Раджа Алсани - Секс в восточном городе

— Кто это?

— Ma shaa Allah[6], да не коснётся ее зависть. Она такая красивая.

— Сестра невесты?

— Говорят, давняя подруга.

— Кажется, хорошая девушка. С тех пор как мы приехали, она трудилась не покладая рук — как будто заботы о свадьбе целиком на ней.

— А она гораздо красивее, чем невеста. Говорят, пророк Магомет часто возносил молитвы за некрасивых.

— Благословение Аллаха да пребудете ним. E wallah[7], в наши дни безобразные в большом спросе. Вот невезение.

— У нее очень светлая кожа. Она полукровка?

— Бабушка со стороны отца — сирийка.

— Ее зовут Садим аль-Хораимли. Она приходится нам родней по материнской линии. Если у вашего сына серьезные намерения, я могу поделиться кое-какими подробностями…

Садим уже предупреждали, что три женщины интересовались ею с самого начала свадьбы. Теперь она собственными ушами слышала разговор четвертой и пятой. Каждый раз, когда одна из сестер Гамры подходила к ней со словами, что такая-то и такая-то задают вопросы, девушка сдержанно отвечала: «Пусть Бог пошлет им здоровья».

Садим казалось, что свадьба Гамры действительно стала «первой жемчужиной, выпавшей из ожерелья», как выразилась тетушка Ум Нувайир[8]. Возможно, все остальные девушки будут так же счастливы. По крайней мере — если последуют плану.

Тактика «yaaalla yaaalla», что означает «вперед, но о-о-очень осторожно», — это испытанный способ быстро получить предложение руки и сердца в нашем консервативном обществе. Суть в том, чтобы одновременно быть энергичной и сдержанной. А после этого, есть верить Ум Нувайир, можно творить любые глупости. На свадьбах, приемах и вечеринках, где собираются женщины, особенно пожилые, которые ищут пару своим сыновьям («капитальный фонд», как выражаются девушки), нужно действовать следующим образом — мало ходить, мало говорить, мало улыбаться, мало танцевать, быть мудрой и сдержанной, думать, прежде чем действовать, осторожно подбирать слова и не вести себя по-детски. Инструкциям Ум Нувайир несть числа.

Гамра заняла свое место на роскошно украшенном возвышении. Ее мать и будущая свекровь поднялись, чтобы поздравить девушку со счастливым браком, в который она вступает, и сфотографироваться с невестой прежде, чем из соседней комнаты выйдут мужчины.

На этой традиционной свадьбе неджди, где большинство гостей говорили на диалекте внутренних районов, утонченный хиджазский акцент Ламис выделялся как нечто особенное; она шепнула своей подруге Мишель:

— Эй, посмотри, снова настала эра фараонов!

Влияние бабушки-египтянки то и дело прорывалось в бойкой речи Ламис и ее манерах. Они с Мишель рассматривали толстый слой макияжа Гамры, особенно на веках (глаза у невесты налились кровью оттого, что в них попала тушь).

Мишель на самом деле зовут Машаэль, но все, включая членов семьи, называют ее Мишель. Девушка ответила Ламис по-английски:

— Господи, где она достала это платье?

— Бедная Гаммура! Зачем только она решила все делать сама, а не обратилась к портнихе, которая обшивает Садим? Только взгляни на это шикарное платье… все думают, что оно от Эли Сааб[9].

— Ну, все равно. Как будто среди этих провинциалок есть хоть одна, способная увидеть разницу! Ты думаешь они понимают, кто шил мое платье?! Господи, какой у нее ужасный макияж! Кожа у Гамры слишком темная, чтобы накладывать меловой тон. Из-за этого лицо кажется голубым — и ты погляди, какая разница между шеей и лицом! Брр… так вульгарно!

— Одиннадцать часов, одиннадцать часов!

— Сейчас половина второго.

— Дура, я имею в виду — повернись налево, по часовой стрелке. Нет, тебе этой шутки не понять… Ну, все равно — посмотри вон на ту девушку. Природа ее явно не обидела.

— Ты имеешь в виду — спереди или сзади?

— Ты что, ослепла? Сзади, конечно.

— Нужно срезать с нее немножко и приставить к Гамре спереди. Нечто вроде коллагена, которым сейчас все пользуются.

— Ну а самая «одаренная» среди нас — Садим. Ты только посмотри, какая она женственная. Хотелось бы мне иметь такой же зад, как у нее.

— Думаю, ей нужно сбросить несколько фунтов и заняться спортом, по твоему примеру. Слава Богу, я могу есть сколько влезет не поправляясь, так что мне нечего волноваться.

— Тебе повезло, а я постоянно ограничиваю себя, чтобы выглядеть как следует.

Невеста заметила своих подруг, которые сидели за ближайшим столиком, улыбались и махали руками, одновременно сгоняя с лиц выражение «Почему не я стою там, на возвышении?». Гамра была в экстазе, красота и торжественность момента буквально опьяняли ее. Она всегда считала себя наименее достойной из всех — но теперь первой среди своих подруг выходила замуж!

Как только фотосессия закончилась, нахлынули толпы гостей, желающих поздравить невесту. Садим, Мишель и Ламис поднялись на возвышение и обняли подругу, шепча «Гамра, потрясающе! Да пребудет с тобой благословение Божье! Ты шикарно выглядишь! Весь вечер я молила Бога за тебя! Поздравляю, милая! Великолепное платье! Подружка, ты роскошна. Какое зрелище!.. Самая красивая невеста из всех, что я видела».

Улыбка Гамры становилась все шире по мере того, как она выслушивала похвалы подруг и видела тщательно скрываемую зависть в их глазах. Все трое сфотографировались вместе со счастливой невестой. Садим и Ламис начали танцевать вокруг нее, в то время как пожилые женщины, всецело посвятившие себя устройству свадеб, неотрывно рассматривали их со всех сторон. Ламис гордилась возможностью показать свою стать и красивые формы, но она старалась танцевать чуть в стороне от Садим — та заранее недвусмысленно предупредила подругу, чтобы гостьи их не сравнивали. Садим всегда мечтала о липосакции и о том, чтобы стать такой же стройной, как Ламис и Мишель.

Вдруг в зал стремглав ворвались мужчины, и впереди всех — жених, Рашид-аль-Танбал, который направился прямо к стоящей на возвышении невесте. Женщины дружно отступили, торопливо ища покрывала, чтобы спрятать волосы и лица (не говоря уже о прочих частях тела) от взглядов приближающихся мужчин.

Когда жених и его спутники находились всего в нескольких шагах, Ламис потянула край скатерти, чтобы прикрыть декольте. Ее сестра-близняшка, Тамадур, закрыла волосы и обнаженную спину шалью, в тон платью, а Садим набросила на себя черную вышитую абайю[10] и шелковую вуаль, задрапировав тело и нижнюю часть лица. Мишель, впрочем, осталась верна себе — она стояла на месте и разглядывала мужчин одного за другим, не обращая внимания на перешептывания и неприязненные взгляды женщин.

Рашид пробился к возвышению бок о бок с отцом Гамры, ее дядей и четырьмя братьями. Каждый мужчина старался, образно выражаясь, загрузить в память как можно больше женских лиц, тогда как женщины рассматривали дядю Гамры, который в свои сорок лет как две капли воды походил на красавца поэта принца Халида аль-Фейсала.

Приблизившись к невесте, Рашид откинул вуаль с ее лица, как его учила мать, и встал рядом с ней, позволяя прочим родственникам мужского пола поздравить Гамру. Мужчины столпились вокруг, чтобы пожелать молодым счастливой жизни в браке.

В душном зале послышались голоса подруг невесты, которые распевали: «Тысяча благословений и мир тебе, любимец Аллаха, Магомет!» Помещение наполнилось громкими женскими восклицаниями. Мужчины, кроме жениха, вскоре вышли и направились по домам, поскольку их участие в женском празднике подошло к концу — а торжественный обед завершился прежде, чем началась вечеринка в честь невесты. Пара, окруженная родственницами, отправилась к столу резать торт.

Тогда подруги Гамры начали пронзительными голосами петь:

— Мы хотим поцелуй! Мы хотим поцелуй!

Мать Рашида улыбнулась, мать Гамры густо покраснела. Рашид бросил на девушек сердитый взгляд, вынудивший их замолчать. Гамра шепотом выругала подруг за то, те смутили ее в присутствии жениха, а потом выругала Рашида за то, что поставил ее в неловкое положение, отказав в поцелуе. Глаза Садим наполнились слезами, когда она наблюдала за тем, как подруга ее детских лет, Гамра, покидает зал вместе с мужем, чтобы отправиться в отель, где им предстояло провести ночь, а затем уехать в Италию. Сразу же после завершения медового месяца они должны были лететь в Соединенные Штаты: Рашид собирался продолжить учебу.

Из них четырех Гамра аль-Кусманджи была более всего близка Садим, потому что они учились вместе со второго класса. Машаэль аль-Абдулрахман — или Мишель — присоединилась к ним лишь в средней школе, когда вернулась с родителями и маленьким Мешаалом — или Мишо, как все звали ее младшего брата, из Америки. Ее отец учился в Стэнфордском университете и познакомился там с будущей женой. После колледжа он несколько лет провел в Штатах. Через год после возвращения на родину Мишель перешла в школу, где преподавание велось на английском языке. Она просто не владела арабским в достаточной степени, чтобы посещать ту же школу, что и Садим с Гамрой.