Толпа - Эдвардс Эмили

— Если честно, их дружба всегда казалась мне странной. Ну, то есть они же были такие разные.

Я киваю и задаюсь вопросом, чувствует ли она то же, что и я. Словно чего-то не хватает, словно за всеми сплетнями, за всей бессмысленной болтовней о школьных спектаклях и футбольной команде прячется острое желание ощутить единение, побыть вместе. Хочет ли она так же отчаянно, как и я, по-настоящему дружить с другой женщиной и быть для нее важной?

— Я слышала, что вчера один из этих демонстрантов едва не напал на Элизабет.

Голос ее звучит беспечно, в нем пробиваются нотки веселья. Телефон жужжит, и она достает его из кармана. Я снова поворачиваюсь туда, где будет происходить основное действие. И думаю: «Нет, только не она, она этого не чувствует».

Теперь, когда я сижу здесь, я понимаю, как глупо было завидовать Брай и Элизабет, потому что если такова цена настоящей дружбы — этот суд, распавшиеся семьи, разрушенные судьбы, — то оно того не стоит. Может быть, в итоге в выигрыше оказываются женщины, подобные мне. Может быть, дистанция между нами защищает нас, помогает прятать свои раны и страхи, чтобы другие не причинили нам боль. Мы одинокие волчицы, идущие, насколько это возможно, своим путем.

В этот раз Брай пришла вовремя. Ровно в 15:30 она уже ждет у ворот начальной школы «Неттлстоун», где училась ее крестница. Она на цыпочках вышла с занятия по виньяса-флоу-йоге, не дожидаясь его окончания, и даже не поддалась соблазну заскочить по дороге в магазин. В голове звучал голос Элизабет: «Прошу тебя, не опаздывай. Клем начинает паниковать, если думает, что про нее забыли». Сказать по правде, приятно приходить пораньше, одной из первых появляться у школьных ворот и просто ждать, подставляя лицо теплому солнцу. Какое облегчение, когда не чувствуешь подступающей паники, когда не нужно бежать. Так вот каково это — быть Элизабет. Подходят другие родители, некоторых Брай встречала в городе, кого-то знает через Элизабет, но не настолько близко, чтобы подойти и поздороваться. Они едва заметно кивают ей и возвращаются к своей беседе. Теперь Брай понимает, насколько эта среда естественна для Элизабет, насколько легко ей участвовать в обсуждении школьных экскурсий или борьбы со вшами.

Внезапно двери школы распахиваются и улица оглашается гомоном: тоненькие голоса детей, смех и визг, а среди этого — более низкие и громкие голоса учителей, предупреждающие: «Не бегайте так быстро!» Рой детей стремительно заполняет игровую площадку и с оглушительным шумом несется к воротам. Брай сразу же замечает Клемми. Ее легко узнать по рыжим волосам, таким же, как у Джека. Сегодня они заплетены в косу, которая мотается из стороны в сторону, как лисий хвост, пока Клемми бежит к Брай. Рюкзак слишком большой и тяжелый для ее шестилетнего тельца, он неуклюже болтается у нее за спиной, не попадая в ритм шагов, но она смеется от радости, так что вокруг голубых глаз и веснушчатого носа собираются морщинки. Клемми смеется не над чем-то конкретным, а от чувства свободы, оттого, что сегодня из школы ее впервые забирает тетя Брай, да и просто потому, что ей нравится бегать. Брай наклоняется, раскрывает объятия и тоже смеется. Клемми мягко врезается в нее с разбегу. Ее волосы пахнут карандашной стружкой и клубничным бальзамом для губ.

— Тетя Брай!

Брай обнимает ее и на секунду зажмуривается. Не успевает она опомниться, как Клемми уже выворачивается из объятий. Ладошкой убирает с лица непослушные пряди и заявляет:

— А мы сегодня пели песню в большом зале.

Рюкзак сползает у нее с плеч. Брай подхватывает его, закидывает себе за спину и протягивает крестнице руку. Клемми начинает напевать песню о том, как испечь пирог для друзей, — по-видимому, ту самую, что они пели в большом зале. Она смотрит на Брай снизу вверх, на щеках от улыбки появляются ямочки. Брай качает рукой, в которой держит ручонку Клемми, чтобы та знала, что Брай нравится ее песня. И так они начинают свое короткое путешествие по узким и холмистым старым улочкам Фарли к Сейнтс-роуд, где живут их семьи — Чемберлены и Коли. Брай вручает Клемми монету в два фунта, которую та опускает в шляпу уличного музыканта, расположившегося на каменном мосту.

— Хорошего дня, девушки, — подмигивает он им, а они уже машут знакомой, работающей в магазине правильного питания.

— Брай! Э-эй! Брай, Клемми, подождите нас!

Брай медленно и неохотно оборачивается. Ее подруга Роу, все еще в легинсах после йоги, на всех парах несется к ним по обсаженной деревьями аллее, рядом едва поспевает ее дочка Лили.

— Я же тебе говорила, что необязательно уходить раньше, — говорит Роу поравнявшись с ними.

Клемми высвобождает руку, радостно приветствует Лили, и девочки вместе обгоняют взрослых и убегают на несколько шагов вперед.

— Хотя Элизабет тебя наверняка прикончила бы, если бы ты опоздала, — добавляет Роу. Ее браслеты звенят, когда она обвивает своей рукой руку Брай. — Где она, кстати?

— У нее встреча в городском совете насчет той петиции, которую она всех заставила подписать, про снижение скорости на Сейнтс-роуд до двадцати километров в час.

— Ага, точно. Я как раз думала, как у них там дела.

В голосе Роу слышится легкое неодобрение, как будто Элизабет позволила проблеме выйти из-под контроля, хотя она делает для местных жителей больше, чем кто-либо другой, — факт, который одинаково и восхищает, и бесит людей. Брай привыкла, что Элизабет вызывает противоречивые чувства. Она это понимает — иногда Элизабет раздражает и ее саму, — но тон Роу все-таки задевает Брай. Тут как у сестер: она считает, что имеет право критиковать Элизабет, ее несговорчивость и желание все контролировать, но не позволит делать это другим, даже своему мужу Эшу.

— Лил, шнурки! — кричит Роу дочери, и все четверо останавливаются и ждут, пока Лили завязывает шнурки, а Роу в это время продолжает:

— Ну как, непривычно забирать ребенка из школы? Альба ведь только с сентября начнет ходить?

Брай пытается представить свою четырехлетнюю дочь не в ее обычном наряде — желтых резиновых сапожках и розовой балетной пачке, — а в таком же, как у Клемми и Лили, синем клетчатом платье и в черных туфлях. Она представляет, как Альба качает маленькой темно-русой головкой и говорит: «Мама, я это не надену».

Картинка одновременно захватывающая и душераздирающая.

— Господи, только не это. Так странно об этом думать.

— Знаю, знаю. Все через это проходят, уж поверь мне. Я рыдала и не могла остановиться, когда в первый раз отвела Лили в школу. Но знаешь, потом у тебя куча свободного времени, это так здорово, и…

Брай кивает; она так часто делает, когда общается с Роу.

«Она обожает давать советы, хочешь ты этого или нет», — как-то сказала о ней Элизабет.

— Клемми, ты хочешь, чтобы Альба после летних каникул пошла в «Неттлстоун»? — спрашивает Брай.

Клемми прерывает секретную беседу с Лили и вскидывает голову:

— Маленькая Альба пойдет в мою школу?

Брай кивает, улыбается, и Клемми несколько раз подпрыгивает. Лили, все еще стоя на одном колене, озадаченно смотрит на нее снизу вверх.

— Она тебе так нравится?

— Альба мне как младшая сестра, — объясняет Клемми, продолжая радоваться. — Да ведь, тетя Брай?

Брай наклоняется и целует Клемми в макушку:

— Как это мило, Клем. Здорово, что у Альбы есть старшая сестра… Только не говори «маленькая Альба», когда она рядом, — Брай подмигивает, как будто только они с Клемми знают, как Альба сердится, когда ее называют маленькой.

Клемми поворачивается к Лили и с очень серьезным видом говорит:

— Альба ненавидит, когда ее называют маленькой.

Девочки вприпрыжку бегут дальше, и Роу уже готова снова завладеть рукой Брай, но та замечает, что магазинчик на углу напротив все еще открыт.

— Знаешь, Роу, мы, пожалуй, зайдем купить чего-нибудь на ужин.

— Ага, ладно, — говорит Роу, отводя руку. — Увидимся в субботу вечером?