Анхель де Куатьэ - Об Анхеле де Куатьэ

Я был поражен. Все, о чем рассказывал мой собеседник, — о моих ощущениях, о моих переживаниях, даже о моем детстве — было правдой! Действительно, сколько я себя помню, книги всегда были для меня чем-то священным, даже сакральным. И до сих пор каждая книга обладает для меня своей аурой. Причем я чувствую ее еще до того, как начинаю читать.

— Не смущайтесь. У каждого человека есть свой талант, свой дар. Кто-то одарен талантом видеть красоту. Он воспринимает ее как никто другой — особенно, лучше и глубже остальных. Чувствует радугу цвета, понимает игру света и тени, улавливает магию пропорций. Кто-то другой наделен свыше особенным даром чувствовать музыкальную гармонию. Третий особенно мыслит, например образами. Четвертый — так же особенно, но абстракциями. Пятый — знаками и символами. Шестой обладает потрясающей способностью замечать детали, нюансы, подробности — в делах, отношениях, работе, в чувствах. Седьмой, наоборот, слеп к деталям, но зато способен увидеть целостную картину всего лишь по двум-трем штрихам. Какой-то дар есть у каждого.

— Да, но если бы вы были правы, то весь мир состоял бы из успешных людей. Из гениев! А это, мягко говоря, не совсем так, — возразил я. — На самом деле, талантливых людей — единицы.

— Нет, — помотал головой Анхель. — Все талантливы. Без исключения. Но для воплощения таланта нужны средства — дополнительные способности, навыки. Вот вы, например. Вы любите и чувствуете книги. Но кроме того, вы еще и хороший менеджер. Вы способны организовать производственный процесс и понимаете массу других «технических» вещей. А теперь представьте себе, что у человека есть музыкальный дар, но нет нужной для игры на музыкальных инструментах мышечной моторики. Или например, неудачно устроены голосовые связки. Или, может быть, он физиологически не способен преобразовывать звуки в знаки, а знаки — в звуки, то есть использовать ноты. И как тогда ему быть с его даром? Куда податься?.. Он со своим чувством гармонии никому не нужен.

— Да… — сообразил я. — Кажется, я понял. Вы хотите сказать, что у человека может быть особенный дар видеть красоту, но, например, отсутствует физиологическая основа для рисования или черчения?

— Для других людей такой художник — сущая бездарность, — подтвердил Анхель.

— Но ведь он может стать гениальным искусствоведом? — предположил я.

— А если у него нет способности к систематизации и анализу? — пожал плечами Анхель.

— Коллекционером. Вариант?

— А финансы…

— Тогда экскурсоводом?

— Нужна способность держать внимание аудитории…

— Получается, что только гениальным зрителем?

Я задумался. Действительно, наше общество ценит навыки, а не одаренность. Художник, который ладно рисует, обществу выгоднее, чем художник, который гениально видит, но не умеет передать на холсте. Нас ценят за полезные навыки , за то, как, насколько и с какой «прибавочной стоимостью» нас можно использовать в «производственном процессе». А священный дар, о котором говорит Анхель, снисходит свыше. И он никак не связан ни с «профессиональной ориентацией», ни с «прибавочной стоимостью», ни с «производственным процессом». Это особенность духовного свойства.

— Он должен быть гениальным зрителем. — Сказал Анхель.

— «Важно не содержание твоего задания, а то, как ты его выполнил», — я процитировал книгу Анхеля «Всю жизнь ты ждала». — Вы ведь об этом говорили?

— Знаете, — покачал головой Анхель, — гениальный писатель и гениальный издатель — ничто, если нет гениального читателя. И если кто-то скажет мне, что первые двое важнее второго, мне ничего не останется, как рассмеяться…

***

— Анхель, а почему вы заговорили об этом «даре»?

— Мир полон ограничений, — Анхель смотрел куда-то в сторону, и было трудно понять, отвечает ли он на мой вопрос, или думает о чем-то своем. — И даже вы — внешне очень успешный человек — не можете чувствовать себя до конца счастливым. Вы любите хорошие книги, да. Это ваш дар. Но разве вы можете издавать только те книга, которые вам нравятся? И все ли книги, которые вам нравятся, вы можете издать? Нет. На какие-то произведения эксклюзивные права принадлежат другому издателю. При этом возможно, он их не чувствует душой, а воспринимает как некий продукт. А какие-то хорошие книги не пользуются покупательским спросом — не модны, не популярны. Для каких-то книг вы не можете найти должного оформления, потому что вас не понимают художники-иллюстраторы. А если понимают, то хотят вознаграждения, которое превратит эту книгу в «золотую». Продолжать?..

Анхель внимательно посмотрел мне в глаза. Дальше комментировать этот ряд не требовалось. Он попал в самую точку.

— Понимаете, мир полон ограничений, он несовершенен, — сказал Анхель. — Но это еще не вся правда… Мы изуродовали этот мир. Мы. В плане создания он таким не был. Сталкиваясь с трудностями, с препятствиями, многие из нас отказались от своего дара, а по сути — от самих себя. Ведь всегда проще сдаться. Задвинуть свою уникальность в дальний угол и сказать: «Во мне нет ничего особенного. Я — как все. У меня ничего не выходит. Так и должно было быть». Но не бывает человека «как все», а сдаться — значит отказаться от своего предназначения.

И тут я вспомнил слова Данилы, которыми заканчивается «Маленькая принцесса»:

— «Правда в каждом из нас. Вопрос только в том, где мы…»

— Да, это так, — грустно улыбнулся Анхель. — И если хотя бы один человек отказывается от своего предназначения, нарушается общая гармония.

— Общая гармония?

— Да. На самом деле мир задуман идеально. Если бы каждый человек соответствовал своему дару, вкладывал бы всего себя в собственную уникальность, то вся пестрая и кажущаяся бестолковой мозаика жизни сложилась бы в единую и прекрасную картину.

— «Ты нужен», — я процитировал «Исповедь Люцифера».

— Абсолютно верно, «ты нужен», — спокойный голос Анхеля звучал проникновенно и одновременно с этим весомо. — Но мы забыли эту истину. Забыли о своем предназначении. А ведь каждый из нас — частичка мира. Как маленький пазл большой картины. И только все вместе мы можем составить идеальный мир. Если в огромной картине не хватает даже одного пазла, она ущербна. Нужны все, каждый. И поэтому ни один из нас не лучше и не хуже другого. Все одинаково индивидуальны и одинаково важны. Но мы должны соответствовать себе, быть собой, своей индивидуальностью. И когда я говорю — «мы», я имею в виду каждого из нас. Каждого.

— «Зачет по последнему», — я вспомнил «Золотое сечение», и мой голос дрогнул от избытка чувств. — А вы, Анхель? Вы знаете о своем даре? У вас он тоже должен быть…

— Мой дар? — Анхель грустно улыбнулся. — Мой дар — чувствовать чужую боль. Странно, правда? Еще в детстве я удивлял своих родителей. Я всегда знал, как какой человек будет реагировать в той или иной ситуации. Как он отнесется к тому или иному событию, что скажет, что сделает. Я никогда не ошибался. Это знание приходило ко мне из ниоткуда. Оно не было результатом анализа. Я просто чувствовал боль другого человека и понимал, куда она его толкнет в следующую минуту.

— Это, наверное, очень полезный дар, — предположил я.

— Вы думаете? — Анхель повел бровью и отрицательно покачал головой. — С чужим даром всегда проще, чем с собственным. Болельщику понятно, как забить мяч. С этим только у игрока проблемы. Нет, этот дар совсем не «полезный». Долгие годы он приносил мне лишь горе.

— Горе? — я не поверил своим ушам. — Но почему?!

— Когда человек испытывает душевную боль, он видит мир через призму своего страдания. Ему кажется, что весь мир против него. Боль парализует его волю, и хуже того — толкает на глупости. Но когда я чувствую чужую боль, я вижу мир страдающего человека со стороны, неискаженным. И я понимаю, что выход есть. Я знаю, что нужно сделать, чтобы преодолеть эту боль…

— Ну, так это замечательно! — я все еще не понимал, почему Анхель не рад своему дару. — Вы можете быть полезным. Вы необходимы другим людям!

— Я — да, — согласился Анхель. — Но они меня не слышат. Человек, испытывающий душевную боль, не верит в спасение. В его мире, зараженном болью и страданием, нет выходов. Одни тупики. Долгое время я не понимал этого. Я-то ведь видел выходы! Я знал, как справиться с этой болью. Но люди оставались глухи к моим словам. Они тянулись ко мне, потому что чувствовали — я их понимаю. Но они не принимали моей помощи. Только поддержку…

Постепенно мой мир превратился в мир страдающих людей. С каждым днем, с каждым годом их становилось все больше вокруг меня. Я словно притягивал их в свою жизнь. И продолжал чувствовать их боль, разделять ее с ними, не оставлял попыток помочь. Но все было безрезультатно. Мой дар лишил меня сил. Из меня словно вытянули энергию. Мне казалось, я сойду с ума. Что я делаю не так?

Меня мучила невозможность быть услышанным. Представьте себе — перед вами смертельно больной человек. Он действительно умирает, мучается, страдает… А вы врач и у вас есть лекарство, которое способно вернуть его к жизни. Вы пытаетесь дать ему это лекарство, но он его не принимает. Он то не верит вам, то говорит, что оно горькое, и плюется. А то и вовсе швыряет его вам в лицо, полагая, что вы пытаетесь его отравить. Что вы будете при этом чувствовать?