Максанс Фермин - Амазонка

Он подошел к самому водопаду и, задрав голову, осмотрел скалу:

— Смотрите, отвесная стена! Это же безумие! А рояль такой тяжеленный. Честно говоря, по-моему, этого вам не сделать никак.

Родригиш бросил на него ледяной взгляд:

— Сервеза! Если бы я тебя слушал, я никогда в жизни не собрал бы в Амазонии ни одного кофейного зернышка. Так что, уж пожалуйста, не мешай мне командовать операцией и просто делай, что я скажу.

Сервеза развел руками и присел под деревом, чтобы немного отдохнуть. Он так устал от марш-броска через джунгли, что спорить с полковником ему было уже не под силу.

Музыкант держался чуть поодаль и поглядывал на Родригиша — тот стоял на берегу реки, всматриваясь в спокойную темную воду, которая несла свои грезы к самым границам обитаемого мира.

— Идите присядьте с нами, полковник. И расскажите, что вы такое придумали.

Родригиш продолжал стоять в тени и отвечал, не оборачиваясь, безапелляционным тоном:

— Нет. Потом расскажу. Сначала мне надо подумать, взвесить все обстоятельства. И осмотреть скалу, чтобы найти самый удобный путь для рояля.

Амазон не настаивал:

— Как хотите.

И пока Мендис помогал полковнику обследовать буквально каждый сантиметр стены, музыкант присоединился к Сервезе и, усевшись поудобнее под деревом, вытащил из футляра сигару и не торопясь закурил. Он понимал, что Родригиш, несмотря на усталость, до самого вечера больше ни разу не присядет. И что с той минуты, как на их пути осталось последнее препятствие, полковник не даст себе ни минуты передышки.

Сам Амазон чувствовал себя совершенно вымотанным и задавался вопросом, есть ли во всем этом хоть какой-то смысл. Стоит ли какой-то сон и белый рояль таких усилий? Все были изнурены до предела, выбивались из сил, джунгли превратились для них в ловушку, из которой нет выхода, и с каждым днем у них оставалось все меньше и меньше шансов из нее выбраться. Измученный усталостью, он прикрыл глаза и стал перебирать обстоятельства, из-за которых они оказались здесь.

Он думал о великих искателях приключений, которых знала Амазония. Обо всех, кто оставил свой след на этой земле, обо всех, кто вышел и не вышел отсюда живым, кто присутствовал здесь во плоти или бесплотной тенью, обо всех жизнях, положенных на то, чтобы в здешних краях стало чуть светлее. Он думал одновременно и о Кармен, о ее предсказании. О безумии, которое его сюда привело, и о наивной надежде подарить ей хоть немного счастья.

— Боже! Если бы я мог увидеть ее снова хоть на мгновение, я был бы самым счастливым человеком на свете.

Амазон произнес эти слова вслух и довольно отчетливо. Удивленный Сервеза спросил:

— Что с тобой, Амазон?

Музыкант с трудом оторвался от своих мыслей, причудливо переплетавшихся, как золотые нити в одеянии инков.

— Ничего, — ответил он. — Просто думал о том сне, что рассказывал Мендис.

— И что?

Долгое молчание.

— Я хотел бы, чтобы мне тоже приснился такой сон.

Через несколько часов из леса вернулись индейцы с лианами.

— Час уже не ранний, — заметил полковник. — Пожалуй, пора приступать.

Мендис как будто не слышал.

— Давайте завтра. Утром и возьмемся за дело. Сегодня все мы хорошо поработали и можем, наконец, хорошенько выспаться.

Родригиш в ответ пробурчал:

— Слушай, индеец, мы все забрались сюда из-за тебя и твоего чертова сна. Так что лучше помалкивай и делай, что тебе говорят. Я не собираюсь задерживаться здесь ни одного лишнего дня.

Мендис не стал спорить, и все принялись за работу.

Для начала полковник велел им сплести один канат, который на конце разделялся бы на четыре стропы. Он ругал всех на чем свет стоит:

— Хватит бездельничать и зевать по сторонам! Рояль надо поднять наверх до темноты!

Оторопевший Сервеза подошел к нему и спросил:

— Да что вы собираетесь делать?

По глазам полковника было видно, что он снова во власти душевного недуга, и он отвечал только:

— Не задавай лишних вопросов, лучше помогай!

Он обернулся к индейцам, щелкнул для убедительности своим хлыстом и приказал:

— Эй вы, снимите с повозки колеса и закрепите стропы на осях.

Мендис показал им, как это сделать, и вскоре работа была закончена. Полковник велел приделать с одной стороны повозки круглые чурбаки, чтобы она лучше скользила по скале.

— Ну вот, — сказал Мендис, когда это поручение было выполнено. — Что делать дальше?

Тут полковник взорвался:

— О господи! Неужели не догадаться? Теперь всего и осталось, что поднять второй конец каната на скалу. Выбери восемь человек половчее, дай им канат, и забирайтесь за мной наверх.

Полковник указал на скалистый выступ, нависший высоко над их головами. Не тратя времени даром, он начал рискованное восхождение, огибая уступ слева, потому что только с этой стороны можно было хоть как-то забраться. Он лез, цепляясь за кусты и кряхтя.

Чтобы преодолеть всю стену снизу доверху и взобраться на скалу, ему понадобилось больше четверти часа. Мендис и восемь индейцев, которых он выбрал за крепкое сложение и ловкость, поднимались за ним следом и тащили плетеный канат.

Добравшись до верха водопада, они увидели простиравшиеся до самого горизонта джунгли. Внизу, у озера, намытого падающей водой, белел рояль — словно белая точка среди зелени. Немного переведя дух, индейцы закрепили канат вокруг дерева и подошли к полковнику, который стоял на скальном выступе.

— Теперь, — сообщил Родригиш, — будем делать лебедку.

— Лебедку? — удивился Мендис. — Как? И из чего?

— Мы сделаем вот что. — И полковник объяснил им свой план.

— С этого выступа будет удобно поднять рояль. Место просто идеальное. А что до тяжести, так на то и лебедка.

Скрупулезно следуя техническим указаниям полковника, индейцы вырубили бревно, которое должно было стать главной частью подъемника, и с обоих его торцов крест-накрест прикрепили ветви. Потом, не дав себе ни минуты передышки, воткнули в землю стволы, связанные наискось, на манер андреевского креста, — они послужат опорой для бревна, на которое будет наматываться канат.

— Ну вот, теперь осталось привести подъемник в движение, и канат начнет наматываться на бревно, поднимая рояль над землей. С такой системой подвески платформа будет идти ровно. На всякий случай пусть Амазон поднимается вместе с роялем и проследит, чтобы рояль при подъеме не терся о скалу.

— А кто будет крутить подъемник? — спросил Мендис.

— С каждой стороны по четыре индейца. Должно хватить. Сервеза пусть остается внизу, он будет командовать подъемом и крикнет нам, если что-то пойдет не так.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — сказал Мендис.

— В любом случае это единственный способ, — пробурчал Родригиш.

За это время под водопадом Амазон, Сервеза и двое оставшихся индейцев перекатили на круглых бревнышках платформу с роялем и поставили ее в точности под скалистым выступом, всего в нескольких метрах от воды.

— Можно начинать, полковник, — крикнул Сервеза, возводя глаза к небу.

Музыкант поднялся на платформу: он будет следить за тем, чтобы рояль стоял на ней ровно и не ободрался о выступы скальной стены.

Наверху индейцы начали крутить подъемник, и канат понемногу стал накручиваться вокруг бревна.

— Как дела наверху? — крикнул Сервеза.

В ответ донесся недовольный голос полковника:

— Пока нормально. Но будет лучше, если Амазон сыграет нам что-нибудь для поднятия настроения.

— С удовольствием, — отозвался музыкант. — Но только я буду играть джаз.

— Конечно, джаз, что же еще?

В тот день Амазон Стейнвей играл джаз в амазонских джунглях так, будто давал концерт в самом красивом и самом высоком соборе мира. Только этот собор был живой, с витражами, сплетенными из солнечных лучей, а музыка возносилась выше облаков, поднимаясь прямо к Богу.

По мере того как джазовые аккорды взлетали ввысь, платформа понемногу, рывками ползла вдоль скалы. Восемь индейцев разом наваливались на крестовины, и бревно — вал подъемника — нехотя вращалось. Один оборот, второй, вот наконец третий — они остановились на несколько секунд, чтобы перевести дух. По венам, набухшим у них на руках, и багровым лицам было видно, как им нелегко. Подъемник, конечно, упрощал задачу, но все равно им было невероятно трудно. Во-первых, из-за тяжести рояля, к которой добавился еще вес платформы и Амазона, а во-вторых, из-за того, что скала была не отвесная, она поднималась под небольшим уклоном, платформа терлась о каменную стену, и это сильно осложняло подъем. И все же, несмотря на все трудности, рояль поднимался в воздух. А Амазон Стейнвей невозмутимо играл. Он уже и сам не знал, ради кого решился на это безумное предприятие — играть джаз, поднимаясь по скале у самого водопада, — ради Кармен, индейцев или себя самого, — он просто погрузился в игру и получалось у него восхитительно. Он думал о том, как попадет в Эсмеральду и каково же будет удивление местных жителей, когда он в окружении спутников проедет по деревне, не переставая играть на рояле. Он уже решил, что не прекратит играть даже там, наверху, даже когда окажется над водопадом. Эта мысль согревала ему душу, и он не собирался от нее отказываться. Даже если полковник и Сервеза будут против, а Мендис с индейцами возненавидят его на веки вечные, он все равно не покинет платформы, пока не доберется до конечной точки своего путешествия. И не окажется там, куда, собственно, рояль и должен был попасть. В деревне Эсмеральда.