Сэмюэль Беккет - Как есть

один в грязи да в темноте да точно да с одышкой да кто-нибудь меня слышит нет никто меня не слышит нет иногда шепчу да когда замирает одышка да не в другие моменты нет в грязи да в грязь да я да мой собственный голос да не чужой нет только мой да точно да когда замирает одышка да время от времени несколько слов да несколько обрывков да которых никто не слышит да но все меньше и меньше нет ответа ВСЕ МЕНЬШЕ И МЕНЬШЕ да

значит все может перемениться нет ответа кончиться нет ответа я могу задохнуться нет ответа утонуть исчезнуть нет ответа больше не засорять собою грязь нет ответа темноту нет ответа больше не нарушать тишину нет ответа сдохнуть нет ответа СДОХНУТЬ вопли Я МОГУ СДОХНУТЬ вопли Я СДОХНУ вопли ладно

ладно ладно конец третьей части и последней вот как было конец цитаты после Пима как есть

…бу-бу-бу со всех сторон… — ср. в «Безымянном»: «Не лучше ли просто повторять, скажем, „ба-ба-ба“, ожидая, пока выяснится истинная функция этого почтенного органа?»

…недосказана недопонята надонайдена недошёптана… — Через двадцать лет Беккетом будет написан текст под названием «Недовидено недосказано».

…мешок единственное достояние… — ср. в пьесе «Счастливые дни»: «На худой конец у меня есть сумка. (Поворачивается к ней.) Есть и будет (Лицом к залу.) Надеюсь, что будет (Пауза.)».

…каждой крысе… — Мыши и особенно крысы герою писателя очень симпатичны: В «судорожность» бега, присущая им, находит своё соответствие не только в манере передвижения беккетовского персонажа, но и в том, каким образом он изъясняется («речевые конвульсии»). В романе «Уотт» Сэм и Уотт кормят водяных крыс прямо с рук, в их присутствии они чувствуют себя ближе всего к Богу. Последнее не должно удивлять: крыса — это материализация бесформенного, а Бог Беккета — Бог абсурдный, аморфный.

[Расцвет (нем.) — Примеч. сост.]

…она вновь берётся за рукоделие… — Этот образ навеян воспоминаниями о том послевоенном времен. Когда жена Беккета, Сюзанна Дешево-Дюменль, была вынуждена заниматься рукоделием, чтобы прокормить себя и мужа.

…на этот раз… — Так называется пьеса, написанная по-английски в 1974 году.

…ламе снится самопогружение лама альпага… — игра слов: в первом случае имеется в виду монаху буддистов-ламаистов; во втором — животное.

…мёртвая голова… — В 1967 году вышел в свет сборник прозаических текстов, озаглавленный «Мёртвые головы» (дополненное издание в 1972 году).

…свидетель… вся поверхность моя залита светом его ламп… помощник записывает в реестр… — Можно предположить, что «свидетель» здесь — это Бог, глаза которого неотрывно следят за персонажем. В пьесе «Катастрофа» (1982), посвящённой Вацлаву Гавелу, Беккет выводит на сцену Режиссёра, его Помощника, записывающего указания в блокнот, и Протагониста, молчаливая фигура которого является в течение всей пьесы объектом манипуляции. Важно, что Протагонист почти не реагирует ни на слова Режиссёра, ни на свет, который направляет на него осветитель Люк, пребывающий за сценой. Так герой последних беккетовских текстов ускользает от своего «свидетеля». Более того, потоки бессвязных слов больше не захлёстывают его, и эта абсолютная немота служит опровержением высказанного в «Фильме» (так называется сценарий немого фильма) утверждения, что «человек, избавленный от любого внешнего восприятия, какую бы природу оно не имело: животную, человеческую, божественную, — продолжает воспринимать себя самого». Протагонист не является больше ни свидетелем кого-то другого, ни тем, кого «свидетельствуют», ни «свидетелем себя самого». Это становится возможным за счёт превращения его в абстрактную, почти бесплотную фигуру, в визуальный образ, растворяющийся в пустоте. То же самое происходит и в «Недовидено недосказано», но здесь в отличие от «Катастрофы» автор, если и выступает в роли режиссёра, то такого, который не вмешивается в ход действия.

…тяни толкай…отдых…пятнадцать метров… — ср. в «Моллое»: «[…] тот, кто движется моим способом, на животе, как пресмыкающееся, приступает к отдыху в то самое мгновение, как только принял решение отдохнуть, и даже само движение его воспринимается как разновидность отдыха по сравнению с другими движениям, я говорю, разумеется, о тех, от которых я уставал. Так вот двигался я вперёд по лесу, медленно, но с несомненной регулярностью и покрывал свои пятнадцать шагов изо дня в день, изо дня в день, особенно не надрываясь».

…как было до Пима при Пиме…как стало теперь после Пима… — Рассказчик оказывается в лабиринте Хроноса, в котором настоящее «вбирает» в себя и прошлое, и будущее.

Белаква — Персонаж Предчстилища. «Один сидел как бы совсем без сил:/ Руками он обвил свои колени / и голову меж ними уронил» (Данте Алигьери. Божественная комедия // Данте Алигьери. Новая жизнь. Божественная комедия. М., 1967. С. 241).

…проглотить грязь… — Когда герой поедает грязь, он тем самым причащается глубинной бесформенности мира.

…однажды она уйдёт на своих четырёх пальцах… — ср. в романе Сартра «Тошнота», главный герой которого, Антуан Рокантен, разглядывает кисть своей руки: «Я вижу кисть своей руки. Она разлеглась на столе. Она живёт — это я. Она раскрылась, пальцы разогнулись и торчат. Рука лежит на спине. Она демонстрирует мне своё жирное брюхо. Она похожа на опрокинувшегося на спину зверька. Пальцы — это лапы. Забавы ради я быстро перебираю ими — это лапки опрокинувшегося на спину краба. Вот краб сдох, лапки скрючились, сошлись на брюхе моей кисти. Я вижу ногти — единственную часть меня самого, которая не живёт. А впрочем. Моя кисть перевернулась, улеглась ничком, теперь она показывает мне свою спину. Серебристую, слегка поблескивающую спину — точь-в-точь рыба, если бы не рыжие волоски у основания фаланг. Я ощущаю свою кисть. Два зверька, шевелящиеся на концах моих рук, — это я» (Сартр Ж. — П. Тошнота / Сартр Ж. — П. Стена. М., 1992. С. 104).

…белые пятна ягнята жмущиеся к матерям… — ср. В «Недовидено недосказано»: «Нужны были ягнята. Так или иначе. На песчаной равнине это было бы в самый раз. Ягнята бы выбелили равнину». В обоих текстах ягнята перестают быть материальными объектами и превращаются в цветовые пятна. Ягнёнок-агнец из символа Христа становится чистым объектом изображения.

…как у Мальбранша… — Николя Мальбранш (1938–1715) — французский философ, представитель окказионализма. Согласно Мальбраншу, с помощью чувств человек не может познать существа вещей. Достоверность обеспечивают только законы чистого мышления, которые содержатся в математических понятиях и в необходимости которых проявляется Бог. Бог оказывает влияние на всё и всюду.

…в царстве мёртвых я наконец увижу свой пуп там дуновение… — В соответствии с некоторыми восточными представлениями, в низу живота, чуть ниже пупа, находится магическая точка — средоточие жизни. При медитации нужно пристально смотреть в эту точку.

…в грязном низу живота я увидел… в подтверждение правоты Гераклита Тёмного в самой выси горней лазури… — Гераклит Эфесский (ок. 544–483 до н. э.) — древнегреческий философ, за глубокомыслие своего учения прозванный «Тёмным». По Гераклиту, мир не создан ни богами, ни людьми, но вечно существует в виде огня, закономерно воспламеняющегося и закономерно угасающего. Из божественного первоогня путём раскола и деления произошло множество вещей («путь вниз»); согласие и мир ведут к оцепенению, которое вновь превращается в единство первоогня. Мир — вечное движение вверх и вниз, добро есть зло, и зло есть добро, во всём объединены противоположности, за которыми скрывается гармония.

…талия где твой зелёный плющ… — Одна из греческих муз, покровительница комедии, изображалась с комической маской в руках и венком из плюща на голове