Бен Элтон - Светская дурь

Она вошла, попросила кокса, занюхала, мать ее, чуть не ведро и в качестве платы за проезд – сразу в койку. Не стану отрицать – секс был отменный. Супер. Аж дух захватывало. Слов нет. Роскошная девица, устоять невозможно. Я знай себе молочу, гляжу на крепенькие сладкие холмики, раскачивающиеся туда-сюда, и думаю: «Я трахаю дочь лорда. Я! Да это же просто ошизеть!» Повторяю, это все очень убого, но я уже сказал, что я англичанин, для меня оформить роскошную детку – это акт завоевания, потому что, если честно, я не верю, что заслуживаю этого. Знаете, раньше всякие черные мудилы всегда старались заполучить себе белую подружку, это всё равно что украсть самую главную ценность врага, так?

В общем, мы с Эмили стали неразлучны, как говорили, и вскоре у моего дома было до хрена журналистов, которых мы пригласили на вечеринку с винтажным шампанским, и мы до того напоролись и нанюхались, что объявили о своей помолвке.

Да, миленький выдался тогда вечер. Эмили сделала татуировку «Томми Танк» вокруг пупка, потому что уверяла, что я пялю ее с мощью новейшего «Челленджера» (ее дядя был генералом), и выставила пупок напоказ перед всеми фотоаппаратами. Ну, и на следующий день ее упругий, прокачанный плоский животик был на обложке каждой газеты в этой стране, не только «Сан», «Миррор» и «Стар», но и «Таймс», «Телеграф», «Гардиан» и т. д. Конечно, «Гардиан» пытался всё обставить с иронией и типа по приколу, словно они рассказывали не об этом, а что об этом пишут, но они ведь всё равно фотку напечатали, мать их. Да они после этого просто жалкая кучка сволочных ханжей, вот и всё.

Эмили была в восторге. Как будто получила золото на Олимпиаде, или там Нобелевскую премию, типа того. Она разложила обложки на полу и сидела рядом на корточках, повизгивая от восторга, и пускала слюни на фотки своего пупка с моим именем, который смотрел на нее со всех до единой обложек.

Ну и что мне оставалось делать? Нетрудно догадаться. Я пристроился сзади, задрал замшевую розовую мини-юбку от Версаче, вытянул полоску трусиков из половинок ее загорелой, золотистой жопки и вдул ей сзади. Это ж был настоящий праздник, так? Мы были в теме. История Британии номер один. Двое накуренных придурков, я ее натягиваю что есть сил, она хихикает, стонет и тащится от обложек со своей фоткой, которые она заполучила просто потому, что входит в число шикарных цыпочек и трахается со мной.

Утро – зашибись. Вот это по мне, чесслово.

Круг алкоголиков в завязке сидел в ошеломленной тишине, словно кучка восковых фигур с открытыми ртами, рядом стоял недопитый чай, печенья лежали на блюдечках нетронутые с того момента, как Томми начал свою исповедь.

– После этого мы немного покатались по полу, отведали круассанов с шампанским и морем другого бухла, и Эмили отправила человека еще за журналами, чтобы раздать своим друзьям. Потом я ее перевернул, сорвал дизайнерские шмотки стоимостью в пять кусков с ее упругого, гладкого, тощего тельца и работал, пока она не кончила и не сблевала…

Впервые за все время слушатели пошевелились.

– Не поймите меня превратно – она бы всё равно кончила и блеванула, хоть я ее дери, хоть нет. Она ни в коем разе не переварила бы все эти круассаны, чесслово. Поверьте мне, если такая девка проглотит, для нее это уже и так полный обед.

Подобное могло сойти с рук только Томми. В его исполнении это звучало даже забавно.

– Отличное утро. Супер, просто улет. Мы с Эмили были так счастливы вместе. Но самое смешное: хотя и было абсолютно очевидно, кто из нас настоящая звезда, и несмотря на то, что она подросла с третьесортного разворота в «Джи-Кью» до сочных обложек газет только благодаря тому, что давала мне без передыху, она была настолько хорошо воспитана, что продолжала вести себя так, словно первой скрипкой в наших отношениях была она, а я был просто забавненьким таким мальчишкой. У нее была такая самоуверенность. Они все такие, эти шикарные пташки. Уверенные голоса, командные интонации, куча самоуверенных дружков и пара реально здоровых, в жопу обдолбанных братьев в джемперах, – они-то и являются единственными людьми, с которыми детки считаются, потому что они просто «таакие аах'енные паарни, даа? Тааакие прикооольные». Вот что я вам скажу, после того как она пожила у меня месяц или два, наша любовь умерла раз и навсегда. Меня тошнило от одного ее вида, и с приближением Наград я начал искать возможность кинуть ее. Кстати, отчасти поэтому я отказался от бухла – чтобы бросить Эмили. На трезвую до меня реальность лучше допирает.

«Срань господня, как же я ненавижу эти херовы Награды, – орала она мне и мудакам из компании звукозаписи, как будто мы были в другом графстве. – Дебютная Премия всегда достается какой-нибудь мелкой шотландской говнюхе, о которой никто отродясь не слышал, а крутые американцы никогда не приезжают, поэтому там обычно нет ни одной настоящей звезды». Нет, представляете? Она, значит, сидит рядом с парнем, который продал пятнадцать миллионов альбомов за прошедшие двенадцать месяцев, и ноет, что тут нет никаких настоящих звезд! Нет, какого хрена! В общем, всё. Помните старую песню Пола Саймона «Пятьдесят способов бросить любовницу»? Обожаю Пола Саймона, чесслово. Короче, он говорит, не сходи с ума, просто просчитай всё, составь план, не смущайся, просто возьми, черт побери, и сделай это. Ну, он никогда не упоминал, что нужно подождать, пока твой лимузин остановится на светофоре, открыть дверь со стороны девки и выпихнуть ее наружу ботинком, но думаю, покумекай он хорошенько, додумался бы и до этого, потому что это самый клевый способ выкинуть цыпочку. Это тема, уж поверьте мне.

Я даже не забыл выхватить у нее свою сумку с порошком, когда она полетела. Шмяк, и она на дороге, шлепнулась прямо на жопу. И сидит среди оберток из «Макдоналдса» в своем прикиде от Гуччи за пятнадцать тысяч, который состоит, в общем, из трех крошечных носовых платков, соединенных шнурками от ботинок. Мы с мудаками чуть не обоссались со смеху, когда лимузин покатил дальше, вот что я вам скажу.

Я оглянулся и помахал рукой. Главная улица Брикстона, пять часов дня, почти нагишом. Единственное белое лицо, которое я там видел. Я не думаю, что когда-нибудь в жизни видел выражение такого испуга. Вот до чего доводит порошок, выпускает из тебя ублюдка, позволяет думать, что пинком отправлять девчонку из машины, потому что тебе не нравится ее произношение, – это забавно… Как бы мне хотелось запечатлеть момент в своей жизни, когда я превратился в полного и абсолютного ублюдка.

Вдруг на глазах Томми показались слезы. Собравшиеся были в шоке. Им было не привыкать к «сырым» эмоциям на собраниях, но это было так внезапно.

– Не волнуйтесь, это просто бухло выливается через слезные железы… Короче, именно тогда я впервые и приложился. Повторяю, я по-прежнему сидел на кокаине, поэтому нельзя сказать, что я был абсолютно чист. Я просто начал программу детоксикации с бухла, ведь от бухла толстеешь, а от кокаина – худеешь. Но, черт побери, я хотел выпить. Мне нужно было выпить. Ребята из компании звукозаписи трещали, усирались по поводу того, какой я крутой чувак, раз так лихо выпихнул накоксованную, полуголую девицу из машины посреди Южного Лондона, и уже в который раз в своей жизни я понял, что, если тут же не напьюсь, есть опасность, что до меня дойдет, какой же я несчастный, высокомерный, жестокий урод.

Я остановил машину у первого же гадючника и купил упаковку «Спешл Брю» и шесть бутылок самого что ни на есть дерьмового австралийского вина, кенгуриной мочи какой-то. Ну, никто же не ждет найти выдержанное шампанское в «народном универсаме».

Потом я уселся рядом с водителем. А этим трем уродам из компании звукозаписи ни глоточка не дал. Просто оставил их за стеклом и сел спереди, только я, водила и, конечно, старый добрый кокс. Когда мы подъехали к Арене, я был уже хорош, и я решил, что с Эмили я поступил на пять баллов, и что она это заслужила, и ни хрена с ней плохого не случится.

Люблю австралийские вина.

Билли было десять, а Кайли – девять. По правилам, им ни за что нельзя было оставаться одним, но мама Билли была матерью-одиночкой, и ей приходилось работать. Дети остались на попечении семнадцатилетней сестры Билли, Мишель, которая ушла купить молока и кофе. Мишель до смерти устала от них и чувствовала, что пятиминутная прогулка по магазинам может вернуть ее в чувство и не позволит ей вышвырнуть одного или обоих сопляков из окна.

Зная, что это совершенно недопустимо, Билли и Кайли пошли наверх в спальню Мишель и улеглись рядышком на постель под постерами Эминема. Они начали целоваться и делали это, пока от смеха уже не могли продолжать эксперимент, и затем Билли показал Кайли презервативы Мишель, которые, как он серьезно объяснил, были «противоперчаточным средством».