Александр Торин - Экстрасенс

– Опять ты мерзавец в моем кресле разлегся? А ну-ка пошел вон…Кстати, как это не смешно, сегодня продовольственные заказы разыгрывали и мне опять ничего не досталось… – Что-то тебе в последнее время не везет.. – Да пошли они все к черту, противно..

Вот так всегда… Смахнул как ненужную пылинку. Ну и ладно, сами такие… Как бы лицо сохранить? А я чиститься буду, вылизываться. Как будто ничего такого не произошло… Противно ему. А я без свежей рыбы останусь. У меня диета, стоит им мне какую-нибудь дрянь из универсама скормить, как я два дня желудком мучаюсь.

– Да, я тебе говорил, что мы недавно поставили очень красивый эксперимент? Этот Саша очень толковый мальчик, на ходу генерирует идеи. Несколько дней назад он притащил приборы, и измерения дали удивительный результат. – И что, от этого мир перевернется? – Эх ты, скептическая женщина. Нет, мир конечно не перевернется, но если мы правы, можно будет создать сверхчувствительные датчики. Ты представляешь, как за это схватятся всякие почтовые ящики и военные? Представь себе ракету, обнаруживающую крохотный источник излучения на расстоянии десятков тысяч километров… – Ты бы лучше свою диссертацию закончил. Или хотя бы продовольственный заказ выиграл, я сегодня пыталась купить продуктов, в магазине хоть шаром покати…

Нет, мир определенно держится на женщинах… Эффект он обнаружил. А на то, что домашние животные впроголодь содержатся ему наплевать. Лучше бы придумал, как из картофельных очисток свежую рыбу производить. Я свежей рыбы уже полгода во рту не держал, в магазинах какой-то хек мороженый, вонь от него такая, что ни один уважающий себя кот эту дрянь в рот не возьмет. Что толку с ихних ракет и излучений? В прежние времена в домах хотя бы мыши водились, а как развели науку с их удобрениями и химикатами, мыши выродились и продуктов не стало. Как-то это связано, неспроста это все. Нечего насиловать природу, были мыши в домах, была и рыба в магазинах. Да что рыба, сливки, сметана, диетические яйца? А мясо какое они в последнее время покупают? Отстоит она очередь, дадут ей кусок с костями, черный весь, этой сволочи с куцым хвостом хорошо, он кости грызть любит, ошибка природы. Лизоблюд. И молоко у них порошковое…

– Ну ладно, ладно. Давай-ка ужинать. Кстати, в туалете бачок сломался. – Ох, только этого не хватало… Я так хотел поработать сегодня. – Хватит работать, сколько можно? Послушай, я не могу тащить на себе весь дом, я тоже не железная. – Ну хорошо, хорошо, только не надо ссориться. Починю я сортир, не кипятись.

Работать ему… С кресла меня согнал, только бы курить свои вонючие сигареты и стучать на машинке. И чего он там пишет, значки какие-то, закорючки. Нет, все-таки бытие основа сознания. По учебной программе недавно передавали. Для школьников, кстати, а вот взрослый человек, а такой элементарной вещи понять не может… Когда у тебя в желудке свежая осетрина, и сортир починен, можно и бумагу марать. А когда сортир протекает, и в желудке пусто…

– Тима, Тима, ужинать.

Это меня… Наконец-то. И куда только сон подевался? Лапы как-будто энергией налились… Молочные берега, сливки, а на Западе в магазинах, говорят, целые стойки специальной пищи для кошек, консервы, печенье ароматризированное. Неужели так никогда всего этакого не попробую? А есть-то хочется, товарищи. Еще как хочется… Снилось мне сегодня днем в хозяйском кресле, что голубя поймал. Жирный такой, теплый. Ах, молоко, белое, с привкусом порошка, но все равно вкусное … Ничего, мы еще поживем. Мурр …

– Жри, Жри зверюга. Твои дальние родственники в Африке сейчас задирают зебр и антилоп, а ты, вырожденец, лакаешь молоко из литрового пакета.

Мы еще посмотрим, кто тут вырожденец. Главное – не показывать вида и сохранять собственное достоинство. Попробуй без меня прожить хотя бы пару дней, посмотрим, как тебе будет работаться без меня, свернувшегося в клубок в углу и поджавшего хвост себе под лапы. Будешь ты печатать свои бездарные, никому не нужные страницы на пишущей машинке, посмотришь в пустой угол, и замучают тебя угрызения совести. Меня не проведешь…

Ну ладно, доставлю тебе приятное. Полежу в темном углу, в зеленоватых тенях лампы с абажуром, вдыхая запах старых пыльных книг, кожи, под светящейся в таинственном полумраке картины, запорожскими казаками с чубами, фотографией старика в просторной майке, с курчавой шевелюрой и с ироничными глазами. И закорючки какие-то по бокам нарисованы. Бессмыслица конечно, вроде абстрактной живописи. То ли дело старые мастера, особенно фламандские, которые рисовали натюрморты. Там все понятно, птица это птица, рябчики или фазаны, рыба такая свежая, жирная, хоть сейчас ее ешь.

Ну вот, все на своих местах. Зеленоватый лучик от лампы слегка подергивается, висят клубы сизого табачного дыма, стучит пишущая машинка, и ложатся на стол листы бумаги. А все-таки жизнь не так плоха. Скоро снег кончится, и наступит весна. А пока на улице холодно и идет снег, я буду каждый вечер лежать в углу и, закрывая глаза, погружаться в мечты. Вот если бы только не этот куцехвостый дурак, который бегает по комнате и стучит своими когтями по паркету. Он даже не понимает, что когти можно прекрасно втягивать и ступать неслышно, не раздражая хозяев и не портя домашнее имущество. И как этого беспородного идиота только терпят… Но меня это не касается, я выше этих мелочных счетов. Я украшение дома, как египетский сфинкс, загадочный и таинственный, приносящий удачу. Я счастлив.

Черная волга с визгом затормозила у подъезда. – Приехали, Сергей Васильевич, – раскормленный шофер Коля с обрюзгшим, красноватым лицом сопя откинулся на сером матерчатом сиденье и с яростным наслаждением почесал себе грудь. – Хватит уж Вам разъезжать, Сергей Васильевич, пора и домашними делами заняться. Тут без вас все как потерянные ходят. – Да ладно тебе Коля, ты уж скажешь… – А что, Сергей Васильевич, я разве неправду говорю? – обиженно загундосил Коля. – Вот позавчера совещание в дирекции было, так Георгий Иванович совершенно ничего без Вас решить не мог. «Подождем Сергея Васильевича» , говорит, – «вопрос уж больно ответсвенный». И в профкоме путевки распределять пора. Леночка -то, Леночка, уж та совсем без вас высохла, лица на ней нет. Пожалели бы бабу, ей-богу, смотреть на нее жалко, как вас дожидается. – Да, классная девка. – Хороша, хороша, – Коля причмокнул языком и засопел. – Вот Галя, к которой я Вас в Чертаново возил, в той с первого взгляда какая-то стервозность чувствовалась. Она ведь, Сергей Васильевич, как глазом своим зеленым стрельнет, так сразу чувствуется, что стерва. Вы помните, я как ее увидел, сразу Вам сказал, Сергей Васильевич, вы с ней хлопот не оберетесь. И что? Прав был Коля, смотрите чего вышло. И про Таню я Вам сразу сказал: «Сергей Васильевич, не связывайтесь, она из Вас всю душу вытянет». – Да, Да, Коля, ты знаток женщин. – А что, у меня их до хрена было. Вы, Сергей Васильевич, тоже прислушивайтесь к простому рабочему человеку, я этих баб насквозь вижу. Достаточно взглянуть, как понятно, эта блядища, а это баба хорошая, добрая, как изнутри светится. – Ты Коля, экстрасенс. – При этих словах Сергей Васильевич почему-то испуганно вздрогнул и огляделся по сторонам. – Ну езжай на базу да домой, ты мне сегодня больше не нужен. – Да что это Вы, Сергей Васильевич, не по-людски как-то, с самолета, с портфельчиком, да и в кабинет. Вам бы сейчас в баньку, с девкой, попариться, водки выпить, расслабиться. – Ладно, ладно Коля, езжай. – Ну как скажете. Я же Вам добра желаю.

Сергей Васильевич взял дипломат, набитый бумагами, и быстрыми, решительными шагами зашел в вестибюль Института. У проходной стоял вахтер с широким как блин, слегка опухшим лицом, в коротеньком, расползающемся на пузе пиджаке и с револьвером, висящим на поясе в старой кожаной потертой кобуре. – С приездом, Сергей Васильевич, – он подобострастно расплылся в улыбке и оскалился. – Привет, Петя. Все нормально? – Да, все в порядке. Заждались вас, хорошо съездили? – Да, все нормально. – Директор бегом поднялся на второй этаж, пробежал мимо стендов с передовиками производства, плакатов, наглядно демонстрирующих мощь советской науки, запускающей в космос спутники и производящей уникальные измерения в масштабах солнечной системы, и распахнул дверь в кабинет дирекции.

За широким столом сидела Нина Николаевна, бессменная секретарша, доставшаяся от прошлого директора, желчная, увядающая женщина со сволочным характером, которую в Институте ненавидели. Она увлеченно болтала по телефону, но увидев появившегося директора, судорожным движением бросила трубку и лицо ее приобрело радостное выражение. – Сергей Васильевич, заждались-то как… – Все в порядке, Ниночка? – Да, как у Вас-то поездочка, отдохнули? А здесь Вас дожидаются, с заказами, комиссия по приему хоздоговоров, путевки… – она извлекла из ящика стола толстую папку с бумагами. – Потом, потом, Ниночка, и никого ко мне не пускайте, я занят, я очень занят. Только если будут звонить из Кремля или из Президиума, соединяйте. Поняли? – Да, – Нина Николаевна побледнела, – а что случилось? Какие-нибудь неприятности? – Нет, нет, просто мне нужно поработать, срочные дела. – Ну я Леночке позвоню, сообщу, что Вы вернулись, – глаза секретарши ехидно блеснули. – Я же сказал, никого не пускать, с Леной я сам потом поговорю. Вы поняли?