Шмуэль-Йосеф Агнон - Рассказы

84

Четыре пяди — еще бы не отмерить 4 пяди Земли Израильской, сказал р. Иоханан: всяк, кто пройдет четыре пяди Земли Израильской, заслужит себе долю в Царствии Грядущем.

Поминальный год — после смерти отца, когда сыновья читают по нем каждый день поминальную молитву «кадиш».

Господа — Пс. 24:1.

А землю — Пс. 115:16.

Султан, Аллахи т. д. — звучат совершенно по-иностранному для русского уха, но не так обстоит дело с ивритским читателем, для которого «султан» это «шалит» («салит»), «аллах» — «элоха» и т. д. Точным эквивалентом была бы транслитерация речи поляка в русском тексте: круль, Буг — хоть и не по-русски, но вполне понятно. Вот оно, еще одно достоинство Страны Израиля в ней народ Израиля и по языку вписывается в среду окружающих народов.

Хайбар — горы в Хиджазе в 150 км от Медины, где жило вольное еврейское племя. Из этого племени пророк Мухаммад взял себе жену Сафию, и с ее родней заключил он союз и завет. Преемники Мухаммада нарушили завет и изгнали евреев из Хайбара и из Хиджаза вообще.

День короток — р. Тарфон сказал: «День короток, работа велика, работники ленивы, плата обильна, и хозяин подгоняет» (Поучения Отцов 20).

…не все понял… — воевода не понял мистического ответа рассказчика. По словам воеводы, не тем евреям, что сейчас в Стране Израиля, владеть ею, но лишь тем, что исполняют все заповеди и др. — евреям хайбара. Рассказчик отвечает ему: в наших посадках есть не только материя, но и магия, не уступающая магии сынов Хайбара.

Свет Торы — рассказ напоминает христианские легенды о святых покровителях воров и т. д. По средневековой христианской логике, у каждого ремесла был свой покровитель, а значит, был такой покровитель и у воров. По еврейской логике, свет Торы сияет всему миру, весь мир стоит на Торе, и даже рейды контрабандистов удаются благодаря ее свету Все же подобных легенд у правоверных евреев практически не было — до саббатианства. Саббатианство — в особенности после отступничества Саббатая Цви — стало на путь оправдания и освящения греха, «спасения через грех», и вот по какой причине. Мессии, по еврейской традиции, следует избавить (спасти) народ Израиля, а через него и все человечество. Мессия, конечно, должен быть победителем, а не побежденным. Когда прямые мессианские чаяния последователей мессий не оправдывались, появлялись теории, превращавшие их поражение в победу, в апогей их пути. Так, в христианстве (мессианстве Иисуса) распятие превратилось в спасение и искупление всего человечества. В саббатианстве (мессианстве Саббатая) таким центральным событием стало отступничество Мессии. Что бы оправдать этот тяжелый грех своего Мессии, саббатианцы утверждали, что грех свят сам по себе, Саббатианство, во многом сходное с гностическими сектами первых веков христианства, так и не вышло за пределы еврейского народа и осталось малой сектой, видимо существующей в остаточной Форме и поныне в Турции. Но саббатианство породило хасидизм; как было доказано проф. Шолемом, именно из сочинений скрытых саббатианцев хасиды черпали свои идеи. Поэтому данный рассказ можно понимать и на саббатианский лад: Тора и Учение оказываются мистически связанными с преступлением. В отличие от «Клинка Добуша» в этом рассказе святой не противостоит, но способствует (хоть и не ведая) разбойникам. Эта антиномичность ситуации заставляет выделить данный рассказ с его саббатианским оттенком и поставить его вместе с рассказом «Правые стези», в котором прямо появляется другой еврейский мессия — Иисус.

Правые стези — Пс. 23:3. Появление этого рассказа сопровождалось ожиданным скандалом, который лучше всего сравнить с анафемой Толстому. Обскуранты напали на Агнона с упреками чуть ли не в отступничестве. Главный раввин Израиля р. Герцог написал Агнону письмо с просьбой уничтожить или спрятать этот рассказ. Особенно усердствовал приближенный р. Герцога, «раввин доктор» Гаркави, ведший длительную кампанию против Агнона. Каждое прижизненное переиздание этого рассказа вызывало бурную реакцию Гаркави, о котором Агнон сказал: «не доктор и не раввин, а мерзость и мерзавец». Но Гаркави сделал все же одно доброе дело — после смерти Агнона он не дал ортодоксальным апологетам скрыть основной мотив рассказа. Сама тема Иисуса так пугает и по сей день евреев, что многие литературоведы попытались убедить себя и других, что ничего христианского тут нет. По одной версии, рассказ — аллегория о декларации Бальфура и отторжении Заиорданья, подругой — герой рассказа Илия-пророк, по третьей, герой — Иисус, но рассказ антихристианский и т. д.

Конечно, это не так. Данный рассказ — лишь самый явный свидетель странного романа Агнона с Иисусом, романа, следы которого видны и в первом рассказе, и в последней повести настоящего сборника.

Уксус — Уксус, сын Вина — обычное в еврейской словесности прозвище убогого сына достойных родителей, еще чаще — как символ духовно обнищавшего поколения. «Отцы все протратили» — говорится и в начале романа Агнона «Вчера, третьего дня». Затем выясняется, что они протратили веру, надежду, любовь и софию.

Пять дней недели — если работал пять дней и шестым выходила суббота, то, значит, он отдыхал в воскресенье и работал в субботу.

…могила в прахе ее… — казалось бы, этот старик — брат-близнец старика в «Прахе Земли Израиля», но читателю быстро станет ясно, что этот старик мечтал не о подлинной земле Израиля, но о ее небесной сестре.

Тот Человек — даже имени не названо. Когда была наложена анафема на мессию Саббатая Цви, в проклятии говорилось: пусть не упоминают его ни злым словом, ни добрым. Здесь речь идет о более раннем мессии — об Иисусе из Назарета. Он назван Тем Человеком и в Талмуде: «Есть ли у Того Человека доля в Царствии Грядущем?» Травма раскола, отказа от универсальности, обвинения в богоубийстве и по сей день ощутима у евреев, и неудивительно, что и в этом рассказе Иисус не называется по имени. Эта неназываемость позволяет идентифицировать его с безымянным героем повести «В сердцевине морей».

Паутина — никто, кроме него, не бросал, — отмечает один исследователь. Другое объяснение предлагает нам притча Кафки «Закон» — это были врата (кружка у Агнона), специально предназначенные для героя. Понятно, что кружка и монеты — это символ исполнения христианских заповедей: старик не праздновал субботу, но воскресенье и все, что было у него (силы душевные), отдавал Иисусу (представленному в самой неприемлемой для еврея-иконоборца форме).

…исчезла улыбка… — русскому читателю вспомнится преображение кота Бегемота.

Холодный камень: одни видят в этом иконоборчество Агнона, другие выпад против церкви, а можно увидеть и обычный сказочный мотив: чудеса свершаются, пока герой не усомнится в чудотворце.

…ангелы несут… — финал рассказа аналогичен (с виду) финалу 1 — и части «Фауста». Старик грешил против Закона Моисея, он жил как христианин, все отдавал Иисусу. «Погибла!» — «Спасена!». В отличие от Гете, старика спасает его «погубитель» (с точки зрения ортодоксального иудаизма) — Иисус.

Образ человека — не совсем ясно, кого несли ангелы и кто погребен в Иерусалиме. По смыслу — старика, но слова «образ человека» были применены несколькими строками выше к Иисусу. Уж нет ли в этом намека на возврат Иисуса, описанный в последней повести?

…Схоронили… — для читавшего «Прах Земли Израиля» уже ясно, что больших спасений от Агнона ожидать не приходится. Но здесь Земля Израиля выступает почти как аллегория Царствия Небесного. Старик спасся. Что это значит? Иисус спасает? Простота спасает? Постоянство спасает? Или спасение так невелико: погребение без талита в сухой земле, — что любая вера спасает?