Иэн Макьюэн - Утешение странников

Какое-то время все продолжалось в том же духе. Тело мое было покрыто синяками, порезами, рубцами. Три ребра треснули. Роберт вышиб мне зуб. Я сломала палец. Я не решалась показаться на глаза родителям, и, как только дед Роберта умер, мы перебрались сюда. Для друзей Роберта я была всего лишь очередная баба, которую бьет муж, — собственно, никем другим я и не была. Никто не придавал этому значения. В тех местах, где Роберт выпивал, ему это даже придавало определенный статус. Когда я надолго оставалась одна, когда мне случалось встречаться с обычными людьми, которые были заняты самыми обыденными вещами, полное безумие того, что мы творим, плюс моя собственная безропотность ужасали меня. Из раза в раз я пыталась убедить себя в том, что мне нужно уехать. Но как только мы оказывались вдвоем, то, что казалось безумием, опять становилось неизбежным и даже логичным. Ни он, ни я не в силах были этому противиться. Довольно часто я сама выступала в роли инициатора, хотя долго уговаривать его мне не приходилось. Роберт только и ждал возможности сделать из меня отбивную. Мы дошли до той точки, к которой стремились все это время. Однажды ночью Роберт признался, что по-настоящему мечтает об одной-единственной вещи. Ему хотелось убить меня, пока мы занимаемся сексом.

Он говорил совершенно серьезно. Помнится, на следующий день мы отправились в ресторан и попытались свести все к шутке. Но идея витала в воздухе. И поскольку сама возможность этого убийства отныне постоянно витала в воздухе, мы занимались любовью отчаянно, как никогда в жизни.

Однажды Роберт пил весь вечер напролет и пришел домой, когда я уже засыпала. Он лег в постель и взял меня сзади. Он шептал, что сейчас убьет меня, но он и раньше много раз такое говорил. Но потом он захватил мою шею локтем и начал давить мне на поясницу. И при этом тянул голову назад, на себя. Я потеряла сознание от боли, и последняя моя мысль была: вот сейчас все и кончится. Обратной дороги нет. И конечно же, я хотела, чтобы он меня уничтожил.

Он сломал мне позвоночник, и я несколько месяцев пролежала в больнице. Теперь я никогда не смогу ходить правильно, отчасти из-за некомпетентности тамошнего хирурга, хотя другие специалисты в один голос говорят, что врач прекрасно справился со своей работой. Рука руку моет. Я не могу наклоняться, у меня боли в ногах и в тазобедренном суставе. Мне очень трудно спускаться по лестнице, а подняться я вообще не в состоянии. Забавно, что единственная поза, в которой мне удобно, — лежа на спине. К тому времени, как я выписалась из больницы, Роберт купил бар на деньги, оставшиеся от деда, и дела сразу пошли в гору. На этой неделе он продал бар управляющему. Когда я выписалась, мы договорились, что с этой поры будем вести себя разумно. То, что случилось, потрясло нас. Роберт всю свою энергию вкладывал в бар, я по нескольку часов в день проводила дома с психотерапевтом. Но, само собой, забыть о том, через что мы прошли, было никак не возможно — и отказаться от продолжения тоже. Мы остались прежними людьми, и эта идея, в смысле — идея смерти, не могла исчезнуть просто потому, что мы так решили. Мы больше не говорили об этом, говорить об этом было нельзя, но она давала о себе знать иными способами. Когда психотерапевт сказал, что я уже достаточно окрепла, я вышла в город, одна, просто чтобы побродить по улицам и почувствовать себя обычным человеком. Вернувшись, я обнаружила, что не могу подняться по лестнице. Как только я переносила весь вес на одну ногу и пыталась оттолкнуться, меня словно электрошоком пронизывал приступ невыносимой боли. Я осталась во дворе дожидаться Роберта. Он пришел и сказал, что я сама виновата, что ушла, не спросив у него разрешения. Он вел себя как маленький мальчик. Он таки не помог мне подняться по лестнице и не позволил никому из соседей даже близко ко мне подойти. Вы не поверите, но мне пришлось остаться во дворе на всю ночь. Я села на пороге и попыталась уснуть, и всю ночь мне казалось, что я слышу, как люди храпят в своих спальнях. Утром Роберт отнес меня вверх на руках, и в первый раз после того, как я выписалась из больницы, мы занялись сексом.

Я сделалась заключенной — в буквальном смысле слова. Я в любое время могла уйти из дома, но вот попасть обратно было куда труднее, и в конце концов я сдалась. Роберт платил соседке, чтобы она покупала для нас все необходимое, и за четыре года я фактически и шагу не сделала за порог. Я стала кем-то вроде сторожа при фамильных ценностях, при маленьком музее Роберта. Он помешан на отце и деде. А еще я разбила здесь вот этот садик. Я часто бываю одна. И это вовсе не так уж и скверно. — Кэролайн оборвала сама себя на полуслове и внимательно посмотрела на Мэри. — Вы поняли все, что я вам сказала?

Мэри кивнула, и выражение лица у Кэролайн стало мягче.

— Вот и хорошо. Очень важно, чтобы вы точно поняли все, что я вам сейчас сказала.

Она перебирала пальцами большие глянцевитые листья какого-то цветка, растущего в подвесном ящичке на балконных перилах. Оборвав мертвый лист, она бросила его вниз, во двор.

— Ну а теперь… — начала она, но фразу так и не закончила.

Солнце закатилось за крышу, у них за спиной. Мэри зябко поежилась и подавила зевок.

— Я вас не утомила, — сказала Кэролайн. Это было скорее утверждение, чем вопрос.

Мэри сказала, что не устала ничуть, и принялась объяснять, что из-за долгого заплыва, сна на самом солнцепеке и плотного ресторанного обеда ее клонит в сон. А потом, поскольку Кэролайн смотрела на нее все так же внимательно и выжидающе, добавила:

— И что теперь? Поездка домой поможет вам стать более независимой?

Кэролайн покачала головой:

— Мы вам об этом расскажем, когда вернутся Роберт и Колин.

Она принялась расспрашивать Мэри о Колине, причем часть вопросов она уже задавала раньше. Нравится ли он детям Мэри? А к ним он проявляет какой-то особый интерес? Знаком ли Колин с ее бывшим мужем? Мэри отвечала кратко и вежливо, и Кэролайн кивала, как будто ставила в списке галочку.

Когда ни с того ни с сего она вдруг задала вопрос о том, приходилось ли им с Колином делать «странные вещи», Мэри добродушно улыбнулась в ответ:

— Извините. Мы люди обычные. Вам придется это принять на веру.

Кэролайн замолчала, уставившись в пол. Мэри наклонилась вперед и дотронулась до ее руки.

— Я не хотела вас обидеть. Мы с вами не настолько близко знакомы. Вы хотел и мне что-то рассказать, вы рассказали, и это было правильно. Я же не пыталась ничего из вас вытянуть.

Рука Мэри несколько секунд лежала на руке Кэролайн: едва заметное пожатие.

Кэролайн закрыла глаза. Потом схватила Мэри за руку и встала, быстро, как только могла.

— Я хочу кое-что показать вам, — сказала она.

Мэри тоже поднялась со стула, отчасти для того, чтобы помочь Кэролайн подняться.

— Это не Колин там стоит? — спросила она, указав на одинокую фигурку на пирсе, едва заметную сквозь верхние ветви дерева.

Кэролайн взглянула в ту же сторону и пожала плечами:

— Я без очков ничего не вижу на таком расстоянии.

По-прежнему держа Мэри за руку, она уже поворачивалась к двери.

Они прошли сквозь кухню в полутемную спальню — окна закрыты ставнями. Судя по рассказу Кэролайн, эти стены многое повидали, но в комнате было довольно пусто, ничего необычного. Так же как и в гостевой спальне на противоположном конце галереи, филенчатая дверь вела в выложенную кафелем ванную. Кровать была большая, ни изголовья, ни подушек, и покрыта бледно-зеленым, гладким на ощупь покрывалом.

Мэри присела на краешек кровати.

— Ноги у меня болят, — сказала она, обращаясь скорее к себе самой, нежели к Кэролайн, которая как раз открывала ставни.

Комнату заполнил мягкий вечерний свет, и Мэри вдруг заметила, что на ближней к окну стене, на стене у нее за спиной, во всю длину кровати висел широкий, обитый сукном щит, сплошь покрытый множеством фотографий, прикрепленных одна поверх другой, как в коллаже, по большей части черно-белых плюс несколько цветных, сделанных «Поляроидом», — и на каждой был Колин.

Мэри подвинулась на кровати, чтобы лучше видеть, а Кэролайн подошла и тоже села рядом.

— Он такой красивый, — тихо сказала она. — Роберт увидел вас обоих совершенно случайно, в тот день, когда вы приехали.

Она указала на фотографию Колина с чемоданом под ногами и с картой города в руках. Он говорил через плечо с кем-то, кто остался за кадром, может быть, с Мэри.

— Мы оба решили, что он очень красивый. — Кэролайн обняла Мэри за плечи. — Роберт в тот день сделал много снимков, но первым я увидела именно этот. Я никогда его не забуду. Только что оторвал взгляд от карты. А потом, чем больше снимков он приносил домой. — Кэролайн обвела рукой весь щит, — тем ближе мы с ним становились, совсем как раньше. Это я придумала повесить их здесь, чтобы мы могли видеть их все сразу. Бывало, мы лежали здесь до самого утра и строили планы. Вы не поверите, сколько всего нам пришлось придумать.