Антон Соя - Порок сердца

— Конечно, Светёлкина — лучший психиатр! Все будет ха-ра-шо! — Григорий попытался освободить руку.

Катя неохотно его отпустила и снова обратилась к отражению:

— У меня все лучшее. Муж — лучший, к тому же лучший кардиохирург в городе, дочь — лучшая в классе ученица, квартира теперь — закачаешься, сердце — тоже лучшее… Гриш, а когда я окончательно окрепну, ты расскажешь мне про эту чертову аварию и про то, откуда в богом забытой коламской больнице такие идеальные сердца?

— Дурочка моя, ну ты же знаешь, лучшие сердца всегда были в русской глубинке. И откуда у тебя этот сарказм? До аварии его не было… И вообще ты знаешь, что это — запретная тема. Сорвешь Светёлкиной прогресс! Тебе нельзя никакого негатива! Никакого негатива! — Григорий зевнул во весь рот, лег на кровать, повернулся на бок и закрыл глаза.

Катя забралась под одеяло к мужу и игриво обняла его:

— Все запретное так манит…

— Милая, у меня завтра тяжелая операция. И вставать в шесть. Давай спать. Извини, видишь, я вовсе не так идеален…

— Да, я знаю. — Она явно пародировала назидательный тон своего мужа. — Благодаря ответственности за нас с Анькой, ты смог победить свои депрессияки, любовь к бутылке, поверил в себя и стал выдающимся хирургом. И женился на мне только два года назад, потому что никак не мог развестись с этой таинственной бывшей женой.

Григорий, откинул одеяло и резко сел на кровати:

— Кать, ты хочешь, чтоб я теперь полночи не спал, да? Ты-то от снотворных своих вырубишься через полчаса, а я?

— Что ты, милый, как ты мог подумать такое? Спи, я тебе колыбельную спою. У меня тут откуда ни возьмись в голове испанская колыбельная вылезла — ведь ни слова по-испански не знаю, но почему-то все понимаю.

— Ты сплошной сюрприз, милая. Ну, у кого еще есть такая жена?

— Ладно, подлиза, спи. Только обещай мне, что через год мы съездим в Коламск — навестить моих.

— Господи, твои — все на кладбище, и ты это прекрасно знаешь. Человек ухаживает за могилами и регулярно отчитывается фотографиями. — Григорий встал с постели, забрал подушку и тяжело вздохнул. — Ладно, милая, спокойной ночи. Пойду спать в гостевую.

Катя осталась одна на огромной кровати. Повздыхала немножко, жалуясь сама себе:

— Да, и так всегда. Ничего он мне не расскажет, зануда. Ну и фиг с ним. Буду спать.

Сначала она тихо напевала испанскую колыбельную, а потом заснула.

Наверное, Катя бы очень удивилась, если б услышала, как, тихонечко повздыхав, допевало ее песню старинное трюмо… Но еще больше она бы удивилась, увидев, как деловито и спокойно пересыпает пилюли из одного аптечного пузырька в другой на темной, освещенной одной только полной луной кухне ее любящий супруг.

Посреди ночи Катя проснулась в полной темноте. Ноги сами понесли ее к любимому трюмо, украшенному резными грифонами и химерами. Катя села в кресло и, не включая света, стала всматриваться в темные очертания зеркала. Неожиданно со стороны зазеркалья зажегся тусклый свет, и она, увидев свое бледное отражение, быстро и нараспев, как молитву, запричитала:

— Я Катя, Катя Дроздецкая…

Она испуганно осеклась, потому что ее отражение совершенно самостоятельно бросило на нее насмешливый взгляд. У женщины от страха похолодели ноги, она хотела позвать на помощь Гришу, но из горла вырвался лишь жалкий всхлип, почти мяуканье. Отражение нагло прыснуло от смеха. Катя оцепенела, не в силах пошевелиться, она даже не могла отвести глаз. Внезапно очень сильно зачесался рубец на груди, она увидела, что у ее ухмыляющегося отражения он стал набухать, наливаться темной венозной кровью. Катя снова попыталась крикнуть, но смогла только раскрыть рот, а синий шрам в зеркале принял форму тонких губ, изогнутых в издевательской усмешке, и наконец раскрылся, высунув неприятный фиолетовый язык. Липкая тошнота покатилась у Кати по горлу. Рубец между тем спрятал язык и изогнулся восьмеркой. Отражение перестало улыбаться, подняло перед собой тонкую руку, которая с тихим всплеском вышла из зеркала и потянулась к Кате.

— Верни мое сердце! — произнес гулкий загробный бас.

От ужаса к Кате вернулся голос, она дико вскрикнула и наконец-то проснулась по-настоящему. В груди бешено колотилось, но она мгновенно успокоилась, — это был ее очередной знакомый кошмар. Последние пять лет он с разными вариациями посещал ее приблизительно раз в неделю. Какие препараты ни назначала бы Светёлкина, все они имели общее побочное действие в виде этого кошмара. Однако ужасная восьмерка явилась первый раз. Катя со вздохом перевернулась на другой бок, прижала ладошкой шрам между грудей и забылась до утра черным пустым сном.

06.09.2006 14:00

Стараясь производить как можно меньше шума, Аня открывала дверь своим ключом. Она привела в гости новую подружку, с которой познакомилась на детской площадке. Девочка жила в соседнем доме и тоже ходила во второй класс, тоже любила качаться на качелях, тоже жалела смешную бездомную собаку, которую вечно гоняли охранники жилого комплекса, и тоже приносила для нее бутерброды. Они мигом нашли общий язык. Открывая дверь, Аня немного беспокоилась, что пришла не одна и не предупредила маму. Но ей очень уж хотелось похвастаться новой игрушкой. Да что такого: мама же все равно все время спит, она может и не заметить.

— Только не шуми. Мама еще спит. Вон моя комната — он там.

— Калейдоскоп?

— Ну да.

Девочки на цыпочках прокрались в детскую, установили прибор и стали крутить колесо, поочередно заглядывая в окуляр. Постепенно они забыли об осторожности и стали шумно радоваться меняющимся разноцветным узорам.

Катя дремала в своей спальне, когда услышала, что наружная дверь открывается. Она почувствовала облегчение: наконец-то Анька вернулась. Когда дочки не было дома, Катя всегда тревожилась. Даже зная, что детская площадка находится на охраняемой территории и посторонний не может проникнуть туда. Услышав, что Аня пришла не одна, Катя удивилась: еще ни разу дочка без спросу никого не приводила домой. Ну и ладно, у девочки появляются новые друзья, надо же ей как-то привыкать к этому месту.

Катя еще не пришла в себя после дневного сна — ей было зябко, во рту оставался привкус лекарств. Кутаясь в махровый халат, она неслышно подошла к дверям детской посмотреть, чем там так заняты дети: в комнате Аня с девочкой ее возраста увлеченно возились с калейдоскопом. Но вот подружка подняла голову, и Катя почувствовала, как по спине побежали мурашки. «Если б у меня были волосы под париком — они, наверное, встали бы дыбом», — подумала она и решила, что это все еще действуют лекарства. Катя снова посмотрела на девочку, на ее лицо. Кого же она напоминает? Катя не могла оторвать взгляда от живого смуглого лица. Голова ее закружилась, пол неожиданно прогнулся и ушел из-под ног. Катя прислонилась к стене, пытаясь сохранить равновесие и восстановить сбившееся дыхание. Она закрыла глаза, но легче от этого не стало. В темноте замелькали смутные образы, они быстро сменяли друг друга, не давая зацепиться за что-то конкретное. Вот девочка, очень похожая на Анину подружку, сидит в темной комнате за столом под тусклой лампой и увлеченно читает толстую книжку; эта же девочка в танцклассе делает сложное хореографическое упражнение, лицо напряжено — она очень старается; вот девочка в школе — ее дергает за косичку какой-то противный мальчик; затем появились неприятные мужские лица, громкие голоса, крики, громкая молитва священника, яркие лампы операционной… Катя открыла глаза — рядом с ней стояла Аня и трясла ее руку.

— Мама, мамочка, познакомься, это моя новая подружка, ее зовут Катюша. Она живет в соседнем доме, а учится в испанской школе. Они уже давно тут живут, она мне все во дворе показала. А мама у нее доктор, как наш папа. Катюша, скажи что-нибудь по-испански?

— Буэнос диас, сеньора!

Катя машинально ответила:

— Буэнос диас! Ладно, девочки, играйте. Хорошо, Анюта, что тебе теперь есть с кем повеселиться. А мне что-то не здоровится — пойду прилягу.

Девчонки ушли в детскую, Катя развернулась, чтобы вернуться в спальню, но не тут-то было. Она спиной почувствовала цепкий колючий взгляд. «Никакого негатива!» — пронеслись слова мужа в ее больной голове, но она уже оборачивалась. От резкого поворота щелкнула шея и потемнело в глазах, затем будто сработала фотовспышка, ярко осветив узкое пространство коридора. Свет и тень поменялись местами: перед ней оказались две маленькие черные девочки, чернозубые и с ярко-белыми зрачками. Девочки отвратительно хихикали и показывали на нее пальцами:

— Это твоя мама! Хи-хи-хи!

— Нет, это твоя мама! Ха-ха-ха!

— Да какая разница! Хе-хе! Все равно она мертвая!

— Уже восемь лет! Ха-ха-ха!