Тэру Миямото - Украдешь шоколадку?

— Да разве это чуточку? Но все равно появляйся хоть иногда, ладно? — Ханаэ пожала ему руку. Нитта уже сделал шаг, чтобы идти, но вдруг остановился и спросил:

— Так ты ни разу замужем и не была?

— Так получилось, за мамой надо было ухаживать. Она впала в маразм, да такой, что хоть в учебнике по медицине о ней писать. И так целых шесть лет. А последние три года она даже меня перестала узнавать.

Ханаэ поправила гладко зачесанные назад и аккуратно уложенные волосы, легко коснувшись черепахового гребня. Нитта на одно мгновение увидел обнаженную руку в широком рукаве ее кимоно. Он почувствовал необъяснимое волнение и поспешно, чтобы Ханаэ этого не заметила, перевел взгляд на здание фирмы, торговавшей алтарями.

— Кто бы мог подумать, что та никудышная лавка превратится в огромную фирму! Помню, когда мы учились в школе, это место казалось каким-то зловещим, даже более мрачным, чем кладбище.

С этими словами он повернулся и зашагал к вокзалу.

— А сколько лет твоему ребенку? — спросила вдогонку Ханаэ.

— В этом году идет в повышенную школу, сейчас к экзаменам готовится.

— А как жена?

— Да нормально. Только об этих экзаменах и думает, вся на нервах…

Смеющийся голос Ханаэ еще немного слышался за створчатыми дверями, а потом пропал. Нитта поднял воротник и, не оглядываясь, зашагал по улицам ночного города, изменившимся местами до неузнаваемости…

Отца Нитты перевели по работе в Вакаяму, куда его семья и переехала позже. Получается, что он вернулся в Амагасаки через двадцать девять лет. Здесь он рос с пяти лет, и все его детство прошло в этом городе.

Он помнил эту дорогу. Здесь жила семья старьевщика, он собирал металлолом, у них еще была большая рыжая собака. Как же ее звали, собаку-то?.. Старьевщик этот исчез как-то ночью, сбежал от кредиторов, и собаку забрали живодеры. Они задушили ее проволокой…

Если пойти прямо, то можно, как и раньше, выйти к окраине торгового квартала, который растянулся на запад от вокзала.

Ну да, там была какая-то контора, где собирались мафиози. Интересно, сохранилась ли она… Сын одного из них, тихий, неприметный мальчик, отличник такой, учился в их школе, в параллельном классе с Ниттой. Представить себе, что он пошел по стопам папаши и стал главарем преступной группировки, как-то трудно…

Не доходя торгового квартала, Нитта свернул на восток. Заглянул в витрину ресторанчика, где подают жареные потроха. Где-то рядом здесь должна быть баня. Помнится, сын банщика, учившийся с ним в одном классе, все хвастался, что видел голыми девчонок из их школы[3]. Кониси тогда почему-то рассердился и поколотил этого типа.

Из их класса человек восемь — неизвестно где, а троих уже нет в живых. В Амагасаки живут только шесть человек, а остальных судьба разбросала почти по всей Японии. Некоторые даже за границей: одна девчонка уехала с мужем в Таиланд, а один парень работает в Нью-Йорке.

Нитта с теплотой подумал об этом, ставшем ему родным городе, грязном и прокопченном, который принимал всех: здесь жили и бедняки, которые неизвестно откуда появлялись, делали передышку и двигали дальше, гонимые судьбой, и те, кто, играя с законом, зарабатывали шальные деньги.

Он пересек вокзальную площадь. Когда-то давно здесь выступали бродячие артисты, и несколько человек останавливались в доме Ханаэ. На следующий день Ханаэ ни с кем не разговаривала, и в ее глазах, устремленных на доску, было такое выражение, что одноклассники просто боялись к ней обратиться.

"Да мне совсем не обязательно знать, как Ханаэ стала приемной дочерью старика Конды и как ей удалось открыть свое дело", — подумал Нитта, поднимаясь по лестнице к перрону.

С этого дня до середины апреля Нитта заглядывал в ресторанчик к Ханаэ раза два в месяц. Многие приходили сюда пропустить стаканчик-другой и поболтать с хозяйкой, и ресторанчик процветал.

Здесь всегда было много посетителей, и для того чтобы поговорить с Ханаэ, нужно было дожидаться закрытия. Но Нитта считал, что это уж слишком только для того, чтобы вспомнить с ней старые добрые времена, и никогда не задерживался позже десяти. Слушая, как Ханаэ разговаривает с посетителями, и по тем словам, которые иногда она сама бросала в разговоре с ним, Нитта и так все узнал.

Дом, где расположился ресторанчик, Ханаэ построила для того, чтобы поселить в нем лишившуюся рассудка мать. Земля принадлежала старику Конде, а когда тот умер, отошла в наследство Ханаэ. В придачу ей достались

три доходных дома, их удалось продать за хорошие деньги. Похоже, у Ханаэ сейчас никого нет, а раньше, когда ей было двадцать с хвостиком, в ее жизни был мужчина, за которого она собиралась замуж. Она даже была беременна, но все закончилось печально.

Все более-менее конкретные факты Нитте рассказали "по секрету" его бывшие одноклассницы, а теперь замужние дамы, дети которых готовились к экзаменам. Все они жили в Нисиномии или Такарадзука и специально приезжали сюда. Все как одна хвалили Ханаэ за то, что она усердно работает и достойно живет, и жаловались на свою несвободную жизнь.

— У меня вроде и муж есть, а все равно как мать-одиночка.

— Каждый день одно и то же. Иногда так и подмывает крикнуть ему: "Верни мне потерянные годы!".

— Ханаэ-тян, не вздумай замуж выходить. Вот ребенка, да и то одного, родить можно. Вот, например, даже от Нитты, а? Помнится, в школе он был к тебе неравнодушен.

Раз в месяц бывшие одноклассницы собирались у Ханаэ, делились своими невзгодами, ворчали на неверных мужей, несправедливых свекровей, но позже половины десятого никто не задерживался — все почему-то торопились домой, к своим семьям. Эти женщины знали, сколько всего Ханаэ пришлось хлебнуть с детства и что она сама всего добилась, за что и хвалили ее. В разговорах они никогда не касались матери Ханаэ. Они сочувствовали однокласснице и даже в шутку не допускали каких-то слов, которые могли бы оскорбить ее и напомнить, что она — дочь беспутной матери, которая тащила в дом первого попавшегося мужика и могла спокойно проводить с ним дня три-четыре.

— И как только она с пути не сбилась… Да не только не сбилась, но и ухаживала за этой шалопутной, когда она в маразм впала. Это вам не шутки… — рассуждали они.

Ханаэ привечала своих одноклассниц-домохозяек, приходивших в ее ресторан излить душу и немного расслабиться, и выслушивала их с неизменно тихой улыбкой. Когда женщины уходили, Ханаэ говорила Нитте: "И мужья у них работящие, и дети — все, как у людей, завидую я им…".

Перед самыми майскими праздниками Нитта пригласил в ресторан в Умэта руководство фирмы, с которой они вели дела, и припозднился. В это время ресторан, где они сидели, обычно закрывался, но ему захотелось пропустить еще рюмку-другую, и он назвал таксисту знакомый адрес.

В ресторанчике сидели три завсегдатая, они были прилично навеселе и, похоже, собирались уходить.

— Ой, что-то ты сегодня поздно! — Ханаэ собиралась закрывать ресторан.

— Устал я, представь себе: двадцать лет офисное оборудование продавать, от этого с ума можно сойти, — сказал Нитта и расположился поудобнее. "Как странно, до чего же мне здесь уютно, наверное, все из-за того, что зал просторный", — подумал Нитта и повесил пиджак на вешалку на светло-коричневой стене. В этот момент в зале появился крупный мужчина в кожаной куртке. Ханаэ сказала, что ресторан закрывается.

— Я слышал, что у вас осьминога вкусно готовят, вот и приехал аж из Киото на такси, — довольно бесцеремонно сказал он и уселся, бросив взгляд на Нитту.

— Осьминог уже закончился. Извините, получается, что вы зря приехали, — улыбнулась Ханаэ и, проводив троицу, вернулась в зал.

— Ну раз так, сообрази что-нибудь другое, — настаивал мужчина. Казалось, что он и не собирается уходить.

Вид у него был не самый нежный, но и на мафиози он тоже не походил, хотя чувствовалось, что жизнь у него бывала разная. "Наверное, лучше мне посидеть, пока этот тип не уйдет", — подумал Нитта и, обращаясь к Ханаэ, сказал:

— Мне сегодня домой ходу нет. Буду сидеть, пока жена не уснет. — Он хотел показать этому типу, что не оставит Ханаэ одну.

— А почему? Поссорились, что ли? — спросила Ханаэ.

Мужчина рассматривал бутылки виски, расставленные по другую сторону стойки, и вдруг тихо, но отчетливо произнес:

— Украдешь шоколаду?

Нитта и Ханаэ невольно посмотрели на него. Мужчина еще и еще раз повторял те же самые слова. Лицо Ханаэ вдруг словно окаменело, и рука, накладывающая о-дэн на тарелку, на мгновение застыла.

Клиент заказал пива, закурил и все время смотрел прямо в лицо Ханаэ. Его левая щека мелко подергивалась из-за тика.

— У меня к хозяйке личный разговор имеется, — обратился он к Нитте.

— Вы хотите, чтобы я ушел?

— Ресторан-то как раз закрывается, поэтому ничего особенного в этом не вижу.