Радек Кнапп - Советы пана Куки

— Слишком много смеялась.

— Она стала такой чувствительной после твоего отъезда. Две недели почти не спала. Доктор Килински даже прописал ей валиум.

— Что? Опять вы пригласили этого идиота? Забыли, как он хотел вырезать мне миндалины, утверждая, что это опухоль?!

— Ну не совсем так, — отец испустил глубокий вздох, его было слышно даже в Вене. — Скажи, ты ничего не забыл? Какой сегодня день?

— Вторник, двадцать восьмое. А что?

— Тебе это ни о чем не говорит?

— Вроде нет.

— До твоего возвращения осталась неделя.

— Да ну?

— Что-то не слышу радости в голосе. Похоже, ты об этом забыл.

— Честно говоря, да. Слишком много всего приходится держать в голове. А время летит очень быстро.

— Вот бы и у нас так. Но, к сожалению, твой отъезд заставил нас с матерью многое переосмыслить. Мы вдруг поняли, какое мы старичье.

— Что за бред! Кто вам это сказал? Пан Кука? Спросите его лучше, как на Западе живут люди вашего возраста. Услышите много интересного.

— Похоже, у тебя масса впечатлений.

— Ты и представить не можешь, сколько. Вот вернусь, и такого тебе расскажу! Оказывается, не все то золото, что блестит. И здесь тоже.

— Рад слышать. Тебе что-нибудь нужно, мой мальчик? Мы можем еще успеть прислать тебе посылку.

— Не нужно. У меня все есть.

Автомат запищал. Я посмотрел на табло. Деньги на исходе.

— Папа, пора заканчивать, деньги кончаются. Эти западные автоматы предупреждают заранее.

— Вальдемар, пришли матери еще одну открытку. Ту, первую, она сразу же повесила на кухонный шкаф. И не волнуйся, пана Куку мы любим вовсе не так сильно, как расписала мать. По-моему, он мошенник.

— О нем мне тоже есть что рассказать. У тебя глаза на лоб полезут. Как у североамериканского бобра.

Отец засмеялся.

На табло замигал ноль.

— Скажи маме, что я обязательно вернусь, как обещал. Хотя бы для того, чтобы еще раз обсудить с доктором Килински свои миндалины.

Тут связь прервалась. Некоторое время я тупо смотрел на экран и вдруг осознал, что проговорил сто пятьдесят шиллингов. Половину дневной зарплаты. Но я бы не пожалел и большей суммы. Ужасно приятно снова услышать своих стариков.

После разговора с родителями я вдруг ощутил, как мало у меня осталось времени. А ведь нужно еще раз встретиться с Ириной. С того похода в музей я все думал о предстоящей встрече, прикидывал, как бы достичь заветной цели. Но едва наметилась стратегия, обещавшая успех, произошла одна вещь, которая спутала все мои планы и вообще могла иметь весьма неприятные последствия, более неприятные даже, чем история с бассейном. И Ирина была в этом тоже косвенным образом замешана. Если бы в тот день она не позвонила Бернштейну, и он не ушел бы раньше времени из магазина, все было бы по-другому.

Я как раз раскладывал по полкам новую партию «Лего», когда из кабинета вышел Бернштейн, бледный, как мел. Через его руку был переброшен пиджак. Он сказал:

— Мне нужно уехать на несколько дней. Если меня будут искать, я уехал на ярмарку игрушек. Могу я оставить на вас магазин?

— Конечно, — ответил я, не прекращая возиться с коробками. Я немного нервничал, опасаясь, что Ирина проболталась ему о нашей встрече в музее. Впрочем, тогда Бернштейн вряд ли доверил бы мне магазин.

— Вы и вправду приносите счастье, Вальдемар, — он положил ключи на прилавок. — Не забудьте, пожалуйста, запереть нижний замок и отнести в банк жестянку. Сегодня четверг.

Он замолчал, наблюдая, как я раскладываю коробки. Казалось, он хочет сказать что-то еще:

— Вы помните молодую женщину, которая приходила две недели назад? Когда меня не было? — спросил он.

— Смутно, — соврал я.

— Я еду с ней за город на несколько дней. И думается мне, возможно, в последний раз. Держите за меня кулаки. До понедельника.

Он развернулся и вышел. Я стоял, глядя ему вслед, пока он не сел в машину. Потом поднял очередную коробку «Лего» и тупо уставился на крышку. На ней был изображен правильный четырехугольник. Точно такой, какой я построил перед первой встречей с Ириной. Я изучал его долго и очень внимательно.

Ровно в шесть я запер магазин и закрыл ставни. Обычно я иду домой пешком, потому что живу в десяти минутах ходьбы. Но в тот день мне показалось, собирается дождь, и я спустился в метро. В метро я не ездил уже целую вечность и сразу же запутался: пошел по лестнице не к платформам, а к вентиляционной шахте. В Вене возле станций метро полно таких тупиков, интересных разве что для голубей. Поняв свою ошибку, я развернулся и собирался было снова подняться, но тут на лестнице показались еще двое. Очевидно, они тоже заблудились, потому что, оказавшись внизу, вели себя ничуть не более уверенно, чем я. Они повернулись ко мне, и мы уставились друг на друга.

Это оказались те самые скинхеды, которых Болек отдубасил месяц назад. Узнав меня, они стали испуганно озираться по сторонам в поисках Болека. Потом подошли ко мне, и тот, у которого на куртке было написано «Начало конца», спросил:

— Сегодня ты вышел совсем один?

— Нет, — соврал я. — Тот, большой, покупает билеты и скоро придет.

— Да вы никак бросили ездить зайцем? — осведомился владелец куртки с надписью «Отстой».

Только сейчас я заметил, что рука у него в гипсе: он постучал им по стене.

— Бросили. И давно.

Они замолчали и снова огляделись по сторонам. Потом «Начало конца» наморщил лоб и спросил:

— А чего это ты ждешь товарища не на платформе?

— Мы всегда встречаемся здесь.

Они переглянулись. «Начало конца» посмотрел на часы:

— Чего ж он не идет?

— Не волнуйся. Придет.

— А я и не волнуюсь. С чего бы?

Они приблизились. Сперва на один шаг. Потом еще на один. «Начало конца» стоял теперь прямо передо мной, а «Отстой» держался несколько позади. Я скосил глаза в сторону выхода и увидел вверху треугольник серого неба. Ни единого человека. Внезапно я рванул с места, как ракета, и был уже почти на лестнице, когда вдруг споткнулся и растянулся во весь рост. Жестянка с недельной выручкой выкатилась у меня из кармана прямо под ноги «Отстоя».

Тот поднял ее и стал с любопытством рассматривать:

— Эй, гляди-ка, это не пиво.

— Покажи, — «Начало конца» взял банку и потряс. — Похоже, там внутри бумажки.

Я поднялся и сказал:

— Бухгалтерия.

«Начало конца» изобразил удивление.

— Ты вроде хотел бежать, — он указал на лестницу. — Пожалуйста, путь свободен.

— Только с бумагами, — сказал я.

— На что они тебе, если это такая скука?

— Да мне-то наплевать. Но хозяину они очень дороги.

— Потому, наверное, что никакие это не бумаги, а что-то совсем другое. Может, деньги?

— Ну уж денег там, конечно же, нет.

— Тогда мы, пожалуй, прихватим баночку с собой?

Я наморщил лоб, будто раздумывая над их предложением. Потом резко подпрыгнул и попытался выхватить ее у «Отстоя». Произошла потасовка, во время которой все мы выглядели не лучшим образом. Я получил удар в живот, выпустил банку и отступил на пару шагов. Скорее от удивления, чем от страха.

«Начало конца» подошел ко мне и заглянул прямо в глаза.

— Жить надоело или как? — поинтересовался он. Но голос его дрожал — он боялся, что всерьез меня покалечил.

Я согнулся пополам, будто от невыносимой боли, и простонал:

— Господи, да ты выпустил мне кишки.

— Не ври! У тебя даже синяка не останется. Вот нам было действительно больно — гляди! — и он указал на сломанную руку товарища. — Мизинец никогда уже не будет двигаться, как прежде. А мне твой громила заехал прямо по яйцам. Я узрел все мыслимые созвездия. Разве так можно себя вести?

— Отдай банку.

«Отстой» подошел, держа банку у меня перед носом:

— Ну нет. И скажи за это «спасибо» своему товарищу. Пусть знает. Передай ему, когда увидишь.

Вдруг послышались чьи-то шаги. Скинхеды замолчали и прислушались.

— Давай-ка сматываться, — сказал «Начало конца». — А то вдруг он не наврал?

Повторять не пришлось. Они огляделись и помчались вверх так, словно сам черт наступал им на пятки. Я уже окончательно пришел в себя. Было не очень-то и больно, но почему-то меня тошнило. И значит, о преследовании нечего было и думать. Пару раз я глубоко вдохнул и поковылял по лестнице. Выбравшись наверх, я огляделся. Скинов нигде не было видно. И я побрел домой. Пешком. Ехать на метро у меня пропало всякое желание, к тому же дождем уже и не пахло.

Через десять минут я вошел в квартиру. Болек еще не вернулся с работы, а Лотар сидел у телевизора и смотрел какой-то фантастический фильм. Звуки кинематографического боя были слышны даже с кухни. Я подошел к зеркалу и уставился на свое лицо. Мне почему-то казалось, что во время рукопашной я получил царапину во всю щеку. Но ее не было. Я внимательно рассмотрел то место, куда мне въехал «Отстой». Краснота была, но от такого, безусловно, не умирают.