креветками, слабого посола семгой, острой и пахучей бастурмой, маленькими маринованными огурчиками – просто мечта, а не стол! И разговор пошел легкий, ни о чем – о погоде, о прошедшем отпуске, об ужасных мировых катаклизмах, рассуждать о которых так просто и необременительно, сидя вдалеке от них на красивой кухне теплым августовским вечером с бокалом пива в руке… Анна медленно, маленькими глотками пила из своего стакана, улыбалась расслабленно. Даже всегда холодные, стального цвета глаза чуть потеплели и оттаяли, засияли влажным перламутровым блеском.

— А вот наши дети уже не умеют так душевно пиво пить, как мы! Правда, Ань? – повернулась к ней Анюта. – Все бегут куда–то, торопятся!

— Да твой–то молодец, твой–то и правда торопится! – махнула рукой Анна. – Отличный мальчишка, многого в жизни добьется! А наш – ни рыба, ни мясо…

— Ну зачем ты так, Ань? – тихо заступился за сына Алеша. – Нормальный он парень! Спокойный, рассудительный…

— Да где там! Ничего толкового из него не получается, как ни бьюсь! Настоящий тормоз, весь в тебя пошел. В двух институтах успел поучиться – ни одного так и не закончил, на фирму к себе его взяла – тоже толку никакого! Болтается целый день — ни дела, ни работы…

— Да ему там неинтересно, Ань! Все эти твои сделки, договоры, кредиты, залоги — не его это дело!

- А он не в цирке работает, чтоб еще и интересно было! Он, простите, мужик, и деньги должен зарабатывать, чтоб семью кормить! А не семья его… Я же ему все дала, на большую дорогу выпустила, какого черта ему еще надо?! Другой и бы и мечтать не смел…

— Да не его это дорога, Анна! И семья тут вообще ни при чем! Ты его на чужую дорогу выпустила, понимаешь? Он же в университет на журналистику мечтал после школы попасть, а ты его не пустила!

— И правильно сделала, что не пустила! Что это за профессия для мужика? Позор один! Пусть бабы в розовых кофточках на себя чужую помойку принимают сколько угодно, а мой сын этим заниматься не будет! Я ему мать, а не ехидна, чтобы его во все это отпустить!