Рю Мураками - 69

В ДЕНЬ ТРУДА в клубе рабочих собралось около пятисот учащихся старших классов. У входа стояли Отаки, Нарусима, Масугаки и прочие члены бывшего Объединенного фронта Северной школы, раздавая листовки «Отменить церемонию по поводу окончания школы!», время от времени произнося речи, водрузив на головы шлемы. Соратники Сирокуси Юдзи с напомаженными волосами стояли неподалеку со своими телками из Дзюнва, Яманотэ, коммерческого колледжа и Асахи, передавая друг другу фляжки с дешевым виски. Девчонки вырядились кто как мог: большинство в школьной униформе, но некоторые были с крашеными волосами, с маникюром, накрашенными губами, в обтягивающих или плиссированных юбках, цветастых платьях, розовых свитерах и джинсах.

Ивасэ продавал собственноручно изготовленные фотокопии своих стихов, о существовании которых никто из нас даже не подозревал, по десять иен за штуку. Чтобы посмотреть представление Нагаяма Миэ, появилась группа из индустриального училища, на этот раз без бамбуковых мечей. И хотя они принадлежали к партии «крутых», но растерялись и покраснели, когда к ним подошла девица из Яманотэ с сигаретой между наманикюренными пальцами и попыталась завести беседу. Четыре черных американских солдата спросили, можно ли им присутствовать, и я разрешил. На фестивале разрешается присутствовать всем, за исключением разве что убийц. Пришел хозяин «Four Beat», а также официантка из «Бульвара», которая принесла букет цветов для Адама. Девушки из Клуба английской драмы принесли огромное количество надувных шариков, которые теперь летали по залу. Мулат-якудза вместе с еще двумя приятелями притащили лоток, на котором разложили для продажи жареных каракатиц и яблочные пирожные.

Нагаяма Миэ появилась на сцене в лучах прожекторов в ночной сорочке поверх купальника под звуки «Третьего Бранденбургского концерта». Она схватила топор и начала рубить им доски и плакаты с изображениями премьер-министра Сато Эйсаку, Линдона Джонсона и главных ворот Токийского университета.

«Coelacanth» начали свое выступление песней «Led Zeppelin» «Whole Lotta Love». Фуку-тян, как обычно, несколько раз спел свое «Don't you know, don't you know». Первой начала танцевать Энн-Маргрет. Чтобы зрители немного расслабились во время представления, она извивалась и трясла титьками под синей блузкой. Чернокожие солдаты одобрительно свистели.

Нагаяма Миэ тоже начала танцевать, демонстрируя черные чулки. Я навел прожектора на них обеих, и яркая переливающаяся блузка своим сверканием привлекала все больше и больше людей, и когда круг танцующих расширился, некоторые воздушные шары начали лопаться. «Coelacanth» трижды сыграли одну и ту же мелодию, а в промежутках мы ставили пьесу и показывали фильм. Ивасэ стыдливо улыбался, когда на экране появлялось его лицо крупным планом. Ко мне подошел мулат-бандит и сказал, что он ничего не понимает, но при этом уходить не собирается. И вообще никто не ушел. Ангелица все это время оставалась рядом со мной. «Coelacanth» начали петь «As Tears Go By», а мы с ангелицей стояли лицом друг к другу и покачивались в такт музыке.

После вечеринки, где мы ели пампушки с мясом и громко хохотали, Адама подстроил так, чтобы мы с ангелицей смогли незаметно улизнуть и отправиться на прогулку вдоль реки. Взамен несостоявшегося ужина со стейками и вином он подарил нам прогулку вдвоем под вечерним осенним небом.

Луна отражалась на речной глади.

– Все так быстро кончилось... – сказала ангелица. – Я была не слишком плоха?

– В фильме?

– Ага. Я была смешной?

– Отнюдь...

Я хотел сказать: «Ты выглядела великолепно», но у меня так пересохло в горле, что я не мог издать ни звука. Рядом с дорожкой возле реки находился маленький парк с качелями. Мы сидели рядом на качелях, их скрип возбуждал меня сильнее, чем соло на гитаре Джимми Хенд-рикса.

– Ядзаки-сан, мне всегда казалось, что вы мне кого-то напоминаете. Сегодня я наконец поняла.

– Кого же?

– НАКАХАРА ТЮЯ.

У меня голова так шла кругом, что я не сразу смог сообразить, кто такой Накахара Тюя. Я пытался припомнить, есть ли актер с таким именем. Но мне никогда не говорили, что я похож на какого-то актера. Вдруг до меня дошло, что это был поэт, который умер очень молодым.

– Неужели...

Мое сердце готово было выскочить из груди, но я выпалил то, что уже давно намеревался сказать:

– Тебя когда-нибудь целовали? Ангелица рассмеялась. Я опустил голову и

покраснел до кончиков пальцев ног. Ангелица перестала смеяться и, глядя мне прямо в глаза, покачала головой.

– Вы удивлены? А разве все целуются? – спросила она.

– Не знаю, – только так по-дурацки и смог я ответить.

– Я никогда ни с кем не целовалась, но мне нравятся песни о любви Дилана и Донована.

Ангелица закрыла глаза, а качели остановились. Мое сердце сильно билось: «Продолжай, продолжай, продолжай!» Я слез с качелей и встал перед ней. У меня дрожали не только колени, дрожало все тело, словно отражение луны на поверхности реки. Дышать стало трудно, и мне хотелось убежать. Я опустился на корточки и посмотрел на ГУБЫ АНГЕЛИЦЫ. Они показались мне никогда прежде не виданным живым существом странной формы. Губы нежно-розового цвета слегка подрагивали при дыхании при тусклом свете луны и уличных фонарей. Я не решился коснуться их.

– Мацуи, – прошептал я, и тогда ангелица раскрыла глаза. – Давай зимой поедем к морю.

Это все, что я мог из себя выдавить.

Ангелица улыбнулась и согласно кивнула.

Я плохо помню, как проходили дни сразу после фестиваля.

Когда мне было три года, отец повел меня на праздник Бон с танцами. Я был просто зачарован огромным барабаном на постаменте и направился прямо к нему сквозь толпу людей, ритмично танцующих под его звуки. Отец рассказывал мне, что, когда он увидел, как сверкают мои глаза при виде большого, обтянутого кожей инструмента, по которому ударяют деревянными палочками, от чего все тела содрогаются, он испытал дурное предчувствие: «Похоже, что ты вырастешь парнем, которого будет волновать только очередной праздник».

В 1969 году, когда мне было семнадцать лет, состоялся «Фестиваль Утренней Эрекции», и теперь я, уже тридцатидвухлетний писатель, постоянно только и мечтаю о том, чтобы устроить новый фестиваль. Звуки барабанов, которые очаровали меня в трехлетнем возрасте, в пятидесятые годы соединились с джазом, а в шестидесятые – с роком и вывели меня на орбиту в поисках все новых и новых развлечений. Что для меня значили эти ритмы? Может быть, обещание БЕСКОНЕЧНОГО НАСЛАЖДЕНИЯ?

На западе острова Кюсю, в Сасэбо на берегу залива, вблизи американских баз, зима кажется бесконечной.

Тем не менее после окончания фестиваля я страстно ждал прихода зимы: ангелица Леди Джейн обещала, что мы вместе отправимся полюбоваться зимним морем.

Мы договорились сделать это на Рождество.

Мы встретились на автовокзале. Ради этого я в течение двух часов массировал плечи своей матери и говорил ей: «Университет? Конечно же я туда поступлю. Возможно, я даже стану учителем, это же у меня наследственное. Наверное, из-за того, что ты учишь малышей, ты и выглядишь такой молодой. Знаешь, что недавно мне сказал Ямада? „Кэн, твоя мать похожа на Ингрид Бергман в фильме „По ком звонит колокол““. – „Ты несешь чушь“. – „Мамуля, как ты можешь говорить такое своему сыну?“ – „Бергман такая красивая. Мы видели ее вместе с отцом давным-давно. В последний раз в фильме с Хэмфри Богардом“. – „Да, знаю! „Касабланка““. – „Точно“. – „Послушай, у нас в альбоме есть мои фото времен детсада, когда мы отправлялись на пикник? Тогда я был настоящим слабаком“. – „А теперь ты стал таким приспособленцем. В кого ты пошел?“» После этой беседы я уговорил мать купить мне плащ с капюшоном фирмы «McGregor».

Он был с двумя молниями, кремового цвета, на оранжевой подкладке. Помимо этого, все на мне – туфли, носки, брюки и свитер – было также высшего класса. Смазав лицо отцовским лосьоном после бритья, я представил, как иду в таком обличье вдоль берега моря в маленькой рыбацкой деревеньке и говорю: «Что это за рыба вялится, камбала? Или это летучая рыба?» И местные жители решат, что я приехал из Токио.

Ангелица поджидала меня в голубом плаще, в сапогах со шнуровкой и с корзинкой на локте. Когда я пробирался через толпу на автобусной остановке к глазам, похожим на глаза диснеевского олененка Бемби, мне казалось, что это напоминает сцену из фильма. Если бы все люди чувствовали себя так, как я тогда, намереваясь отправиться в небольшое путешествие в канун Рождества с подружкой с глазами олененка, одетым в модный свитер, в плаще от «McGregor», то во всем мире сразу исчезли бы все конфликты. Не стало бы войн, и всюду царили бы только лучезарные улыбки.

Нашей целью был Карацу.

Автобус был почти пустым, если не считать парочки лирически настроенных старшеклассников, любителей Саймона и Гарфанкела, направляющихся в канун Рождества к морю, и семейной пары, которая, возможно, в отчаянии решила совершить совместное самоубийство до наступления Нового Года.