Джули Тиммер - Лишь пять дней

До тех пор, пока не подойдет дата смерти, она будет жить максимально полной жизнью и, насколько сможет, будет все контролировать. Она возьмет верх над болезнью, а потом просто пошлет все к черту, проглотит свой коктейль и покинет этот мир на тех же условиях, на которых и жила — по собственному хотению. И она не доставит проклятой судьбе удовольствия отнять у Мары право выбирать.

Определить дату было просто — день рождения, 10 апреля. Она знала, что Том и родители впоследствии каждый год будут так или иначе оплакивать ее именно в этот день, и поэтому не хотела добавлять в их календарь дополнительную скорбную дату. Но какое именно десятое апреля? Какой год? Первый? Нет. Первый год после известия о диагнозе она решила оставить себе. По крайней мере, один хороший год, пока болезнь не перешла в следующую стадию. Второй год — тоже слишком рано, а на пятый может оказаться слишком поздно.

Когда рассветные лучи техасского солнца проникли сквозь занавески, окрашивая серый потолок спальни в его естественный белый цвет, Мара составила план: она выберет симптом, который ясно укажет на близкий конец, этакое предупреждение, что болезнь от начальной стадии неуклонно движется к финальной. Когда же этот симптом обнаружится, она даст себе время до следующего десятого апреля и покончит с жизнью.

Ожидая в кухне Лакс, Мара вдруг почувствовала неожиданный приступ тошноты, он накрыл ее, как ураган, и она схватилась рукой за кухонный стол в надежде, что все пройдет до того, как появится дочь. Мара крепко зажмурилась, воспоминания вчерашнего дня всплыли вновь, а тошнота лишь делала их еще явственнее. Картины произошедшего навязчиво мелькали под опущенными ресницами.

Она была в отделе круп бакалейного магазина, в нескольких метрах стоял маленький мальчик, ухватив пухленькой ручкой мамину ногу, пока та рылась, выискивая что-то на полке. Мальчик застенчиво улыбнулся Маре, и та улыбнулась в ответ.

Он поднял руку, и Мара помахала в ответ, как вдруг она резко почувствовала непреодолимое желание отправиться в туалет. Она оглянулась, пытаясь понять, где же дамская комната, и недоумевала, почему организм так нетерпелив, но, даже не додумав ответ, поняла, что слишком поздно. Медленно опустила голову и посмотрела на свои обтягивающие светло-серые лосины, в которых она занималась йогой, — на внутренней стороне правой ноги расплывалось большое темное пятно.

— О господи, — прошептала она в ужасе. — О господи!

Она попыталась прикрыть рукой самую большую часть пятна, но было поздно: малыш все увидел, и глаза его округлились от удивления. Мара улыбнулась ему еще раз, стараясь показать, что ничего плохого не произошло и не нужно расстраиваться, тем более что-то говорить своей маме. Рот ее не слушался, поэтому она приложила палец к губам, призывая малыша к молчанию, но тут, наконец, мама малыша оторвалась от своего занятия, и он потянул ее за руку, а другой рукой указал на Мару:

— Мамочка, та леди не успела вовремя на горшочек!

Лицо Мары вспыхнуло от смущения, она потянулась за пиджаком, который она, спасаясь от мощных кондиционеров в магазинах, всегда брала с собой, когда отправлялась за покупками, но пиджака не оказалось на месте. Она забыла его в машине. Мара стала лихорадочно искать, чем бы прикрыться. Взгляд опять наткнулся на мальчика, она попыталась улыбнуться, но дрожащие губы совсем не слушались.

Мама мальчика с невозмутимым видом, явно сдерживая эмоции, потянулась к пачке бумажных полотенец в своей корзине, распечатала ее и направилась к Маре, потянув за собой сына.

— Не пялься! — сказала она ребенку.

Но глаза малыша были прикованы к Маре и ее мокрым лосинам. Приблизившись, мальчик зажал нос пальчиками:

— Фууу…

Мама тут же свистящим шепотом одернула сына:

— Брайян!

Дойдя до Мары, женщина протянула бумажные полотенца.

— Может, нужно промокнуть?

Тон незнакомки был нейтрален, но на пунцовом от едва сдерживаемого смеха лице еле заметно подрагивали ноздри.

— Я могу принести одеяло из машины, — продолжила она, — но пока я схожу туда-обратно с ребенком…

— Спасибо, — прошептала Мара, приняв полотенца, — такого раньше со мной никогда не случалось. Она стала тереть лосины, а Брайян все тянул маму за руку.

Она подняла свои полные стыда глаза от мокрых лосин и встретилась со взглядом женщины, исполненным сочувствия. Мара прошептала:

— Не говорите ничего, пожалуйста, я не хочу расстраивать вашего сына.

— Да все в порядке, — ответила та и протянула Маре еще полотенец.

Мара искала, куда бы девать уже использованные, и, наконец, засунула их себе в сумку, заслужив тем самым новый осуждающий взгляд мальчика, который возобновил попытки увести маму и опять стал теребить ее руку. Мама притянула извивающегося ребенка поближе к себе, погладила его по голове и, нагнувшись, прошептала ему на ухо:

— Этой милой леди нужна помощь, и мы поможем ей!

— Но…

— Хватит! Больше ни слова!

Мара перестала тереть лосины, подняла голову и уже было открыла рот, чтобы сказать, что она просто выпила слишком много кофе. Естественно, не упоминая то количество воды, которое было необходимо для проталкивания всех таблеток, и в придачу протеиновый коктейль, который Том заставлял пить ее каждое утро, чтобы жена не теряла вес. И, кроме того, у нее был такой длинный список дел на сегодня, она опаздывала, и приходилось буквально бежать, поэтому она не успела сходить в туалет в течение прошедших часов.

Но Мара так ничего и не сказала, не желая обременять кого-либо своей историей. Наклонив голову, она стала еще неистовее тереть пятно, но толку было мало.

— Не очень-то помогает, — пробормотала она, чувствуя, как острая боль унижения застряла в голове и вылилась в эту хныкающую фразу. Мара уставилась на смятые в кулаке полотенца. Нужен будет очень тщательный душ и много мыла, чтобы смыть эту вонь.

Мара вновь глянула на мальчика, отвращение сквозило в изгибе его губ. Она мысленно поблагодарила Бога за то, что была в магазине сама и только незнакомцы стали свидетелями ее позора. А что, если бы Лакс была с ней? Или Том? При этой мысли кровь отлила от щек, Мара содрогнулась и оперлась о тележку, чтобы успокоиться.

— Мне очень жаль, что все так случилось, — сказала она, переводя взгляд с мамы на сына.

— Что с ней? — прошептал Брайян. Его мама и Мара встретились взглядами и без слов договорились, что вопрос ребенка останется без ответа.

— У вас очаровательный сын. — Мара не хотела, чтобы женщина расстраивалась из-за реакции ребенка. Кто может его винить? — К сожалению, мне придется оставить тележку здесь и бежать к машине.

— Я могу разложить по полкам все ваши покупки, — предложила женщина, поглядывая на лосины Мары. — Думаю, так будет лучше.

Ее улыбка была несколько натянутой, и Мара почувствовала себя ребенком, которому говорят, что волосы, которые он только что сам постриг, выглядят просто отлично!

— Спасибо за вашу доброту, и я хочу еще раз извиниться, — тихо прошептала Мара.

— Не переживайте, все в порядке.

Мара спешно пятилась между полок к выходу. Она слышала, как женщина подчеркнуто бодрым голосом зачитывала свой список покупок, пытаясь заглушить вопросы сынишки. Мара была уверена, что он спрашивает маму, что не так с той странной леди, у которой сумка полна описанных полотенец.

Она заставила себя высоко поднять голову, когда шла мимо кассиров. Но, добравшись до парковки, заметила, что ее губы предательски дрожат, а в горле застрял ком — все предвещало неизбежные слезы. Упав на сиденье машины, захлопнув дверь и даже не усевшись как следует, она закрыла лицо руками.

— О боже! О боже…

Рыдания рвались наружу, она практически захлебывалась в них. Совсем опустошенная от слез, она рухнула на руль. Около часа, покачиваясь и рыдая, она прокручивала случившееся в уме все медленнее и медленнее, каждый раз придумывая другой конец истории.

Истощившись окончательно и будучи не в состоянии выжать из себя ни единой слезы, Мара очнулась и с удивлением заметила машины, тормозившие рядом, услышала звуки радио, хлопающие двери, детей, зовущих родителей. Она позволила себе еще немного отдохнуть, устроив голову на руле, потом рукавом вытерла щеки, нос и уставилась на себя в зеркало заднего вида.

— Хватит, — мрачно сказала она своим покрасневшим глазам, — день рождения в воскресенье, до него я буду держаться.

Если считать с сегодняшнего утра, осталось пять дней. Так мало времени. Готовиться она начала четыре года назад тем ранним утром, лежа возле мужа, устанавливая для себя дату и обещая, что не позволит искать оправданий, чтобы изменить ее. С того самого утра она наслаждалась каждым моментом жизни, будто он был последним. На протяжении этого времени случались большие и малые радости. Большие — день рождения дочери, День благодарения, Рождество, годовщина свадьбы, и маленькие — готовить с мамой, смотреть, как отец что-то читает внучке, сидеть на скамейке, наблюдая, как муж с дочерью бегают наперегонки за мыльными пузырями, соревнуясь, кто первый поймает пузырь… Она была уверена, что именно по этим маленьким радостям будет скучать больше всего.