Матиас Мальзьё - Механика сердца

И с налета решаюсь заговорить, даже не представляя, чем это кончится:

— Вы по-прежнему не носите очки, да?

— Верно, только мне не очень нравится, когда над этим подшучивают, — отвечает она с кроткой улыбкой.

— Я знаю…

— Откуда вы знаете?

«Я знаю, что мы поссорились из-за Джо и из-за моей ревности; знаю, что вышвырнул свое сердце на помойку, потому что не умел тебя любить; знаю, что хочу все начать сначала и научиться любить тебя как надо, потому что люблю тебя больше всего на свете». Вот что мне следовало сказать ей. Слова теснятся у меня в голове, рвутся с языка, но не вылетают наружу. Вместо этого я смущенно покашливаю.

— Почему вы ходите по улице в пижаме? Вы случайно не сбежали из больницы?

Она говорит со мной так деликатно, словно перед ней дряхлый старик.

— Нет, не сбежал, а вышел… Вышел после очень тяжелой болезни…

— Ну, что ж, теперь вам бы нужно подыскать себе одежду, сеньор!

И мы улыбаемся друг другу совсем как прежде. На минуту мне кажется, что она меня узнала, — по крайней мере, я начинаю втайне уповать на это. Мы прощаемся — «До скорого!» — и я иду обратно, в мастерскую Мельеса, лелея в душе робкую надежду.

— Не медлите, откройтесь ей поскорее! — убеждает меня медсестра.

— Подожду еще немного, мне надо заново привыкнуть к ней.

— И все же не тяните с этим… Однажды вы уже потеряли ее, скрыв свое прошлое! Что будет, если, обняв вас, она обнаружит в вашей груди новые часы? Кстати, вам бы не хотелось, чтобы я их удалила — раз и навсегда?

— Да, мы обязательно это сделаем. Только чуть позже, когда я совсем оправлюсь, ладно?

— Но вы уже оправились… Давайте я пока хотя бы подстригу вам волосы и сбрею эту дремучую бороду!

— Нет-нет, не все сразу! А вот не найдете ли вы мне какой-нибудь старый костюм Мельеса, который ему уже не нужен?

Время от времени я прихожу на свой излюбленный пост неподалеку от «Поезда призраков». Таким образом мы с ней встречаемся как бы случайно. Между нами возникает нечто вроде сообщничества, настолько похожего на прежнюю близость, что временами, когда я весело улыбаюсь, меня душат слезы. Случаются минуты странного молчания, и я думаю: наверное, она уже все поняла, просто ничего не говорит. Впрочем, это на нее совсем не похоже.

Я стараюсь не раздражать Мисс Акацию. Вот они — уроки, которые я извлек из своей первой любовной неудачи. У меня еще сохранилась старая привычка идти напролом, однако теперь боль обуздывает или, во всяком случае, смягчает мой нетерпеливый нрав.

Я чувствую, что снова начинаю лукавить, но короткие мгновения встреч с Мисс Акацией, под моей новой маской, дарят мне столько счастья! При мысли, что я могу лишиться этого, у меня все сводит внутри.

Наше тайное знакомство длится уже больше двух месяцев, а Джо как будто ничего не замечает. Теперь мне жмут даже башмаки Мельеса. Что же до его костюма, он выглядит на мне так, словно я бродил в нем по воде, ловя креветок, и он скукожился вконец. Жеанна — так зовут медсестру — считает все эти метаморфозы следствием моей долгой комы. Кости, сжатые наподобие пружин в течение трех лет, теперь пытаются наверстать упущенное. Даже лицо и то изменилось — расширился подбородок, резче выступили скулы.

— А вот и он опять, наш кроманьонец в своем новеньком наряде! — бросает при встрече со мной Мисс Акация. — Нам бы еще парикмахера, и мы приобрели бы совсем цивилизованный вид, — добавляет она сегодня.

— Если вы будете дразнить меня кроманьонцем, я вообще откажусь сбривать бороду.

Это у меня вырвалось как-то невольно. Мельес наверняка шепнул бы мне: «Dragando piano!»[18]

— Даже если вы ее сбреете, я все равно буду звать вас кроманьонцем, нравится вам это или нет…

Ну, вот мы и вернулись наконец к прежним опасным минутам перепалок. Не могу сказать, что наслаждаюсь ими, но даже и это настолько приятней, чем разлука с ней!

— Вы мне напоминаете одного бывшего возлюбленного.

— Скорее бывшего или скорее возлюбленного?

— И то и другое.

— А что, он тоже носил бороду?

— Нет, просто напускал на себя таинственность, как вы. И верил в свои бредни — вернее, он-то называл их мечтами. Мне казалось, что ему просто хотелось произвести на меня впечатление, но он и вправду верил в них.

— А может, и верил, и хотел произвести впечатление?

— Может быть… Не знаю. Он умер несколько лет назад.

— Умер?

— Да. Как раз сегодня утром я носила цветы на его могилу.

— А что, если он притворился, будто умер, чтобы произвести на вас впечатление или чтобы вы ему поверили?

— О, на такое он был вполне способен, но не стал бы ждать три года, чтобы вернуться.

— От чего же он умер?

— А вот это для всех загадка. Одни будто бы видели, как его сбросила взбесившаяся лошадь, другие говорят, что он погиб в пожаре, который сам же нечаянно и устроил. А я думаю, он умер от приступа ярости после нашей последней ссоры — ужасной ссоры. Но одно несомненно: раз он погребен, значит, умер. Будь он жив, он сейчас находился бы здесь. Со мной.

Призрак, укрывшийся за своей бородой, — вот кто я такой.

— Наверное, он слишком сильно вас любил.

— Слишком сильно любить нельзя!

— Значит, он плохо умел любить?

— Не знаю… А вы не находите, что выспрашивать о моем первом возлюбленном, умершем три года тому назад, не лучший способ обольщать меня?

— Может, есть какой-нибудь другой способ обольстить вас?

— Есть: не стараться меня обольстить.

— Я так и знал! Вот почему я вас и не обольщаю.

Она улыбнулась.

И тут я чуть было не признался ей, чуть не сказал всю правду. При старом сердце так бы оно и случилось, но теперь все по-другому.

И я побрел в мастерскую, чувствуя себя вампиром, который возвращается в гроб, стыдясь того, что впился в шею такой красавице.

«После этого ты уже никогда не будешь прежним», — сказал мне Мельес перед операцией.

Сожаления и угрызения совести теснятся у опасной черты. Всего несколько месяцев прошло, а мне уже опостылела эта жизнь в облегченном варианте. Выздоровление мое завершилось, и я хочу снова кинуться в пламя, сбросить свою маску — дремучую бороду и всклокоченную гриву. Я, конечно, рад, что немного подрос, но пора уже преодолеть рубеж игры в прятки, покончить с этими встречами под чужой личиной.

Нынче вечером я ложусь в постель с твердым намерением покопаться в мусорной корзине с воспоминаниями и мечтами. Хочу посмотреть, не осталось ли чего-нибудь от моего прежнего сердца, с которым я влюбился.

Мои новые часы идут почти бесшумно, но уснуть я все равно не могу. Старые ходики лежат в картонной коробке на полке. Может, если их починить, все пойдет как прежде? И не будет никакого Джо, никакого режущего грудь ножа между стрелками. И я смогу вернуться в те времена, когда любил простодушно, не строя хитроумных планов, когда бросался вперед очертя голову, не боясь разбить лоб о свои мечты. Вернуться в прошлое, когда я не знал страха, мог сесть в розовую ракету любви, не пристегнув ремни безопасности. Теперь я вырос и стал рассудительней, но отчего же мне так трудно сделать решительный шаг к той, рядом с которой всегда буду чувствовать себя десятилетним мальчишкой?! Мое старое сердце, пусть покореженное, пусть и вырванное из груди, все-таки помогало мне грезить куда более пылко, чем новое. Потому что оно было «настоящим», оно было моим. А я сломал его, как последний дурак. И в кого же я превратился? В самозванца, занявшего собственное место? В свою собственную тень?

Я достаю картонную коробку, бережно вынимаю из нее ходики и кладу на кровать. В воздух взлетает облачко пыли. Ощупываю свои прежние шестеренки, и во мне мгновенно просыпается боль или, скорее, воспоминание об этой боли. И почему-то сразу становится легче.

Еще несколько секунд — и часы начинают пощелкивать, точно скелет, который учится ходить, но тут же останавливаются. Меня охватывает нетерпеливый восторг — точно такой же, как тот, что унес меня когда-то с вершины эдинбургского холма в нежные объятия Мисс Акации. Я привязываю стрелки к циферблату двумя обрывками хлипкой веревочки.

Всю ночь я провозился со своим старым сердцем, пытаясь оживить его, но ничего не вышло — мастер из меня никудышный. Однако ближе к утру я принял решение. Пойду к той, что стала теперь великой певицей, и скажу ей всю правду. Старые ходики я уложил обратно в коробку. Хочу преподнести их Мисс Акации. На сей раз я отдам ей не только ключик, но и все сердце целиком, в надежде, что она согласится починить нашу сломанную любовь.

Я шагаю по центральной аллее «Экстраординариума» — ни дать ни взять приговоренный к смерти. По дороге встречаю Джо. Наши взгляды скрещиваются, как в дуэли героев вестерна при ускоренной съемке.

Мне больше не страшно. Впервые в жизни я ставлю себя на его место. Уже сегодня я намерен вернуть Мисс Акацию, как сделал некогда он, явившись в «Поезд призраков». Я думаю о ненависти, которую он питал ко мне в школе, когда я не мог удержаться, чтобы не говорить о ней, а он терпел адские мучения из-за разлуки с ней. Теперь этот верзила внушает мне какое-то подспудное ощущение родства. Я гляжу ему вслед до тех пор, пока он не скрывается из поля зрения.