Клаудиа Пиньейро - Вдовы по четвергам

— Диана Кралл?[2] — спросила я, но Рони не ответил.

Он вдруг насторожился, встал, раздавив кусочки льда, сел обратно, поднес кулаки ко рту и стиснул зубы. Я поняла, что он о чем-то умалчивает, поэтому и закрывает рот, чтобы не проговориться. Он должен был что-то там увидеть, вот и не мог оторвать глаз от бассейна. А еще раньше случилась ссора, сцена ревности или прозвучали резкие слова, на которые он обиделся. Или шутка, за которой крылась издевка, — любимый прием Тано, подумалось мне. Рони снова встал и подошел к самым перилам, чтобы получше видеть. Он выпил свой виски. Он стоял между тополей, смотрел и не давал хоть что-нибудь разглядеть мне. Вдруг я услышала плеск воды и подумала, что это кто-то нырнул в бассейн.

— Кто это прыгнул? — спросила я.

Ответа не последовало. Не то чтобы мне хотелось услышать чье-то имя, но меня раздражало молчание, оно словно стена, на которую я натыкаюсь всякий раз, когда хочу стать ближе к своему мужу. Все бесполезно, лучше мне уйти. Я не разозлилась, просто было очевидно, что Рони сейчас не здесь, не со мной, а там, через улицу, плещется в бассейне вместе со своими друзьями. Я уже начала было спускаться вниз по лестнице, когда джаз, доносившийся из дома Тано, вдруг оборвался на середине музыкальной фразы, будто сломав ее.

Я прошла на кухню и вымыла стакан тщательнее, чем нужно. Голова моя буквально пухла от разных мыслей, кажется, они там уже не помещались. Я думала о Хуани, а не о Рони. Эти мысли приходили мне в голову против моей воли, и я изобретала всякие средства, чтобы избавиться от них. Некоторые считают овец, чтобы заснуть, а я старалась думать о незакрытых сделках с недвижимостью, о тех людях, которым я показывала дом Гомеса Пардо, о том, что мне повезет, если Канетти получат кредит на покупку, о том, что я забыла получить кое-какие бумаги от Абревайи. Перед глазами опять стоял Хуани, а вовсе не Рони. Я видела Хуани отчетливо, ярко. Я вытерла стакан и поставила на полку, но потом снова взяла его и налила воды: этой ночью, чтобы заснуть, мне потребуется какое-нибудь лекарство. После которого я рухну на кровать как подкошенная. В аптечке должна еще оставаться подходящая таблетка. К счастью, я не успела ничего принять, потому что вдруг услышала быстрые шаги на лестнице, а затем крик и тяжелый звук падения. Я выбежала и увидела своего мужа на полу, из кровавой раны на ноге у него торчал осколок кости. Меня зашатало, все вокруг поплыло, но надо было взять себя в руки, ведь кроме меня ему никто не поможет, я поблагодарила судьбу за то, что не успела ничего выпить. Нужно наложить жгут, а я понятия не имею, как этот жгут накладывается, хотя бы перевязать ногу первой попавшейся под руку чистой салфеткой — остановить кровь — и позвонить в «скорую», хотя нет, «скорая» обычно едет очень долго, лучше самим ехать в больницу и не забыть оставить записку Хуани: «Мы с твоим отцом уехали по одному делу, но скоро вернемся, если что — звони мне на мобильный. Все хорошо. Надеюсь, у тебя тоже. Целую. Мама».

Пока я тащила Рони к автомобилю, он кричал от боли, и вот тут-то я окончательно пришла в себя.

— Вирхиния, отвези меня к Тано! — кричал он.

Я не обратила на его слова особого внимания, решила, что он бредит от боли, и как могла запихнула его на заднее сиденье автомобиля.

— Да отвези же меня к Тано, твою мать! — снова заорал он и тотчас потерял сознание.

Потом в больнице мне сказали, что от боли, но нет, вряд ли. Я ехала с максимально возможной скоростью, не обращая внимания ни на знаки «Осторожно, дети», ни на лежачих полицейских. Я не притормозила, даже когда увидела Хуани, перебегавшего босиком боковую улицу. Следом мчалась Ромина. Как будто за ними кто-то гонится, да, эти двое постоянно убегают от кого-то, подумала я. Коньки он уже где-то забыл. Хуани вечно все теряет. Но сейчас я не могла позволить себе думать о Хуани. Только не этой ночью. По дороге к главным воротам Рони очнулся. Все еще не совсем придя в себя, он выглянул в окно, пытаясь сообразить, где находится, но, кажется, так и не понял. Он уже не кричал. За два квартала до выезда из Лос-Альтоса нам встретился джип Тересы Скальи.

— Это Тереса? — спросил Рони.

— Да.

Рони схватился за голову и заплакал, сначала тихо, как-то жалобно, а потом со всхлипами. Через зеркало заднего вида я смотрела на него, скорчившегося и несчастного. Попробовала поговорить с ним, успокоить, но все было бесполезно, так что мне пришлось терпеть его причитания. Как тупую боль, которая понемногу овладевает тобой, как разговоры, состоящие из слов-скорлупок.

Когда мы приехали в больницу, я уже не обращала внимания на рыдания мужа. Но он еще плакал.

— Что же вы так плачете? — спросил его дежурный врач. — Вам очень больно?

— Мне страшно, — ответил Рони.

Вирхиния всегда говорила, что клиенты, которые обращаются в ее агентство недвижимости, чаще всего интересуются домом семьи Скалья, хоть он и не самый лучший в поселке Лос-Альтос-де-ла-Каскада. А ведь она, как никто другой, знает и хорошие и плохие дома нашего поселка. Без сомнения, у Скалья был самый большой дом в стиле кантри, и это тоже его отличало. У многих из нас их дом вызывал зависть, в которой мы сами не всегда могли себе признаться. Дом из гладкого кирпича с черепичной крышей, черными водосточными трубами и отделкой из светлого дерева, двухэтажный, шесть спален, восемь ванных, не считая комнаты для прислуги. Благодаря связям архитектора статьи об этом доме появились в двух или трех журналах по декору. На втором этаже был расположен домашний кинотеатр, а рядом с кухней — комната отдыха с ротанговыми креслами и тяжелым столом из дерева и искусственно состаренного металла. Гостиная располагалась рядом с плавательным бассейном, и когда ты сидел в кресле песочного цвета перед стеклянными дверями во всю стену от пола до потолка, создавалось ощущение, что ты находишься на палубе корабля, длинной деревянной палубе.

В саду каждый куст был высажен на строго определенное место в соответствии со своим цветом, высотой, пышностью и другими особенностями.

— Это моя визитная карточка, — говорила Тереса, которая вскоре после переезда сюда забросила изучение графологии и занялась ландшафтным дизайном.

И хотя работать ей было не обязательно, она, кажется, постоянно искала новых клиентов, будто их оценка и благодарность значили для нее больше, чем возможность заполучить еще один участок, на котором можно применить свои таланты. У нее в саду не было увядших цветов, сорняков, которые выросли только потому, что куда-то случайно упало семечко, не водилось муравьев или слизней. Газон напоминал плотный зеленый ковер: однотонный, без малейшего изъяна. На некоей воображаемой линии, там, где оттенок травы слегка менялся, заканчивался сад и начиналось поле для гольфа: семнадцатая лунка посередине, «бункер» из песка слева и «ловушка», небольшой искусственный водоем, справа — они дополняли вид из окна этого дома.

Тереса вошла домой через дверь, ведущую на стоянку. Ключи не понадобились — в Ла-Каскаде никто не запирает двери. Потом она говорила, что удивилась, не услышав смеха мужа и его друзей. То есть наших друзей. Веселого пьяного хохота. Она даже обрадовалась тому, что не придется идти и здороваться со всей этой компанией, слишком уж она сегодня устала, чтобы выслушивать их обычные шуточки. Как всегда по четвергам, мужчины собрались выпить, закусить и поиграть в карты, а их жены, по столь же давней традиции, пошли вместе в кино. Все, кроме Вирхинии, она уже давно отказывалась идти с ними под разными предлогами, в которые никто особо не вникал, так что все просто решили, что это связано с ее финансовыми проблемами. Детей Тересы и Тано сегодня тоже не было дома: Матиас ночевал у Флоринов, а София, скорее всего по желанию отца, осталась у бабушки с дедушкой, родителей Тересы. У приходящей служанки по четвергам был выходной, на этом настоял сам Тано, чтобы вечером никто его не беспокоил и не отвлекал от карт.

Тереса поднималась по лестнице, боясь того, что мужчины, выпив как следует вина и шампанского, спят сейчас, как сурки, в домашнем кинотеатре перед включенным телевизором, по которому показывают какой-нибудь фильм или спортивную передачу. Но там никого не было, а по пути к своей комнате она уже могла не опасаться нежелательных встреч. Казалось, дом был пуст. Это не обеспокоило ее, а скорее удивило. Ведь даже если друзья мужа вышли куда-нибудь прогуляться, они не могли уйти далеко, на парковке у дома стоят машины Густаво Масотты и Мартина Уровича. Она выглянула с балкона. Кажется, на деревянной «палубе» валялось несколько полотенец. Стояла теплая ночь, хотя был только конец сентября, а с тех пор как Тано распорядился об установке в бассейне водонагревателя, купаться можно в любое время и в любую погоду. Конечно же они поплавали в бассейне и теперь переодеваются, решила она. И так как больше ей ни о чем думать не хотелось, она надела пижаму и легла в постель.