Валентина Соловьева - Варежки

Класс только выиграл бы от этого, не говоря уже о самой Анне Гавриловне… И родители были бы довольны. На собрании многие возмущались, что Зеленцова оставили в школе. Отец Пети Шлыгина заявил, что если его сына не оградят от растленного влияния Зеленцова, то он ни за что не отвечает. А мама Леночки Немиловой сказала: “Конечно, гуманность — это хорошо. Но гуманными надо быть по отношению к честным людям. А преступников необходимо изолировать от общества”.

Безнаказанность развращает. Горбатого могила исправит. Паршивая овца все стадо портит. В таком роде высказались почти все родители.

Анна Гавриловна разделяла их беспокойство. Да, в классе сложная обстановка. Дети глубоко переживают случившееся. Разумеется, она проявила слабость и мягкотелость, позволив матери Зеленцова разжалобить себя. Наверное, ей как педагогу это непростительно. Ведь на одной чаше весов спокойствие и благополучие тридцати шести нормальных, хороших детей, а на другой — судьба одного двоечника и хулигана. О каком выборе может идти речь? Она обязана была проявить твердость и принципиальность. Но почему-то не сумела.

Зато дети в этом смысле оказались на высоте. Они просто-напросто перестали замечать Зеленцова. Точно его вообще нет в классе.

Видимо, существует в здоровом детском коллективе какой-то иммунитет к пороку. Отторгается чужеродное тело.

Даже когда собирали макулатуру, и Зеленцов привез на садовой тачке целую гору старых газет и журналов, никто не выразил ни удивления, ни восторга по этому поводу. Хотя, если уж на то пошло, именно благодаря Ромке класс занял первое место по школе и был награжден культпоходом в цирк. Но дети дружно проигнорировали этот факт. Неприятно им было считать себя чем-то обязанными Зеленцову.

Так что опасения родителей оказались явно преувеличенными. В том смысле, что дурной пример заразителен и с кем поведешься, от того и наберешься. Ни водиться с Ромкой, ни брать с него пример одноклассники решительно не собираются.

Даже тихая, покладистая Света Еремина взбунтовалась и отказалась сидеть с ним за одной партой.

Хотя… все эти столь очевидные признаки нравственного здоровья и психологической неуязвимости детей почему-то не слишком радовали Анну Гавриловну. Скорее наоборот.

Но ведь силой же не заставишь их дружить с Зеленцовым. Да и права она такого не имеет…

Пересев от Ромки, Светка никак не могла отделаться от неприятного, томительного ощущения своей вины перед ним. Это и удивляло, и раздражало ее.

С какой стати?

В чем она виновата?

Это неправильное чувство. а значит, испытывать его нельзя. Но заставить себя не думать о Ромке она не могла.

Как могло получиться, что обыкновенный мальчик вдруг стал вором? С чего это началось? Было ли ему страшно и стыдно. когда он лазил по чужим карманам? Или, может быть, ему это нравилось?

А вдруг он просто не знал, что это нехорошо? Ему никто не объяснил, вот он и не знал. Тогда получается, что он не так уж сильно и виноват?

Интересно. а можно из вора снова превратиться в честного человека или он теперь так навсегда вором и останется?

Если кто и мог ответить Светке на эти вопросы, так, наверное, один Ромка. Но ни о чем спросить его Светка не могла. Ведь она с ним не разговаривала. Так же, как и другие ребята.

Ромка был отгорожен от всех невидимым барьером.

По одну сторону этого барьера находятся честные люди, которые имеют право уважать себя и гордиться собой. Они никого не боятся и ничего не стыдятся. Здесь и Анна Гавриловна, и Светка, и все остальные.

А по другую сторону — вечный мрак, липкая грязь, ложь, страх, гадкие мысли, отвратительные поступки. Лучше туда вообще не заглядывать. Но там — Ромка. Один.

Светку интересовало, что происходит с человеком, когда он переступает через этот невидимый барьер. Что меняется? Что появляется или. наоборот, исчезает в нем?

Может быть, совершив недозволенный поступок, человек весь покрывается сыпью или обрастает шерстью? А может, у него когти на руках и на ногах начинают загибаться? Или другие какие-нибудь признаки появляются. Которые сразу можно заметить.

Но сколько она ни разглядывала Ромку, ничего такого чрезвычайного в его внешности не обнаруживалось. Красные оттопыренные уши. Стриженый машинкой затылок. Короткий чубчик спереди. Хмурое лицо. Чернильное пятно возле подбородка.

Он ничем не отличался от других мальчишек из их класса.

Значит, вор — точно такой же человек, как и все?

И значит. любой человек может стать вором, если захочет?

Но как можно этого захотеть, если заранее известно, что это нехорошо?…

Чем больше Светка думала, тем больше вопросов у нее возникало. А поскольку задать эти вопросы было некому, то она и решила наконец все выяснить сама. Экспериментальным путем.

Это не так уж сложно. Надо совершить какое-нибудь небольшое преступление. Ну, такое… не очень серьезное. Как бы понарошку. Украсть что-нибудь. Не по-настоящему, конечно. Просто потихоньку взять на время, а потом вернуть обратно. И чтоб никто об этом не знал. Ведь только так можно выяснить, что чувствует человек, когда ворует.

Светка вынашивала свой замысел несколько дней. Долго не могла придумать, что бы ей украсть. И где.

Сначала попыталась стащить булочку в хлебном магазине.

Булочки лежали на подносе, на самом краю прилавка. Светка с отсутствующим лицом прошлась туда-сюда по магазину, потопталась у витрины с конфетами, потом осторожно приблизилась к булочкам, быстро огляделась по сторонам. Как бы невзначай оперлась о прилавок. Постояла так несколько секунд, привыкая… Но тут продавщица повернулась к ней и приветливо спросила: “Тебе чего, девочка?” И Светка смалодушничала. “Мне… булочку с маком”, - чуть слышно прошептала она и достала из кармана две монетки по три копейки.

На вкус булочка напоминала древесные опилки, смешанные с глиной. Но пришлось ее съесть. Не выбрасывать же…

В общем, с первого раза у нее ничего не вышло. Но она не отчаялась. Просто решила, что в магазинах воровать не очень-то удобно. Во-первых, рискованно. Заметить могут. А во-вторых… Как потом вернуть то, что взяла? А если не вернуть. то получается никакой не эксперимент, а самая настоящая кража.

Конечно, безопаснее всего украсть дома. Взять у бабушки деньги, а потом положить на место.

Ну и что? Какая же это кража? Слишком просто получается.

Нет уж. Воровать — так по-настоящему. У чужих людей. А иначе эта затея не имеет никакого смысла.

“А если в школе попробовать? — прикидывала Светка. — В своем классе…”

Нет, по сумкам она лазать не будет, это уж слишком. Но ведь ребята часто оставляют разные предметы прямо на партах. Запросто можно взять что-нибудь. А потом незаметно вернуть. И все.

Светка знала по собственному опыту, что когда человеку необходимо сделать что-нибудь неприятное, то лучше не откладывать. Например, лекарство горькое выпить. Или в холодную воду нырнуть. Чем дольше тянешь, тем сильнее боишься. Чем сильней боишься, тем труднее решиться. Поэтому ни в коем случае нельзя давать себе время на размышления. Вдохнул поглубже — и ныряй. В воду. Или в кабинет, где прививки делают. Несколько неприятных мгновений — и вот уже все позади. Больше бояться нечего. На душе легко. Сделал дело — гуляй смело…

В тот день Светка пришла в класс пораньше. Из ребят еще никого не было. Только Анна Гавриловна что-то писала, сидя за своим столом.

— А-а, Светочка, — рассеянно кивнула она, — что-то ты рановато сегодня…

“Заметила!” — вспыхнула Светка и, отводя глаза, пробормотала:

— Да так… часы у нас… сломались.

Но Анна Гавриловна, не обращая на нее внимания, снова уткнулась в свои бумаги.

Светка перевела дух. Надо успокоиться, чтобы случайно не выдать себя. Села на место, раскрыла портфель, принялась медленно медленно перебирать учебники и тетради. Достала дневник. Первый урок — русский язык. Проверила домашнее задание. Вставила пропущенную запятую.

Класс постепенно заполнялся.

Пришла Ленка Немилова. Почему-то чересчур пристально посмотрела на Светку.

— Ты чего сегодня такая?

— Какая? — насторожилась Светка.

— Да какая-то не такая…

“Догадалась!” — поежилась Светка, но, взяв себя в руки, натянуто улыбнулась и сказала:

— Голова болит.

— А-а, — сочувственно протянула Ленка.

Подскочил Шлыгин и пропел, кривляясь:

— Ерема, Ерема, у тебя не все дома!

“Предупреждает!” — вздрогнула Светка.

— Отстань от нее! — сердито сказала Ленка. — У нее голова болит.

— А я доктор! — сообщил Шлыгин. — Я добрый доктор Айболит. Лечу умственно больных. У кого тут с головой плохо? Будем ампутировать!

— Дурак! — исчерпывающе сказала Ленка.

На уроке Светка была невнимательна. Слушая вполуха Анну Гавриловну, все шарила глазами по классу — прикидывала, что можно взять и как это лучше сделать. Что-нибудь небольшое. Пенал. Коробку карандашей. Линейку можно. Неважно что. Главное — сам факт. Тайком взять то, что тебе не принадлежит. Украсть. Но потом, конечно, вернуть.