Геннадий Головин - Нас кто-то предает

Горбун беззвучно выскользнул в дверь. Тимур закрыл засов.

— Ну вот, сейчас самое главное… — сказал он Сандре. — Сумеет он швеек уговорить или нет. Боишься?

— Не-е… — храбрясь, ответила девочка.

— Боишься. Я и сам боюсь. Коленка вон почему-то прыгает. Ты только не вздумай пить у нее там, из кувшина! Потерпи. Я ж тебе рассказывал, какое зелье они подмешивают? Главное сейчас — сумеет он их уговорить или нет?

— Ты, может, помолчал бы? Трещишь, прямо как эта… Эрика! Тимур усмехнулся:

— Она тебе понравится, вот увидишь. Только не забудь сказать ей „Змея и Роза“. А то звезданет чем-нибудь! Меня чуть тарелкой не убила! — В голосе его звучало нечто похожее на восхищение.

— Уж что-то ты чересчур много говоришь об этой… Влюбился, что ли? — Тимка посмотрел на Сандру и сказал очень по-взрослому:

— Дурочка! Она же просто на тебя похожа.

— То-то же, — удовлетворенно отозвалась Сандра, но видно было, что румянец радости и смущения выступил у нее на щеках.

Раздался условный стук в дверь.

Тибериадец вскочил, встал по стойке „смирно“.

Тимур отодвинул засов. Горбун впихнул в каморку девушку, шумно дышащую от волнения, перепуганную; в руках она сжимала кошель с деньгами.

— Быстро! Надевай ее накидку! — скомандовал горбун Сандре.

Сандра накинула на голову покрывало девушки. Оно почти совсем скрыло лицо Сандры.

От дверей Сандра вдруг вернулась, быстро поцеловала Тимку в щеку:

— Пока, Тимочка!

— Пока! Ни пуха ни пера!

— К черту, Тимочка!

И исчезла.

Горбун перекрестился.

Белошвейка сидела возле стола, вся еще окоченевшая от страха и волнения. Пораженно взирала на кошель с монетами.

Тибериадец присел рядом, глянул ей в лицо. Показал свой кошель. По размеру он был точно такой же, как и у белошвейки.

— Десять коров, — сказал он нежно и вкрадчиво. И показал на свой кошель. — Десять коров… — И показал на кошелек девушки. Ткнул пальцем в оба кошелька и, как великое открытие, сообщил: — Десять и десять — два раза по десять коров? А? — И уставился на девушку.

Похоже, что это было предложение руки и сердца.

Впереди шел вооруженный воин. За ним три женщины осторожно и аккуратно несли свадебный наряд Эрики.

Замыкали шествие еще два воина. Сандра несла подол платья. Загремели засовы. Воин вступил в комнату Эрики.

— Приказано примерить, — объявил воин.

— Не буду ничего мерить! — Эрика стояла с грозно занесенной рукой. В руке — длинная острая вилка для мяса. — Сделаешь шаг — я убью себя!

— Погоди! — сказала Сандра, появляясь из-за плеча воина. — Дай я с ней поговорю! — И бесстрашно приблизилась к Эрике.

Эрика смотрела на нее с некоторой ошалелостью во взоре.

— „Змея и Роза“, — громко прошептала Сандра, повернувшись спиной к дверям и лицом к Эрике. — Давай быстренько примеряй!

Выволокла на середину комнаты ширму, которая отделяла ложе наследницы престола от посторонних взглядов. Громко крикнула:

— Вносите! — А воину, по-прежнему стоящему у дверей, сказала: — Я думаю, вам необязательно видеть, как невеста Десебра примеряет платье?

Тот напрягся, пытаясь осмыслить чересчур витиеватую для его разумения фразу, потом, когда понял, о чем речь, чрезвычайно этому обстоятельству обрадовался, глупо, во весь рот заулыбался. Дважды стукнул копьем об пол, трижды пристукнул каблуками, повернулся и вышел за дверь.

Женщины внесли платье, повесили его на ширму.

За ширмой шло переодевание.

— А это как застегивается? — шепотом спрашивала Сандра, уже влезши в платье Эрики. — Во дикари! Нет чтоб „молнию“ обыкновенную… А здесь завязочки, что ли?

Эрика тоже переодевалась, часто, молча и удивленно взглядывая на Сандру.

Наконец Эрика накинула пончо и накидку. Сандра облачилась в монашеское одеяние Эрики.

Котенок — черный с белым — сидел неподалеку и со всевозрастающим беспокойством глядел то на Эрику, то на Сандру. Похоже, он был в недоумении.

Наконец Сандра достала парик, надела на голову.

Котенок перевел взгляд с Сандры на Эрику, с Эрики на Сандру, горестно вдруг заверещал и, срываясь, стал карабкаться вверх по шторе.

Можно было понять котенка: где — Сандра, где — Эрика, невозможно стало разобрать.

— Ты чем глаза рисуешь? — деловито осведомилась Сандра, поглядевшись в зеркало. — Тоже мне „зеркало“! Ничего не разглядишь! — подышала на полированный серебряный диск, потерла рукавом.

Подвела глаза.

— Ну все! Подать сюда Десебра! — Сандра расхохоталась. Засмеялась и Эрика.

— Если бы я не знала, что у меня нет родной сестры…

— Ладно, сестричка! Тебе пора тикать отседа!

— „Отседа“? — не поняла Эрика.

— Ну отсюдова! И смотри, если узнаю, что ты Тимочку охмуряешь, я тебе глазенки-то вот этими самыми ноготочками… фрр! — Она издала некий кошачий звук.

— Ой! — воскликнула Эрика. — Какие у тебя ногти! Ты их покрасила чем-то?

— Обычный маникюр. Ну, давай-давай, подружка! Тебя там ждут!

„Примерка“ окончилась, и женщины (Эрика, разумеется, в их числе) столь же церемонно понесли платье вниз по лестнице.

На площадке их поджидал горбун. Эрика постучала в дверь каморки. Тотчас оттуда выскочила разрумянившаяся белошвейка. Вслед ей замаячила в дверях глуповато-влюбленная физиономия тибериадца.

— Так мы сговорились, Квестра? Дверь перед его носом захлопнулась.

Десебр в волнении бегал по залу. Януар скромно стоял возле стола.

— Тем не менее все именно так, чтимый из чтимых… — говорил Януар, то и дело поворачивая лицо вслед за мельтешащим наместником. — Когорта Априла позорно бежит. Если они будут бежать так же резво, завтра к полудню дикари Даута будут у стен Перхлонеса.

— Априла — на копья ограды! Во главе латников пусть встанет Мартос! Арбалетчики этого… германца… пусть цепью стоят позади строя. Каждый, повернувший коня, — изменник! Пусть его и постигнет кара достойная изменника!

Януар довольно прохладно слушал распоряжения Десебра.

— Твое решение, как всегда, мудрое, чтимый из чтимых. Но, осмелюсь сказать, одной воинской мудрости сейчас недостаточно.

— Что ты хочешь?

— Поторопись со свадьбой, Десебр! Это единственное, что остановит сброд Даута. Это единственное, что спасет Перхлонес! Уже сегодня вечером ты должен быть обвенчан с наследницей Даута. Только это, чтимый из чтимых, спасет Перхлонес!

Десебр досадливо поморщился:

— Сознайся, у тебя в роду наверняка были сводники. Эта… Эрика… она уже отведала снадобий Лавениуса?

— Час назад мне донесли: она выпила целый кувшин воды и после этого съела весь обед.

— Ну и что? Как она ведет себя после этого!

— Она же не кошка. Страсть сжигает ее изнутри. Ты вскоре убедишься в этом и сам. Я видел ее сегодня. Она прекрасна, чтимый из чтимых.

Десебр все же еще колебался.

— Вместо того, чтобы вместе с моими латниками крошить дикарей Даута, я буду стоять под венцом, дышать благовониями и слушать бормотания святого отца?

— После этого, воля твоя, можешь крошить кого хочешь и сколько хочешь. Если тебе так уж нравится это… Но я — я пошлю тогда людей в порядки Даута и они будут кричать: „Против кого мы подняли копья! Мы подняли копья против Эрики и богом данного супруга ее Десебра! Это против воли небес!“ Мои люди знают, что кричать. Не сомневайся, чтимый из чтимых.

— Ладно! — оскалился Десебр. — Давай распоряжения! Но пусть все будет быстро и коротко.

— Я повинуюсь, чтимый! — Януар, явно обрадованный, выскочил из дверей. Заторопился по коридорам к себе.

Белошвейки (и Эрика в их числе) церемонно и бережно несли по коридорам свадебное платье наследницы престола.

Остановились ненадолго возле одной из дверей.

Страж посмотрел, казалось, подозрительно. Открыл после некоторого колебания, услышав от старшей „Змея и Небо“, — стал открывать замок.

За дверью был монастырский дворик. И их ждала, с трудом скрывая нетерпение, пожилая монахиня, наверное, настоятельница. Просияла, увидев Эрику.

Столь же церемонно и торжественно платье пронесли через двор, к одной из дверей.

Януар стоял, склонившись над столом, что-то рассматривая в сильное увеличительное стекло, вдруг распахнулась дверь и воины вволокли Тимура.

— Господин! Мы поймали его! Он пытался убежать. Это лазутчик Даута!

— Лазутчик Даута? — изобразил удивление Януар. — Это правда? Ты лазутчик Даута?

Тимур глядел на Януара одним глазом, поскольку второй заливала кровь из раны на лбу.

— Вели своим людям отпустить меня! — сказал Тимур и дернулся. Воины держали крепко. Януар сделал знак, его отпустили.

— Вели оставить нас одних. Януар удивился:

— Ну что ж…

Те удалились. Тимур достал из-за пазухи донесение Детры, протянул Януару.