Ричард Бротиган - Аборт. Исторический роман 1966 года

Как только отшумела вода в туалете, я услышал вспышку инструментов, которые стерилизовали пламенем.

Древний ритуал огня и воды -- снова и снова повторялся он снова и снова сегодня в Мексике.

Вайда лежала без сознания. Вошла девочка-мексиканка и посмотрела на нее.

-- Она спит, -- сказала девочка. -- Все прошло прекрасно.

Она вернулась в операционную, а потом туда вошла следующая женщина. Та «одна», что ехала, -- о ней девочка-мексиканка говорила раньше. Я не знаю, как она выглядела, потому что приехала она уже после нас.

-- Она сегодня ела? -- спросил врач.

-- Нет, -- жестко ответил мужчина -- так, будто говорил о том, чтобы сбросить водородную бомбу на того, кто ему не нравится.

Мужчина был ее мужем. Он тоже зашел в операционную. Он решил, что хочет посмотреть, как будут делать аборт. Они были очень напряженными людьми, и за все время женщина произнесла только три слова. После укола он помог ей раздеться.

Он сел, а ее ноги развели на операционном столе в стороны и пристегнули. Она отключилась, едва ей придали нужное для аборта положение, поскольку приступили они почти сразу же.

Этот аборт они делали автоматически, как машины. Доктор и его помощники почти не разговаривали.

Я чувствовал присутствие мужчины в операционной. Словно скульптура -- сидел и смотрел, ждал пока музей утащит их с женой к себе. Женщину я так и не увидел.

Аборт закончился, врач устал, а Вайда по-прежнему лежала без сознания. Врач вошел в комнату. Он посмотрел на Вайду.

-- Еще рано, -- ответил он на собственный вопрос.

Я сказал да, потому что не знал, что еще мне сделать со своим ртом.

-- Это нормально, -- сказал врач. -- Иногда так бывает.

Врач выглядел ужасно уставшим человеком. Бог знает, сколько абортов пришлось ему сделать в этот день.

Он присел на кровать. Взял Вайду за руку и пощупал пульс. Потом дотянулся и приоткрыл ей один глаз. Глаз взглянул на него из-за тысячи миль.

-- Все в порядке, -- сказал врач. -- Она очнется через несколько минут.

Он зашел в туалет и вымыл руки. Когда он закончил, в туалет вошел мальчик с ведерком и привычно распорядился тем, что в нем было.

Девочка убирала операционную. Врач оставил женщину на смотровой кушетке в операционной.

С одними телами разбираться -- еще та задачка.

-- ОХХХХХХХХХХХ! -- донесся голос из-за двери спортзала, куда врач унес девушку-подростка. -- ОХХХХХХХХХХ! -- Сентиментальный пьяный голос. Голос девушки. -- ОХХХХХХХХХХХ!

-- 16! -- сказала она. -- Я-ОХХХХХХХХХХХХХ!

Ее родители разговаривали с ней серьезно и приглушенно. Они держались ужасно прилично.

-- ОХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ!

Они вели себя так, точно она напилась на семейном торжестве, а они пытаются это пьянство скрыть.

-- ОХХХХХХХХХХХХХХ! Мне так странно!

От пары в операционной доносилось абсолютное молчание. Звучала только девочка-мексиканка. Через нашу комнату снова прошел мальчик и исчез где-то в здании. Он больше не вернулся.

Закончив уборку операционной, девочка вышла в кухню и принялась готовить врачу большой бифштекс.

Из холодильника она достала бутылку пива «Миллерз» и налила врачу большой стакан. Он сел в кухне за стол. Пока он пил пиво, мне его почти не было видно.

Тут Вайда зашевелилась. Открыла глаза. Какой-то миг она не видела ничего, а потом увидела меня.

-- Привет, -- сказала она далеким голосом.

-- Привет, -- улыбнулся я.

-- У меня голова кружится, -- сказала она, становясь ближе.

-- Не волнуйся, -- сказал я. -- Все прекрасно.

-- О, это хорошо, -- сказала она. И вот она здесь.

-- Лежи спокойно и ни о чем не думай, -- сказал я.

Из-за стола в кухне поднялся врач и вошел к нам. В руке он держал стакан пива.

-- Она приходит в себя, -- сказал он.

-- Да, -- сказал я.

-- Хорошо, -- сказал он. -- Хорошо.

Он забрал свой стакан пива и снова ушел на кухню, и снова сел за стол. Он очень устал.

Потом я услышал, как люди в комнате за спортзалом одевают свою дочь. Они торопились уехать. Звуки раздавались такие, точно они одевали пьяную.

-- Руки не поднимаются, -- сказала девушка.

Родители что-то сурово ей сказали, и она подняла руки в воздух, но они так и не смогли надеть на нее маленький лифчик, поэтому бросили эти попытки, а мать положила его к себе в сумочку.

-- ОХХХХХХХХХХХ! Мне так дурно, -- сказала девушка, пока родители полунесли-полувыволакивали ее оттуда.

Я услышал, как захлопнулась пара дверей, а потом наступила тишина, если не считать того, что в кухне готовился обед врача. Бифштекс жарился на очень горячей сковородке и сильно шумел.

-- Что это? -- спросила Вайда. Я не понял, о чем она спрашивает -- об уходящей девушке или о жарящемся бифштексе.

-- Это врач обедает, -- сказал я.

-- Уже так поздно? -- спросила она.

-- Да, -- ответил я.

-- Я надолго отключилась, -- сказала она.

-- Да, -- сказал я. -- Нам скоро уходить, но мы подождем, пока ты не почувствуешь себя в состоянии.

-- Посмотрим, -- сказала Вайда.

В комнату вернулся врач. Он нервничал, поскольку проголодался, устал и собирался закрыть на некоторое время клинику, чтобы расслабиться и отдохнуть.

Вайда посмотрела на него снизу, а он улыбнулся и сказал:

-- Видишь, без боли, милая. Все чудесно. Хорошая девочка.

Вайда улыбнулась очень слабо, и врач снова ушел на кухню, к своему уже готовому бифштексу.

Пока врач обедал, Вайда медленно приподнялась, и я помог ей одеться. Она попробовала встать, но это было слишком трудно, поэтому я ненадолго усадил ее снова.

Сидя она причесала волосы, а потом снова попыталась встать, но сил еще не было, и она опять села на постель.

-- Меня еще покачивает, -- сказала она.

-- Это ничего.

Женщина в соседней комнате пришла в себя, и муж почти сразу начал ее одевать, повторяя:

-- Ну вот. Ну вот. Ну вот. Ну вот, -- со спотыкающимся оклахомским акцентом.

-- Я устала, -- произнесла женщина, использовав 2/3 своего словарного запаса.

-- Ну вот, -- сказал мужчина, натягивая на нее еще что-то.

Одев ее, он вошел к нам в комнату и остановился -- ему нужен был врач. Он очень смутился, увидев, как Вайда сидит на кровати и расчесывает волосы.

-- Доктор? -- спросил он.

Врач оторвался от своего бифштекса, встал и остановился в кухонных дверях. Мужчина пошел навстречу, но, сделав несколько шагов, остановился.

Врач вошел к нам в комнату.

-- Да, -- сказал он.

-- Я не помню, где оставил машину, -- сказал мужчина. -- Вы можете вызвать такси?

-- Вы потеряли авто? -- спросил врач.

-- Я оставил его возле «Вулворта», но не помню, где «Вулворт», -- сказал мужчина. -- Я найду «Вулворт», если доберусь до центра. Я не знаю, куда идти.

-- Мальчик вернется, -- сказал врач. -- Он отвезет вас в своем авто.

-- Спасибо, -- сказал мужчина, возвращаясь в другую комнату к жене. -- Ты слышала? -- спросил он ее.

-- Да, -- ответила она, и все слова у нее закончились.

-- Подождем, -- сказал он.

Вайда посмотрела на меня, я улыбнулся, поднес ее руку к губам и поцеловал.

-- Давай попробуем еще раз, -- сказала она.

-- Хорошо, -- сказал я.

Она попробовала встать снова, и на этот раз все получилось. Несколько мгновений она постояла на месте, потом сказала:

-- Держусь. Пошли.

-- Ты уверена, что держишься? -- спросил я.

-- Да.

Я помог Вайде надеть свитер. Врач смотрел на нас из кухни. Он улыбнулся, но ничего не сказал. Он сделал все, что от него требовалось, а теперь мы делали то, что требовалось от нас. Мы вышли.

Из комнаты мы выбрались в спортзал и добрели до передней части дома, пройдя по пути к выходу сквозь разные слои прохлады.

Хотя день оставался серым и пасмурным, нас оглушило светом, и все вдруг стало шумным, машинным, суматошным, нищим, убогим и мексиканским.

Будто мы просидели в машине времени, а теперь нас снова выпустили на свет.

Перед клиникой по-прежнему играли детишки -- они снова бросили свои игры жизни, чтобы посмотреть на двух сощурившихся гринго, что держались, цепляясь, держались друг за друга и выходили на улицу, в мир без них.

Мы медленно, осторожно и бесплодно брели обратно в центр Тихуаны, в окружении и под обстрелом людей, пытавшихся продать нам то, чего мы не хотели покупать.

Мы уже получили все, за чем приехали в Тихуану. Я обнимал Вайду. Она чувствовала себя нормально -- просто немного ослабла.

-- Как ты себя чувствуешь, милая? -- спросил я.

-- Хорошо, -- ответила она. -- Но немного ослабла.

Мы увидели старика -- будто маленький комок смерти, похожий на жвачку, он сидел на корточках у обветшавшей бензоколонки.

-- ЭЙ, красотка, красотуля!

Мексиканцы продолжали реагировать на теперь уже побледневшую красоту Вайды.

Она слабо улыбнулась мне, когда таксист театрально тормознул перед нами свой мотор, высунулся в окно, оглушительно присвистнул и заорал: